— Да.
— Потому что... вы знали, что это заставит меня сказать, что я выдержу испытание. Но я с самого начала сказала, что сделаю это.
— Если бы я тогда приняла твое предложение, архонты никогда бы не проголосовали за то, чтобы отнять у Джейкоба посох. Они должны были видеть, как я страдаю – они должны были видеть, как он заставляет меня страдать. Собрать четырех архонтов в одном месте — это подвиг, но это ничто по сравнению с задачей заставить их договориться о чем-то важном.
— Итак... все это... с того самого первого дня... было сделано для того, чтобы свергнуть первосвященника и повредить Турану Таксису.
Настоятельница просто посмотрела на нее.
— Как... как вы могли знать, что я выдержу это испытание? — Нона повела плечом и поморщилась. Гесса чудом выжила, и даже царапина на ней могла бы стать причиной того, чтобы утопить Нону.
— Сестра Сало наблюдала за тобой в тот первый день на Мече. Маленькая девочка, которая может причинить такой вред Раймелу Таксису, что потребуется четыре человека из Академии, чтобы удержать его на краю жизни... ринг-боец герант... Я решила, что такой ребенок будет быстрым. Сестра Сало наблюдала за тобой на песке и сказала мне, что даже в расцвете сил она не была такой быстрой.
Нона лежала молча, боль в ране пульсировала, руки и запястья горели огнем. Настоятельница Стекло не была ни быстрой, ни сильной, у нее не было явного богатства, ее должность не давала ей возможность как-то влиять на политику, и все же, правдой и ложью, она повернула одно колесо против другого, в результате чего горы сдвинулись, могущественный человек пал, и мир запел песню, которую она выбрала для него. Нона не знала, что она чувствует по этому поводу. Она знала, что пыталась возложить часть своей вины за смерть Сайды на ступени настоятельницы и что на самом деле это была ее вина, и только ее. Она должна была никогда не прекращать борьбу, никогда не позволять им предстать перед «правосудием». Нона знала, что она не понимает людей. Не понимает, как они работают в своей паутине хрупкой, гибкой дружбы и изменчивой преданности, как играют в игры улыбок и объятий, хмурых взглядов и отвернувшихся спин при дворе или за монастырским завтраком, как работают их скрытые сердца. Она знала, что не понимает этого, но еще меньше понимала Настоятельницу Стекло. Нону, закованную в цепи, хотели бросить в черную и непроницаемую воду колодца, где плавали послушницы, где глубоко под ударами их ног лежит ил, переполненный костями. Настоятельница Стекло и этот провал, возможно, имели общего больше, чем казалось.
Стекло и ее церковь. Теперь Нона не была предана ни тому, ни другому. И, возможно, это был просто еще один поворот колес настоятельницы... но время бежать уже ушло. Она назвала Клеру и Гессу подругами, и эта связь была глубже крови: это была основа мира, который она могла понять.
Основа веры, которая имела значение.
Глава 20
После той первой ночи Настоятельница Стекло вернулась в свой дом и к своим обязанностям. Нона пролежала в постели еще три дня под присмотром сестры Роза.
Клера и Рули пришли навестить ее в первое же утро, когда их отпустили из Академии. Рули сначала стеснялась, прячась за волосами, зато Клера улыбалась и обнималась с того мгновения, как ворвалась в дверь. Они сидели на ее кровати и болтали обо всем, кроме того, что случилось. Клера рассказала им о бале, на который отец водил ее еще до того, как впал в немилость.
— ...а потом вошла Велера. Она младшая сестра, но это никогда не мешало ей жаловаться, что ее брат сидит на троне, в то время как она влачит жалкое существование в своем дворце на побережье. Так или иначе, по одну сторону от нее шел лорд Йотсис, молодой, а по другую — наследник Герсиса. А ее платье! Она выглядела так, словно ее туда влили. Отец сказал, что она пролила немного...
В тот же вечер пришла Гесса, одна, опираясь на костыль.
— Я вижу, Сестра Роза отдала тебе мою кровать. — Она осторожно опустилась на конец кровати.
Они поговорили об испытании.
