— Мы не записываем разные события, — сказал Джиб. — У нас есть только старые сказания, которые переходят от отца к сыну. Должно быть, они правдивы, но я не знаю, насколько.
— С тех пор, как гномы обитают на этих холмах, твой народ жил там. И даже еще до нашего появления. У нас тоже есть свои легенды. И о тех, кто открыл здесь руды, и о тех, кто прокладывал первые штольни. Так же, как и вы, мы не знаем, сколько в них правды.
Джиб взвалил на плечо сверток для отшельника.
— Я должен идти, — сказал он. — К пещере отшельника придется долго подниматься. А я хочу добраться домой засветло.
Снивли склонил голову в знак согласия.
— Это достойный поступок. Но нынче развелось много волков. Больше, чем когда-либо, насколько я слышал. Если ты припозднишься, заворачивай к нам и переночуешь здесь. Тебе тут всегда рады.
Сначала Джиб подумал, что отшельника нет на месте, и это было бы весьма странно. В последние годы, особенно после того, как он ослабел, отшельник никогда не покидал пещеры, разве что выбирался запасти лекарственные корни, растения, листья и кору.
Огня в пещере не было и даже не пахло дымом. Тут давно не разводили огня. На одинокой тарелке, стоявшей на грубо сколоченном деревянном столе, лежал засохший яичный желток.
Джиб посмотрел в темноту.
— Отшельник, — тихо позвал он, ощущая какой-то смутный страх от звука собственного голоса, в причинах которого он не мог разобраться. — Отшельник, ты здесь?
Слабый звук донесся из угла. Должно быть, там скреблась мышь.
— Отшельник? — снова позвал Джиб.
Звук повторился.
Согнувшись, чтобы лучше видеть, Джиб осторожно двинулся в ту сторону.
— Я здесь, — слабым голосом сказал отшельник. Голос напоминал шелест падающего листа.
Когда глаза Джиба привыкли к темноте, он увидел его — плоское исхудавшее тело было еле различимо во тьме, лицо покрывала мертвенная бледность.
— Отшельник, что с тобой?
Джиб склонился к соломенному тюфяку. Отшельник был закрыт одеялом до подбородка.
— Нагнись поближе, — сказал он. — Мне трудно говорить.
— Ты болен? — спросил Джиб.
Бледные до синеву губы отшельника еле шевелились.
— Я умираю, — сказал он. — Слава Богу, что ты пришел.
— Тебе что-нибудь надо? Воды? Супа? Сейчас я сварю тебе что-нибудь.
— Слушай, — сказал отшельник. — Не говори, а только слушай.
— Я слушаю.
— Шкатулка у стены… Ключ висит у меня на шее. На шнурке.
Джиб протянул руку.
— Нет, подожди.
— Да?
— В шкатулке… в шкатулке…
Отшельник боролся, чтобы выдавить из себя хоть слово.
— Книга в кожаной обложке. И топорик. Топорик сделан из камня. Отнеси и то, и другое епископу.
— Какому епископу?
— Епископу Башни. Вверх по реке, к северу и западу. Спрашивай. Люди тебе покажут.
Джиб ждал. Отшельник молчал. Он больше не пытался говорить.
Осторожно протянув руку, Джиб нащупал шнурок у него на шее. Приподняв голову отшельника, он высвободил его. На конце шнурка болтался маленький ключик.
Джиб опустил голову отшельника на подушку.
Несколько секунд он подождал, но отшельник не шевелился. Поднявшись, Джиб пересек пещеру, чтобы найти шкатулку. В ней лежала книга, маленькая книга, завернутая в кожу. Рядом с ней лежал топорик. Он не был похож на те топоры, которые Джибу доводилось видеть раньше. Он был вырезан из камня и заострен с одного конца. Даже каменный, он обладал гладкостью металла. И только при внимательном разглядывании можно было различить легкие щербинки.
В шкатулке были и другие предметы — бритва, двое ножниц, гребенка, маленький сосуд, наполовину наполненный синей жидкостью.
Вынув книгу и топор, он вернулся к отшельнику.
Тот открыл затуманенные глаза:
— Ты взял? Хорошо.
— Я отнесу их епископу.
— Ты Джиб. Ты бывал здесь раньше.
Джиб кивнул.
— Ты подождешь?
— Подожду. Что я могу для тебя сделать? Хочешь воды?
Отшельник еле заметно покачал головой.
— Ничего не надо, — сказал он.
Джиб ждал, стоя на коленях рядом с тюфяком Дыхание отшельника было столь слабым, что грудь его еле поднималась, и между вздохами проходило много времени. Волоски на верхней губе обросшего лица еле шевелились, когда воздух проходил сквозь ноздри.
— Я стар, — наконец заговорил отшельник. — И пришло время. Давнее время. — Он снова погрузился в молчание. Дыхание было все таким же слабым. Дважды Джибу показалось, что оно прекратилось. Но это было не так. Отшельник всего лишь впадал в забытье.
— Джиб?
— Да.
— Оставь меня здесь. Когда все будет кончено, оставь меня здесь.
Джиб не ответил. Вокруг стояла гнетущая тишина. Отшельник еще дышал. Затем он сказал:
— И завали вход в пещеру. Ты сможешь это сделать?
— Да, — сказал Джиб. — Смогу.
— Я бы не хотел, чтобы волки…
Он не окончил фразу. Джиб продолжал сидеть рядом с ним. Один раз он подошел к выходу из пещеры и выглянул наружу. Солнце уже миновало зенит и клонилось к западу. С той высоты, на которой располагалась пещера, он видел болота, откуда двинулся утром. Видел даже отблеск реки.
Вернувшись, Джиб продолжал свое бдение. Он попытался думать о чем-нибудь, но понял, что ему это не удастся. Хотя было так много вещей, о чем стоило подумать, он не мог отделить одно от другого. В голове его царило смятение.
Шло время, Джиб уже не смотрел на отшельника, а просто сидел рядом с ним. Наконец пригляделся к нему, не признаков дыхания не заметил. Он ждал, помня, что должно пройти время, прежде, чем он сможет окончательно в этом убедиться. Но текли минуты, и волоски на верхней губе больше не шевелились; отшельник лежал спокойный и безжизненный. Джиб приложился ухом к его груди, но не услышал биения сердца. Оттянул веко на одном глазу, и увидел только стеклянный блеск зрачка.
Джиб понял, что отшельник мертв, но продолжал сидеть рядом, словно его бдение могло отогнать смерть. Теперь он снова мог думать и постарался сообразить, что ему здесь надо было бы сделать. С ужасом вспомнил, что даже не дал отшельнику воды. Он спросил, а отшельник сказал, что не хочет пить. Но разве он не должен был ему все-таки дать хоть что-нибудь? Разве он не должен был постараться как-то помочь умирающему? Но куда было бежать за помощью? И кто бы смог помочь? Да и сам отшельник, подумал Джиб, не оставил бы умирающего человека отходить в одиночестве.
Отшельник, размышлял Джиб, был старым человеком и не боялся смерти. А может быть, он ждал ее, как желанного друга? Еще этим утром Друд пытался представить, какие радости могли быть у отшельника. На этот вопрос уже не получить ответа. Но, сказал себе Джиб, конечно, он что-то получил от жизни, и может быть, самое главное — иначе не смог бы так спокойно встретить смерть.
