"Нда, ученик", - промудрил наставник. Я говорю "промудрил", это мое определение такого непонятно восхищенного, мудрого и слегка подначивающего тона учителя.
"Я уже потеряла свою мысль, переключилась на мысли о сестре, а ведь это записи совсем по-другому поводу.
Это все о Жеке.
Когда он появился в Академии, то это было странно. Кстати, это его любимое словечко. "Странно". Но я бы про него сказала "восхитительно". Он меня все время восхищает. Надо же быть таким упорным, упертым, сильным, смелым, наглым, дружелюбным, нежным и главное, что разным. К нему подходит именно слово "разный". Жека он со всеми разный. Меня поразило, как он подружился с Олгом.
А еще меня удивило, что у него столько друзей.
Меня слегка раздражало, когда Фрося (она жила со мной в одной комнате) проводила долгие часы, рассказывая о своем Варане и тут же проводя рекламную кампанию своего друга Евгения Сангадиева".
Хмм, я а и не знал о такой помощи Фроси.
"Читай!", - последовал комментарий учителя. И я читал дальше.
"А потом я поняла, что они все меня охраняют".
"Под "они все" она имела в виду всех?".
"Естественно".
Этот обмен репликами с наставником мне помог переварить это короткое признание. Я-то полагал, что Амели не знала, что происходит. А она...
"Жека много пропадал. Мне о нем рассказывала Фрося, а еще я подружилась с ее парнем Вараном. А потом к этой компании присоединился Антон Макаров и Ник Клейм. А еще остальные.
Я понимаю, что Жека их попросил присматривать за мной, но меня временами сильно стало раздражать их назойливое внимание.
Но это уже не важно. Все прошло. Все всегда проходит".
"Учитель, она права, что все всегда проходит?", - мне дико хотелось услышать, что нет, не права.
"Ты и сам знаешь, мастер, что не права. Есть вещи, которые проходят, есть, которые остаются. Все дело в нашем восприятии".
"Спасибо, наставник", - сейчас он дал мне той уверенности в жизни, которая мне была так нужна.
"А потом было это.
Я уже почти все забыла.
Не хочу вспоминать.
Но тогда зачем я это пишу?
Так вот, я отправилась на практику. По принятой практике мне надо было добраться до артефактного места, созданного драконами. Это потом я узнала, что виэнам туда нельзя. Они сделали это специально".
Одна только мысль, что они сознательно подвергли мою девушку опасности, сводила меня с ума. Эта мысль вызывала ярость, не рассуждающую ярость и разрушающий гнев. Убил бы их на хрен. Жестоко стер вообще этот мир с лица миров.
"Тише", - велел учитель.
"Пещера Найорови, так называется это место в хрониках виэнов. Я не соотнесла своих знаний с тем, что говорили учителя в Академии. Если бы я знала...
А так...
И вот, все было нормально, все было, как всегда.
Я зашла в пещеру. Между прочим, мир там противный. Он мертвый, а вот пещера живая. В хрониках виэнов есть короткое объяснение, как драконы создали это место.
Давно-давно, мне не хочется сейчас разбираться в соотношении единиц исчисления виэнов и драконов. Так вот давно-давно это был обычный мир со своими проблемами и недостатками. Но один пьяный дракон, а бывают и такие, придумал, что надо что-то учудить.
Не мне судить, но читая хроники и слушая учителя Чава в Академии, мне стало казаться, что основным мотивом жизни драконов служит желание чего-нибудь учудить".
"Как она права! Какая девушка! Как выражает мысль! А какая магическая и словесная точность в определениях!", - здесь мой наставник зашелся в восторгах. В принципе, мой опыт общения с Чавом и Алексом подтверждает ее выводы.
"Так вот неизвестный дракон при этом решил еще быть добрым. Но, как правило, решение быть добрым еще не означает подлинной доброты. Так этот дракон нашел самого страшного злодея и придумал ему меру перевоспитания. Взял чужую душу и заточил в это место. Душа в пещере. Душа в потемках. Дракон был пьян, сим и не поставил ограничения на виэнов. Я думаю, что он просто забыл о виэнах. В хрониках часто говорится, что драконы и виэны мало соприкасались друг с другом. Уговор, то есть обязательства заточенной души заключаются только в людском воспитании и просветлении.
Естественно, что насильно заточенный издевается и мстит всем другим нечаянно зашедшим в то место. Я так думаю, что и Черных он тоже мучает.
Я когда туда зашла, то поняла, что уже поздно. Но назад хода не было.
Зато я бы, наверное, выбралась, если бы было больше времени. Я ведь сумела закрыть свое сознание от этих ужасов. Почему-то (а видимо просто проверенного годами) пещера мнит, что надо всех чужих пугать.
Ко мне пришли неимоверные ужасы, но умея слушать мир, они не очень-то и страшны. Здесь основное - это поверить тому, что слышал раньше и усомнится в наветах пещеры. Я закрыла сознание, но здесь пришел он.
Жека.
Я глупая девочка.
Очень глупая.
Я открылась.
Я хотела ему сказать, чтобы уходил.
Он ведь виэновский друг, а таким не место в пещере.
Я открыла разум и сознание, здесь пещера и победила меня.
И его".
Я вытер пот со лба. Минуты три я пытался вспомнить, какие-то образы стали приходить ко мне. Образы. Слова. Мысли. Страхи.
"Прекратить рефлексию", - зарычал наставник.
Я прекратил, но страх все еще волнами на меня накатывал.
"Не знал, что умею так боятся", - признался я спустя минуты три.
"Ты не знал, что умеешь сражаться... любить... жить, так что прими на веру, что умеешь все", - дальновидно посоветовал учитель.
Люблю такие советы. Как-то это вселяет в меня веру в реальность происходящего.
"А кто бы сомневался", - хмыкнул довольный наставник.
"Меня нельзя испугать страхом. Я боюсь боли. Боль это для меня очень страшно. Нашла мерзкая пещера, чем меня напугать. Добилась своей цели.
Я и не боюсь, но вот тогда забоялась ужасно".
После прочтения этого абзаца, я холодно подумал, что убью всех виновных в ее страхах. Сначала убью, а потом буду разбираться.
Учитель предпочел промолчать, притворившись веником.
"Ужас воплотился в чудовище. Это чудовище шло ко мне и хотело уничтожить. Я помнила, что я сильная и убила чудовище, а тогда морок ушел. Осталось дикое ощущение чужой радости и моего горя".
Маленькая моя девочка, Амели моя. Ох.
Читая ее записи, я стал вспоминать. Да, я помню, как я вошел в пещеру и как затем сошел с ума. А потом еще помню, как я опомнился. Воспоминания мелькали фрагментами, иногда неясными и размытыми, а потом четкими и мерзкими. Плохо мне было очень. Пожалуй, я второй раз пережил свою смерть. Я ведь почти умер.
"Почти, ученик", - напомнил учитель. И этот голос как-то помог мне осознать, что все то уже прошло. Есть только это. Эти несгоревшие записи, а еще надежда. Я хочу знать, что было дальше.
