Сказал Тарнааль Алгарсэну:
— Отделяю тебя от твоей Силы. Силу же твою разделяю на две части. Первую из частей, соединенную с сердцевиной Эссенлера, я оставляю здесь и укрываю во внутренней сути этой земли: пусть никто и никогда отныне не сможет владеть ею. Второй же части твоей Силы я придаю форму драгоценного камня, каковую форму, говорят, имеют сердца некоторых богов. Радуйся, Алгарсэн, ведь сегодня поступили с тобой так же, как со многими из них! Тебя же самого я изгоняю из Рассветных Земель навеки: возвращайся в те земли, где ты родился, и не смей более покидать их — отныне колдовские дороги между мирами закрыты для тебя.
С этими словами он отсек обломком меча Алгарсэна от его Силы, а саму Силу разделил на две части. И тогда сердце Алгарсэна в руке Ангела-Стража превратилось в драгоценный камень, а сам бунтовщик умер. Дух его покинул пределы Эссенлера и долго скитался в пустоте в мрачных областях между мирами. Только лишь через несколько столетий Хеллаэн, родина Повелителя Драгоценностей, притянул к себе свое блудное порождение. Там, в пустошах Темных Земель, на холодных камнях, очнулся изгнанник. Был он слаб и беспомощен, Сила же его была — как кровоточащая рана. Он долго лежал, смотря в темное небо Хеллаэна, изрезанное сверканием молний, а потом встал в взял в руки один из камней, рядом с которыми очнулся. И показалось Алгарсэну, что некоторыми свойствами этот камень подобен тем драгоценным камням, которыми повелевал он прежде. И еще показалось ему, что в этот миг боль его стала немного слабее.
Он поселился в той пустыни и стал изучать волшебство заново, и хотя его ждали многие неудачи, и многие таланты так и не вернулись к нему, кое-чего он все-таки достиг. Он воздвиг высокий, неприступный замок со многими подземными этажами, тайными ходами, невидимыми кладовыми и убежищами, и подчинил себе окрестные земли. Раны, нанесенные его духовной сути, зарубцевались со временем, и вскоре вновь распространилась о нем слава, как о искусном волшебнике, не уступающем ни одному из прочих Лордов Хеллаэна. Но слава и лесть раздражали его, потому что Сила его была невелика, и он знал это. Там, где другие брали мощью, ему приходилось более надеяться на Искусство и собственный опыт. А это — не столь хорошая замена, как полагают многие, потому что молодой неумеха со временем может научиться правильно использовать свои силы, но старик никогда не вернет себе молодость. И казалось Алгарсэну, что в волшебстве он подобен дряхлому старцу, умеющему углядеть ошибки молодых, но не имеющему ни сил, ни ловкости, чтобы ими воспользоваться и одолеть юнцов. Не мог он более путешествовать по волшебным дорогам, ибо этого таланта его лишил Тарнааль, но со временем изыскал для путешествий иной способ, более сложный и долгий, и не раз его видели в иных Землях. Но никогда больше не возвращался он в Эссенлер и долгое время не пытался мстить своим врагам, потому что не желал размениваться на мелочи и вновь подвергать себя их гневу, не насладившись прежде сполна их унижением и отчаяньем, а способа отомстить достойно он не мог отыскать. В глубине сердца ненавидел он и нынешнюю свою Силу, и землю, где жил, потому что казалось ему, что прежде жил он во дворце — но был изгнан из него и вынужден обитаться в бедняцкой лачуге, был богат — ныне же, как нищий, вынужден трястись над каждым медяком, владел рубинами и алмазами — ныне же должен беречь валуны и булыжники. От того часто убивал он волшебников, забредавших в его земли, даже если не имел с ними никакой вражды и никакой пользы не мог извлечь из их смерти. По этой причине путешественники и торговцы старались стороной обходить его владения. Люди стали называть его Повелителем Камней.
Теперь надлежит оставить его и вернуться во дворец Лорда Зерема, изрядно пострадавший во время поединка меж Алгарсэном и Ягани. Явились туда некоторые из восседающих в Совете Лордов, и в числе их — Келесайн Майтхагел, а с ним — ученики его. Были освобождены Ягани и Зерем из оболочек, которыми окружил их Повелитель Драгоценностей, и гневно сказала Ягани Зерему:
— Почему ты не предупредил меня, что в твой план посвящен еще кто-то?
— Ты — не актриса, но Леди, — отвечал ей Зерем. — Ты не смогла бы сыграть свою роль, как должно. А Повелитель Драгоценностей, увидев, что ты сражаешься не в полную силу, почуял бы подвох.
— А если бы я убила его, и через то открылось бы, что никакого отношения Алгарсэн не имеет к происходившему в Эссенлере? — Спросила Ягани. — Что было бы тогда?
Пожал плечами Повелитель Бестий.
— Нетрудно сказать, — отвечал он. — Ты понесла бы наказание, как убийца.
Захотела тогда Ягани рассечь огненными клинками душу и тело Повелителя Бестий, а прах его развеять по ветру, но прочие Лорды не позволили ей этого. Обернулась тогда Ягани к Джордмонду и Тарнаалю.
— И это — тот закон и то правосудие, которые вы столь высоко превозносите? — Спросила она их.
— Не знали мы ничего о замыслах Зерема, — отвечали ей Лорды, — иначе, без всякого сомнения, постарались бы остановить его.
— Я выхожу из Совета, — сказала им Танцовщица. — И ни в чем более не будет вам от меня помощи.
Некоторые пытались утишить ее гнев, но не преуспели в этом. В сильном раздражении покинула их Ягани и скрылась в своем огненном царстве.
Сказал Джордмонд:
— Трудно назвать благородным поступок Лорда Зерема, однако все мы перед ним в долгу за то, что он помог нам разоблачить предателя. Следует помочь ему в восстановлении его цитадели.
Сказал Зерем на это:
— Я справлюсь и сам. Лучшая от вас будет помощь, если вы все немедленно покинете мои владения.
Когда ушли Обладающие Силой из его земель, сказал Келесайн Тарнаалю:
— Твой меч сломан. Примешь ли ты от меня другой клинок, как дар?
Сказал Тарнааль:
— С радостью.
Тогда отправился Келесайн со своим старшим учеником, Наврандом, в кузницу, и там приступил к работе, призвав к себе нескольких искусных альвов. И сотворили они меч из серебра, и наделили его волшебством света, и покрыли лезвие меча многими рунами. Но сказал Келесайн, взяв в руки этот меч:
— Недостаточно он хорош для Ангела-Стража. Не обрадуется он такому мечу и неумехой назовет того, кто сотворил его.
Ушли из кузницы альвы, опечаленные словами Келесайна. Он же призвал к себе народ живых молний и просил помочь ему в изготовлении оружия. Всем был хорош новый клинок, гибкий, как плеть, и острый, как бритва. Он мог поражать, подобно молнии, врага на большом расстоянии, а при ударе становился подобен плети-семихвостке, и в семи местах пронизал врага.
Но сказал Келесайн:
— Слишком много в этом мече от моей Силы. Мы же должны сотворить то, что более подошло бы самому Тарнаалю, а не мне, ведь иначе он вернет мне мой дар.
