Жрец солнца пошептался с полусонной жрицей луны, они взяли в круг ещё нескольких подоспевших служителей, образовали вокруг диковинного сооружения кольцо, затянули песню. В принципе, тут годилась любая, не противоречившая любой из религий — но даже и в этом обозначился не абы какой склад ума здешних — в слегка похабной песенке Лен признал старую балладу об удалом кирасире и юной пастушке, а также что у них там потом на сеновале вышло. Постепенно чуть писклявые и сиплые на морозе голоса зазвучали в лад, окрепли.
В лица потянуло теплом, а на оградке из вбитых железных колышков заплясали синеватые огоньки святого Хельма. Запахло горячим ветром, пахнуло грозовой свежестью, а над самим местом вымахнул к удивлённо потускневшим звёздам столб света.
– Точно, именно оно, — веско припечатал своим мнением жрец из храма Всех Ветров, чьё мнение в этих открытых, равнинных местах почиталось одним из важнейших. — У меня никаких сомнений.
Остальные жрецы подтвердили, и даже давешний попик из церквушки Белого Бога скороговоркой пробормотал что-то приличествующее случаю. Важный, потный от волнения и бородатый мужик из гильдии каменотёсов зычно добавил своё мнение. И только теперь бургомистр, который уже отчаялся в эту окаянную колдовскую ночь вернуться под тёплый бочок своей полюбовницы, обречённо отмахнулся. В смысле, повелевающе махнул рукой.
Оказалось, что всё уже готово. Юрко снующие вездесущие мальчишки окружили место несколькими кострами из проворно доставленных вязанок — чтоб работным людям и жрецам теплее было. Их сёстры и мамаши привычно принялись поддерживать огонь и даже разогревать в котелках освежающий и поддерживающий силы травяной отвар, беззлобно обмениваясь шуточками ко всему привыкших терпеливых женщин.
Как только обозначенное место подтаяло, рабочие принялись клещами и рычагами извлекать из мостовой булыжники. Да не плоские, как кладут иной раз лентяи или неумехи — а цельнотёсаные столбики в локоть высотой. Да уж, добротно тут устраивали, на века… чуть в сторонке двое парней уже замешивали известковый раствор, а жрица Луны торопливо и взахлёб вталкивала туда сияние небесного светила вперемешку с лунными искорками. Тут главное побольше.
– Осаживай взад… ещё чуток!
На полную суетящихся и работающих людей площадь задком въехала телега, и к ней подскочили сразу четверо дюжих плечистых мужчин. Хекнув от натуги, они вытащили завёрнутое в рогожу нечто и с кряхтением подтащили поближе. Впрочем, Лен уже не сомневался, что там было. Зеркало. Не простое, понятное дело. Зачарованного лучшими чародеями серебра, обработанного затем прихотливыми и неравнодушными руками мастеров подгорного народа.
Рогожу осторожно и с благоговением откинули, и Лен улыбнулся. Да, есть что-то такое в этом благородном металле, что таинственно и непостижимо притягивает одних и обжигает не к ночи будь помянутых. На деревянных брусьях лежала изрядных размеров (шага этак в полтора) восьмиугольная плита. Четыре главных стороны с отлитыми в них древними рунами и четыре вспомогательных со знаками второго ряда. Истинное их значение приводить, пожалуй, не стоило — не все учения однозначно сходились в точном их толковании. И в попытках прошлого выяснить что там к чему, слетело немало дурных и чересчур горячих голов.
Каменщики уже выкорчевали потребное количество булыжников, обнажили светлую и исходившую на морозе паром подкладку из песка и гравия.
– Погодите, — опомнился Лен и шагнул ближе. Уж из хоть каким-то боком волшебников он тут один.
Кольцо на левой руке бешено запульсировало, задёргалось, но молодой ведун лишь стиснул ладонь в кулак, ощущая на себе десятки заинтересованных и испуганных взглядов. Ага, боишься? Вон как поджилки дрожат…
Ну хорошо-хорошо, не верещи, попробую правой рукой.
Сильные и опытные волшебники называли такое сработать разрядником. К сильным Лен себя безо всякого стеснения относил, а вот к опытным… ладно, то дело наживное. В общем, чародей мог послужить своеобразным индикатором в попытках обнаружить или проверить место концентрации Силы. Не всегда и не каждый — но вот что всякая работа должна быть проделана на совесть, это вам скажет каждый знающий толк в любых делах.
Чуть взрыхлённый грунт оказался горячим. Настолько, что ведун едва не отдёрнул ладонь — но боязнь опозориться пересилила природный порыв тела. И рука дерзкого человека лишь плотнее вжалась в исходящую жаром массу.
Потом ему примчавшаяся поглазеть Эльфире рассказывала, что окутался он весь как шубой синим сиянием. Да толстым, лохматым — а в нём то ли звёздочки, то ли и вовсе искорки так и шастают! У всех кто поближе был, вовсю в носах засвербело и из глаз слёзы брызнули. Да волосы сами собою дыбом встали, что свои, что мех на одёжке. Даже у хромого писаря из ратуши, который уж лет пять был лыс как колено, потом на голове выросла буйная шевелюра…
Небо обрадованно распахнуло свою пугающую и чарующую глубину, когда в него сыпанули яркие искры чародейского фейерверка — то могучий ведун чуть направил вливавшуюся в него Силу вверх. Крыться не от кого было, настроение оказывалось бесшабашно-весёлым. Ночь словно распахнулась… или нет, охотно и непринуждённо поведала свои тайны. Не сходя с места, Лен мог заглянуть в любой дом словно в горшочек, всего лишь приподняв незримую крышечку. Кто что ел, кто с кем спал, и кто на самом деле увёл по осени лучшего жеребца из конюшен городского полковника. Хотя, лучше о том молчать. Прав таки тот старикашка Архимаг — неча без нужды в дела людские лезть. А вот порадоваться нынче стоило.
Отчего бы нет, коль разрядник сработал, и тут уже окончательно отпали все могущие только возникнуть сомнения?
– Прилаживай! — негромко шумнул на своих весьма впечатлённый зрелищем гильдейский каменотёс, когда Лен оторвал почти потерявшую чувствительность ладонь и шагнул в сторону.
Солидный и степенный звездочёт, который совещался с каменотёсами, приложил линейки, поколдовал со здоровенным циркулем, беззастенчиво отмеряя углы прямо от лунного луча и направления на просиявшее ярким пламенем созвездие Волка. Лишь затем он властно воздел над каменной проплешиной недрогнувшую руку. Коротким весенним громом прозвучали несколько слов — да так, что ближние потом долго и со смущением шум из ухов выковыривали. Однако над местом, зеленоватым чародейским огнём, прямо в воздухе загорелись две пересекающиеся линии.
– Там полночь, там восход, там полудень — а там, соответственно, закат, — пояснил астролог, порыв над чертежом своим крючковатым носом и пальцем выписав у линий соответствующие руны.
