Меня трясло, сердце почти не билось от боли. Сложно было понять, лгал ли Миэль или говорил правду. Душа просто не могла вместить услышанного. Стиснув зубы, и едва удерживая готовый сорваться стон, я зажмурилась, чтобы остановить слезы.
«Не могу, не могу, не могу!» - мысленно закричала я, выдирая из памяти образ брата и разрывая его на мелкие куски, словно цветную фотографию. Мосты уверенности угрожающе распадались под ногами… Из всех сил сжав кулаки, я запретила себе чувствовать и думать. Я стала камнем, льдом, и пустотой. И тихо повторила:
-Нет.
Его лицо осталось совершенно бесстрастным.
-Карл! - выпрямившись, крикнул князь так, что содрогнулись стены.
Брат вошел, когда смолкло эхо. Уверенный и гордый, спокойный и невозмутимый – как всегда.
-Я сделал все, что мог, - с легкой ноткой раздражения, сказал Миэль, и кивнул на меня. - Она избрала другой путь. Возьми ее и возложи на жертвенник.
Я с ужасом смотрела, как второй раз бесшумно закрывается за его спиной тяжелая дверь. В ушах звучали последние слова… От страха, даже не заметила, как Карл подошел и встал рядом. Поймав, наконец, мой взгляд, брат молча размахнулся и дал пощечину с такой силой, что я упала и лишилась чувств.
***
Вставало солнце, прохладный ветерок скользил по лицу, слегка перебирая пряди у виска. Осторожно повернув голову, я посмотрела налево: горы, небо, молочная дымка где-то у самых вершин... Справа простиралась бесконечная степь.
«Снова сон?» - я попыталась приподняться и судорожно вздохнула: тело было намертво приклеено к камню. Похоже, Карл выполнил приказ князя. Меня лишили даже права умереть! Кристиану все еще требовалось время, и нужно было отвлечь Миэля от запада. Я должна была бороться за жизнь до последнего.
Вокруг стояла абсолютная тишина, только где-то под самыми облаками слышался одинокий плач ястреба. Он часто летал над крепостью, мы с ним были давно знакомы… Подумав еще немного, и вспомнив все известные факты, я окончательно смирилась с действительностью и попыталась уснуть – на это не требовалось много смелости и сил.
День промелькнул незаметно. Погода стояла теплая, и только под утро, становилось прохладно. Впрочем, уже через пару часов я почти молилась, чтобы на ясном небе, наконец, появились тучи, и пошел дождь. Язык распух от жажды и причинял боль. Даже кошмары, ставшие неотъемлемой частью снов, больше не тревожили – в забытьи я видела только еду и воду.
На рассвете второго дня пришел Карл. Окинув меня внимательным взглядом, он коснулся запястья и нащупал пульс. Минуту брат стоял, казалось, не дыша, затем кивнул и отступил.
-Не передумала? - без интонации спросил он.
Я покачала головой.
Мужчина равнодушно улыбнулся, а затем, взяв себя в руки, снова подошел и, откупорив небольшую кожаную флягу, осторожно напоил меня. Я закашлялась: все нутро обожгло, словно это была не вода, а крепкое вино. Впрочем, сейчас мне уже вряд ли удалось бы отличить одно от другого.
-У меня все затекло… - в моем голосе скользнула мольба: от привычки искать у него помощи, трудно было избавиться.
Карл пожал плечами. Понимая, что он вот-вот уйдет, я набралась мужества и спросила:
-Скажи, неужели ты присягнул ему только из-за власти?
Брат помедлил, словно решая что-то, а потом взглянул на меня и серьезно ответил:
-Было много причин, но я никогда не лгал тебе, и сейчас не буду… Все сложнее, чем кажется, Лия. По сути, мне пришлось лишь согласиться вернуть себе то, от чего добровольно отрекся много лет назад. Как и тогда, причины были весьма серьезными. И, поверь, поступить иначе я не мог. Не думай, что все это доставляет мне радость. Впрочем, ты, наверняка так не думаешь. – Он нахмурился, и, помолчав немного, добавил: – Если придется идти до конца, я не стану колебаться только из-за того, что князь причинит тебе больше мук.
Изо всех сил вжавшись затылком в камень, чтобы заглушить болью подступающие слезы, я закрыла глаза. Постояв еще с минуту, и так и не дождавшись ответа, Карл тихо ушел. Его шаги постепенно замирали в отдаление, пока не превратились в еле заметный шепот и не стихли совсем.
Параман оказался прав: «всяк человек – ложь», особенно там, где балом правила власть. Я с горечью задала себе вопрос и с горечью же призналась, что даже теперь любила своего брата. Любила и даже по-своему понимала…
С наступлением темноты, вновь удалось забыться сном. Вместе со слабостью, в душе росло безразличие к своей судьбе. Медленно и осторожно к моему каменному ложу приближалась смерть - времени оставалось все меньше и меньше. Понимая это, я молилась уже только о том, чтобы Кристиана ничего не задержало в пути, и он успел раньше, чем князь подпишет Тиру смертный приговор.
Ночью пошел дождь. Он смыл пот и грязь, и я пила холодну влагу, как ненормальная. Помню, тошнило, но я все равно пила и пила. Стало так хорошо, что казалось, будто летаю. А поутру взошло солнце. Я вновь воспаряла духом: Благодать, коснувшись души, исцелила застарелые раны и придала сил. На сердце стало светло и радостно – Господь укреплял меня перед последним испытанием.
Днем, еще до полудня, пожаловал Миэль в сопровождении той самой черной фигуры, которую я видела у его трона в первый день. Карл тоже был с ними, и выглядел непривычно бледным и взволнованным.
Ничего не говоря, князь подошел к жертвеннику и, наклонившись, внимательно взглянул мне в глаза.
«Привет тебе, мученица», - прозвучал в сознании знакомый низкий голос.
Я вздрогнула и поежилась. Это был грубый ход: напугать меня больше, чем была напугана, было не возможно, а гордости в моей душе давно не осталось. Поняв, что не дождется ответа, Миэль помрачнел и обернулся к своим спутникам.
-Призываю вас в свидетели. Я сам проведу обряд.
-Владыка? – Карл нахмурился, и хотел было возразить, но мужчина жестом остановил его.
-Оставь, друг. Я не так жесток, чтобы испытывать тебя.
Мрачно кивнув, брат поклонился.
Я посмотрела на Карла, мысленно прощаясь, но, встретившись с ним взглядом, поежилась: его серые глаза горели таким огнем, что казались черными – он все еще верил, что я передумаю.
-Я - Миэль, сын Мигталя Валлора из рода Тарина, призываю господина над своим господином! - громыхнул жуткий голос, и земля завибрировала, словно живая.
Сильные холодные ладони обхватили мою голову, и где-то в отдалении я услышала глухой рокот. Ледяной ужас зажал душу в тиски. Разум скорчился, сжался, и в кромешной тьме небытия скрестился с жестоким разумом князя.
Я была нагая во тьме - ни мыслей, ни памяти о прошлом. Я чувствовала и видела жуткие существа, кружащиеся вокруг. Они терзали меня, выворачивали душу наизнанку. Я не могла вспомнить ни одной молитвы, не могла закричать, отгородиться от них… Не было выхода, будущего, времени. Не было ничего, кроме Миэля и его ненависти. Это было хуже смерти - это были тысячи смертей в мгновение времени.