— Я ничего не видела, — сказала Гесса. — Только стражей и Сестру Колесо, готовых метнуть, и в тот же миг что-то ударилось о стену рядом со мной. Я подпрыгнула так сильно, что чуть не упала. И я действительно упала, когда и ты. Мне пришлось замахать руками и сказать им, что в меня не попали!
На следующий день пришли Джула с Клерой.
— Мы можем приходить только по двое. Сестра Роза говорит, что мы тебя утомим. Сестра Чайник хотела прислать тебе грифельную доску и какие-то прописи, но Роза не позволила. — Клера села, затаив дыхание. — Представь, раненая и вынужденная писать буквы!
Джула осторожно подошла к Ноне, обняла ее, как будто та могла сломаться, ее короткие волосы щекотали щеку Ноны. Когда они разделились, ее нижняя губа дрожала.
— Слава Предку, с тобой все в порядке! Я думала... — ее голос сорвался, и Нона с удивлением увидела, что она плачет.
Только утром третьего дня Нона рассказала Сестре Роза о своем страхе. Рана, которую сделала в ней стрела, и повреждения на руках и запястьях, которые, как она знала, заживут — ерунда, но ее тело подвело ее, подвело, когда она больше всего нуждалась в этом.
— Настоятельница считает, что я быстрая. — Нона произнесла это между глотками кислого варева, которое Сестра Роза то и дело подносила к ее губам, хотя она могла бы держать сама. — Но это не так. Я старалась быть быстрой со стрелой — я думала, что смогу — но я просто не смогла. Я так устала.
— Устала? — Сестра Роза рассмеялась, ее лицо заколыхалось и сморщилось. — Это ожог хунска. Все его получают. По крайней мере, все вы, с молнией в жилах. Я не могу двигаться так быстро, но могу неуклюже топать часами. — Сестра Роза забрала чашку и, прищурившись, заглянула в нее, проверяя, не осталось ли на дне отвратительных шершавых кусочков. — Ты тратишь свои ресурсы, когда делаешь такое. — Она ущипнула Нону за руку. – Но вообще, у тебя нет ничего, кроме костей — чего же тебе сжигать? Я поражена, как тебе это удалось. Большинство хунска готовы упасть после всего лишь нескольких секунд борьбы на скорости. После этого надо пить воду с сахаром, это помогает. Но у тебя есть только то, что может дать тело. Возьмешь слишком много, и что-то сломается. У хунска это обычно сердце. Но, так или иначе, вы живете недолго...
— Мы? — Нона села, ее плечо теперь уже горело, а не просто болело.
— Госпожа Академия не... Конечно, нет. — Улыбка покинула ее лицо. — Я забыла, как мало времени ты провела с нами, Нона. — Сестра Роза отставила чашку в сторону и придвинула стул так близко к кровати, как только позволяли ее ноги. — Четыре племени, пришедшие в Абет еще до ледникового периода, считали его суровым миром. Именно смешение их крови породило людей, которые могли жить здесь. Хунска и геранты живут короткими жизнями, у первых сердца слишком быстрые для этой земли, у вторых — слишком большие. Сестра Сало — самая старая хунска из всех, кого я знаю, и она не так стара, как выглядит. Не на слишком много... Квантал и марджал черпают силу этого места, подключаясь к магии, которая лежит внизу и наверху и проходит через все предметы этого мира. Но это не та земля, которая их породила, ее магия остра и быстра, она сжигает неосторожных или деформирует их...
— Я... — Нону прервал стук в дверь.
Сестра Роза погладила ее руки:
— Те, что горят быстро, горят ярко. Самые короткие жизни могут отбрасывать самые длинные тени.
Нона подумала о Сайде, лежащей в холодной земле, и о тени, которую она отбрасывает. Стук раздался опять.
— Войдите. — Сестра Роза с трудом поднялась на ноги.
Дверь в фойе открылась, и Арабелла Йотсис просунула голову, ее череп был покрыт короткими светлыми волосами, что придавало ей что-то мальчишеское. — Сестра Сковородка хочет видеть меня и Нону.
— Ну, скажи сестре Кастрюле, что Нона не выйдет отсюда...
— Это для именования.
— О. — Сестра Роза посмотрела на Нону, снова на Арабеллу, снова на Нону. — Как ты себя чувствуешь, Нона? Ты в состоянии дойти до Башни Пути? Я могу попросить сестер, чтобы они тебя понесли...
