У Фарона был при себе флакон с мазью, которая, если помазать ею глаза, мигом показала бы правду, едва прозвучали бы слова заклинания, приводящего ее в действие, но воспользоваться ею означало полезть в карман пивафви и ненадолго закрыть глаза. Если рядом находятся укрытые за иллюзией стражники, им предоставится идеальный момент, чтобы справиться с ним.
Нет, он прибегнет к той магии, которой уже защитил себя. Семь созданных Фароном двойников по-прежнему покачивались в воде рядом с ним. В случае внезапного нападения лишь один шанс из восьми, что именно он станет мишенью.
Оофоон тем временем, казалось, расслабилась. Повелительница аболетов безмятежно развалилась в своей нише, и единственным признаком беспокойства было то, как она прятала под брюхо свою жемчужину. Оофоон не звала стражу, чтобы заменить выведенного из строя Фароном охранника, и не делала никаких угрожающих движений. Наверное, он волнуется попусту. Его заклинание очарования явно подействовало. Маг решил еще раз убедиться в этом, задав аболету вопрос, на который тот не ответил бы, не будь он зачарован.
— Где Квентл теперь? — прожестикулировал Фарон.
— Отправилась искать корабль хаоса.
— Ты сказала ей, где он?
Повелительница аболетов молча глазела на него, но молчание само по себе служило достаточным ответом.
Фарон быстро окинул зал взглядом и заметил, наконец, недостающие части головоломки. К дверному проему прилипло несколько клейких нитей, похожих на остатки порванной паутины. Еще он разглядел горлышко винной бутылки, торчащее из груды водорослей, на которой покоилось брюхо Оофоон. Не все, что видел Джеггред, было иллюзией: Квентл воспользовалась жезлом — намеренно, — чтобы удержать его по другую сторону двери. Потом, получив нужную информацию от Оофоон, она уничтожила барьер при помощи алкоголя.
Квентл и Оофоон вдвоем разыграли хитрое и подкрепленное иллюзией представление для Джеггреда — и Фарона. Все это время Оофоон ожидала награды. Повелительница аболетов знала, что Фарон, едва услышав о «смерти» Квентл, вернется — и будет съеден.
Руки Фарона взметнулись, творя заклинание, но прежде, чем он успел завершить его, прямо перед ним — настоящим, не одним из двойников — словно ниоткуда возникла жемчужина, которую держала Оофоон. За миг до того, как она ударила его в грудь, Фарон понял, что, очевидно, произошло. Повелительница аболетов положила жемчужину в пасть и плюнула ею в него, спрятав свои действия за иллюзией.
Жемчужина ударилась о его грудь и взорвалась с таким грохотом, что из его легких вышибло воду, а в ушах зазвенело. Оглушенный, не способный ни двигаться, ни говорить, он безвольно обмяк в воде — один, всех его двойников рассеяло взрывной волной. Он был слаб, у него кружилась голова, он не мог пошевелиться — и все же каким-то уголком сознания сумел оценить всю иронию происходящего. Он собирался оглушить Оофоон заклинанием, а вместо этого аболет нанес ему поражение при помощи точно такой же магии. То, что он ошибочно принял за жемчужину, было не чем иным, как одной из магических бусин Квентл.
Кроме того, его чарующее заклинание, похоже, не подействовало на Оофоон вовсе. И его зеркальные подобия тоже не одурачили аболета: Оофоон явно могла видеть сквозь иллюзию, раз сумела выбрать настоящего Фарона и поразить его с помощью магической бусины. Она дразнила его, когда говорила правду, зная, что скоро он будет уязвим, как летучая ящерица в паутине.
Вылетев из ниши, Оофоон устремилась к беспомощно висящему Фарону. Широко разинув челюсти, она всосала мага в пасть. У Фарона, все еще оглушенного силой взрыва, не было сил даже для того, чтобы вскрикнуть, когда челюсти захлопнулись. Тьма окутала его, и острые как бритва зубы вонзились в его тело.
Халисстра стояла под трофейным деревом,[1] поднеся к губам рукоять поющего меча. После того как две ночи назад она одолела фазового паука, жрицы позволили ей оставить себе и сломанный меч, и щит, и кольчугу Сейилл. Еще ей вернули знак ее Дома — который Халисстра, вместо того чтобы приколоть к пивафви, засунула в карман — и другие ее магические кольца и вещи. Снова к ней вернулась ее лира, хотя у Халисстры не было никакой охоты пользоваться ею, как и другими предметами из Подземья, которые она отложила прочь. Вместо этого она упражнялась с поющим мечом, и пальцы ее летали над отверстиями, когда она пыталась подобрать мелодию, соответствующую по настроению заснеженному лесу и облакам, лениво плывущим в вышине, белым и легким, будто волосы.
Рилд сидел неподалеку на бревне и точил свой короткий меч. Хотя он выбрал место в глубокой тени, но все же щурился от утреннего солнца. Он привалился спиной к большому валуну под пологом ветвей, нависающих почти над самой его головой. Он явно все еще опасался открытого пространства, когда над головой не было ничего, кроме неба.
Мало-помалу неритмичное «вжик… вжик-вжик… вжик…» точильного камня Рилда начало действовать Халисстре на нервы и заставило ее опустить поющий меч.
— Рилд, — раздраженно бросила она, — если уж тебе надо заниматься этим здесь, то не мог бы ты по крайней мере делать это в такт музыке?
Удивленный, Рилд оторвался от своего занятия.
— Ладно, — отозвался он. Выбравшись из-под нависающих ветвей, он вогнал меч обратно в ножны. Хмуро глядя в лес, он спросил: — Как долго ты намерена еще оставаться тут?
— Десять дней, месяц… год, если понадобится, — ответила Халисстра. — Пока я не узнаю всего, что могу, о служении Эйлистри.
— Ты имеешь в виду — всю жизнь, — кисло заметил Рилд.
— Возможно, — пожала плечами Халисстра и добавила: — Ты же знаешь, что тебя никто не заставляет оставаться. Можешь возвращаться в Мензоберранзан, или попробовать найти Квентл и прочих, или отправляться хоть в Абисс, если угодно.
Рилд упрямо глядел на нее.
— Я хочу остаться с тобой.
Видя выражение его лица — люди назвали бы это любовью, — Халисстра остыла.
— Я рада, — ответила Халисстра. — И не только за себя, но и за тебя тоже. Темная Дева примет тебя, если только ты этого захочешь. Эйлистри сможет открыть тебе радость, которой ты никогда не знал. Мы, дроу, слишком долго сидели взаперти в Подземье, и теперь мы занимаем принадлежащее нам по праву место под солнцем — и удержим его, если понадобится, силой наших мечей.
Рилд не ответил, лишь взглянул на трофейное дерево. Проследив за ним, Халисстра увидела, что он смотрит на глубокую нишу в стволе, где одна на другой покоились две головы. Это были черепа с несколькими уцелевшими прядями черных волос. У верхнего черепа не хватало нижней челюсти. По виду они были человеческие, но челюсти нижнего черепа слегка выдавались вперед и клыки были великоваты. Вид их, казалось, смущал закаленного воина, что было странно, поскольку Рилд в бытность свою Мастером Оружия в Мили-Магтире, несомненно, видывал куда более ужасные вещи.
