Пришлось пригрозить начинать убивать мальчиков, только тогда вновь выбранный вожак показал воинский тайник, из которого можно было вооружить неплохую армию, но, главное, удалось восстановить свою. Плоты рыбы практически не тронули, не успев понять их устройство, поэтому колёса, подвязанные на продажу товары и даже хрупкие крылья остались целы.
Забавная находка обнаружилась в жилище вождя. Целый мешок сонного зелья, мелко просеянного порошка, который хранился как в матрёшке, в нескольких слоях защиты. Тканевый мешок вставлялся в кожаный, тот — в плетёный, ещё раз в кожаный и всё это вместе в корзину. Нашлась здесь и заготовка второго посоха, полированная черная рукоять с несколькими спиралями, которую Мишка отдал принцу и велел дополнить спиралями с убитых жаб. А ещё все отрядные рюкзаки, которые старик, к счастью, не успел распотрошить.
Управились со сборами за полдня. Перед выходом Мишка ещё раз собрал всё племя и своих ребят и объявил, что им предстоит трудный переход до Города Богов. Он напомнил, что рыбы уже несколько раз пытались обмануть его, но ни к чему это не привело. Мроган-Ящерица разгадает все хитрости своих врагов и не стоит тратить время на борьбу с ним.
Ириты не убивают детей. Зря женщины боялись. И, если мужчины станут упорствовать, пусть женщины поучат их, как надо жить, чтобы остаться в живых. Если остались упрямые, желающие обменять свою жизнь на свободу, пусть выходят хоть сейчас. Он, Мроган, обещает им честный бой с любым иритом из своего отряда. Лучше здесь решить все вопросы, чем возить по морям свои подлые планы и ожидать удара в спину.
Речь была горячая, хоть и путаная и в трудностях перевода легко могла спрятаться истина, но кларон и сам не ожидал того, что добровольцы на драку всё-таки будут. А они вышли. Голубые, густо украшенные орнаментом и шрамами мужчины, не сумевшие перетерпеть позор и скрыть свой ненавидящий взгляд даже после целого дня подчинения.
Пришлось отвечать за брошенные слова, хотя ребята и сами так рвались в бой, что пришлось ещё тянуть жребий за право драки. Рабы выбрали своё оружие, дротики-гарпуны и сети, ириты — луки и кинжалы. Острия трезубцев Мишка проверил на яд очень просто и немного жестоко, оцарапав ими кожу одного из драчунов. Дальнейшая битва была скучна. Луки, вдвое, если не вчетверо более дальнобойные, не оставили шансов заносчивым противникам и вся эта сцена не дала ничего положительного, кроме смерти двух откровенно не смирившихся врагов, а сколько еще оставалось таких среди восьми десятков мужчин?
Успокоиться не удавалось. Внешне притихшие и укрощенные, рыбы внутри сохраняли вражду и ненависть до смерти. Финалом печальной сцены явилась картина сожжения всех погибших, которых набралось уже шесть мужчин. Воинов-рыб сжигали на костре из остатков хижин, в своей одежде и со своим оружием, а вождю надели его маски и черный плащ, и понятно, что всё племя затянуло унывную песню прощания. Последними горели остовы хижин, когда лодки уже отплывали, и по-настоящему жалко было маленькое, злющее племя детей Кеи, глядя на их слёзы.
БОГ РЕКИ
Больше всего при отплытии я боялся действия своего посоха, который отдал на последний плот, невольная тоска, хоть и чужая, но пролезала в душу безо всякого колдовства, незачем было её усиливать. А по ходу пути опасался пакостей, которые можно было ожидать от реки, от Рыб, сейчас таких несчастных, но затаивших смертельную злобу в душе, это уж без всяких сомнений. Как они проявят желание отомстить, не знаю, мысли строили столько разных комбинаций, что голова шла кругом.
От способа Ивана Сусанина, благо, болот тут будет впереди тьма тьмущая, до дрессированных морских чудовищ. Фантазия моя разгулялась так, что приходилось её одёргивать постоянно. Чужая планета, чужие места, незнакомое никому из нас племя! Единственно реальное, что было сделано, утроены якоря на задних суднах, осевших задами от излишней тяжести, поставлена сигнальная мачта, с флажком на экстренное торможение, да на всех плотах усилено веревками крепление вещей. Ну, и краткое внушение экипажу. Не расслабляться! Но и не трусить!
Мы с принцем постоянно сидели теперь на флагмане вдвоём, но к чему готовиться и как реагировать на действия островитян, пока не знали. Десятки раз проглядели карту района, но никаких островов, кроме странного прямого куска серого цвета, стоявшего поперек русла, скорее всего, скального выхода, не нашли. Можно было только предполагать, что этот обломок был остатком древнего хребта, потому что именно на одной линии со скалами торчал конус горы, которую хассан назвал Апа-Мам-Баш, "Гора Грудь женщины".
Но это ничего не значило. Отравленный гарпун с берега может отнять жизнь моих братьев так быстро, что и среагировать не успеешь. Эта мысль заставила меня ещё раз отложить отплытие и украсить борта плотов частоколом из прутьев, взятых из остатков стен хижин. Теперь мои ребята были не видны напрямую, вероятность попадания снижалась.
Была мысль пересадить на плоты детей, но не жестокость такого действия, а простое соображение, что в длительном плавании начнутся естественные капризы, детские вопли, а ненависть матерей удесятерится, помогло разуму не делать неразумных шагов. В предупреждение новоиспечённым рабам, Пашка послал с нашего плота в нос первой лодки три стрелы в одну точку, показывая, что лучше и не пытаться сбежать. С этой глубокой мыслью мы и отчалили.
Река, по-прежнему, двигалась, внешне неторопливо и спокойно, со скоростью бегущего ирита, нам этого было вполне достаточно, до таинственной скалы было ещё далеко, так что я улёгся спать, оставив принца вахтенным офицером и главным картографом, а, вместе со мной, легла и ночная вахта.
Потом меня разбудили. День заканчивался. Всё шло нормально, на катамаранах гребли, иногда одним ловким движением голубой руки выхватывали из воды сеткой сверкающую рыбину. Женщины готовили, на маленьких жаровнях, кормили детей и мужчин, не выказывая ни малейших затруднений по поводу необычного перемещения. Похоже, что и раньше племя бродило по здешним водам аналогичным способом.
Самый неприятный фактор — сидячее, неподвижное положение на лодках компенсировался возможностью поочерёдного отдыха. Это оказалось давно продумано предками голубых Кейян. Треть гребущих постоянно отдыхала, лёжа на специально отведённых местах, так что Дарджан ошибся, считая их пассажирами, одна лодка вмещала двенадцать воинов, восемь из которых гребли.
Немного объяснился голубой оттенок кожи Рыб. В каждой лодке, оказывается, лежала кучка голубой глины, которую гребцы наносили на себя как крем. То ли, как защиту от мух, то ли по другой причине… Может быть, они снижали свой запах? Или закрывали кожу от лучей Сияющего? А за столетия такая привычка могла что угодно окрасить.
