В то время как он думал над этим, существо повторило вопрос.
— Со мной все в порядке. — Это было не вполне правдой, но должно было их удовлетворить. Геррод не имел намерения рассказывать им о голосах — его голосе, который все еще шептал в его голове. Голоса хотели, чтобы он возвратился в пещеру, возвратился и снова стал слушать то, что они собирались сказать.
Он вернется. В этом он был уверен. Даже если квели не разрешат, чародей возвратится в пещеру. «Пища съедена… время идет… вопрос?» Такие переходы во время разговора озадачивали его, но сейчас он моментально догадался о смысле сказанного. Его спрашивали, нужна ли ему пища; а сколько времени прошло с той поры, как он потерял сознание?
— Как долго я оставался без сознания?
Ответ нельзя было признать определенным — скорее приблизительным: часа два-три — насколько Геррод мог оценить представления квелей о ходе времени. Потеря сознания пошла ему скорее на пользу. У Геррода не было возможности оправиться после дневного перехода. Ему все еще хотелось выспаться, проспать целую ночь, но сошел бы отдых и урывками. И еще раз образ жизни Тезерени пришелся кстати. При правлении его отца каждый член клана научился работать изо всех сил, обходясь лишь минимумом сна.
Его желудок утверждал, что давно не видел пищи. Геррод спросил себя, будет ли здешняя еда такой же неаппетитной, как и месиво, которое употребляли дозорные. Возможно, и так — но он все равно будет ее есть. Для задачи, стоявшей перед ним, задачи, в правильном понимании которой он не был даже уверен, Тезерени понадобятся силы.
Как бы осознав, что он согласен, новоприбывший, ниже остальных, но все же почти человеческого роста, принес ему чашу с чем-то жидким. Геррод, глядя на низенького квеля, понюхал содержимое… и содрогнулся. Он оторвал взгляд от квеля и заглянул в чашу.
Месиво дозорных показалось бы восхитительным в сравнении с содержимым чаши.
Когда он поднял глаза, низенький квель ушел. Геррод спросил себя, не самка ли это. Ни один из остальных квелей не собирался отвечать на этот мелькнувший у него вопрос, но Геррод был уверен, что его предположение верно. В таком случае, те, кто сопровождали его, были — почти наверняка — самцами; если, конечно, вновь прибывший не был всего лишь подростком. Однако враад отверг эту мысль и утвердился во мнении, что его нынешние спутники — самцы, хотя внешность низенького квеля была почти такой же.
Под немигающими взглядами собравшихся Геррод начал есть. Пища исчезала быстро — отчасти потому, что они не дали ему ложку, тем самым вынуждая его наклонить чашу и хлебать отвратительную жидкость через край.
— Спасибо, добавки не надо, — пробормотал Геррод, подавая почти опустошенную чашу одному из квелей, который тут же отбросил ее в сторону — как будто никто не захочет воспользоваться ею после человека. Это напомнило чародею о его действительном положении. При всем своем дружелюбии эти квели были настроены не более дружески, чем стражи, которые привели его сюда. Они сознательно поставили его в положение, из-за которого лишился разума, возможно, не один из них. Если бы им попался не он, сошел бы эльф или представитель какого-то другого народа. Квелям было все равно; для них было более важным выяснить все об интересующей их пещере.
Глава квелей в этот момент издал низкое и долгое гудение, обратившись к сотоварищам. Те безропотно стали покидать пещеру. Никто не обращал ни малейшего внимания на одиночку-враада — даже глава квелей, который молча ждал, пока остальные выйдут. Как только они остались вдвоем, огромный человек-зверь повернулся к своему гостю.
Затем маска упала, явив отчасти разум, скрытый за нечеловеческим лицом. Разум жестокий, однако расчетливый — и по-своему настолько же опасный, как и разум самих Тезерени. Если бы Геррод не напомнил себе, что он был — насколько ему представлялось — единственным для квелей ключом к разгадке тайны пещеры с кристаллами, он испугался бы за свою участь. Они нуждались в нем — иначе не стали бы ухаживать за ним, пока он приходил в себя. Несмотря на опасность, которую представлял для него квель, чародей улыбнулся.
«Впечатления от пещеры… утверждение!» Странные голоса-образы, роившиеся у него голове, раздражали его, но он быстро взял себя в руки.
— Вы хотите знать, что я видел, ведь так? Вы хотите знать, почему я все еще сохраняю разум?
«Согласие… утверждение!»
Не навредит ли он себе, если расскажет правду? Геррод сомневался в этом, так что рассказал квелю все, что он видел, слышал и чувствовал. Это показалось ему совершенно возможным — несмотря на его нынешнее положение. В течение рассказа глава квелей оставался неподвижным — как если бы рассказ заворожил его. Иногда он «задавал» вопрос — обычно по поводу какой-нибудь мелкой детали. Из вопросов враад узнал немного — лишь то, что в пещере побывала не одна жертва. Сколько квелей попытались победить в себе страх и потерпели неудачу? Не единожды он ощутил границы познаний квелей, но каждый раз его собеседник глубоко прятал образы и чувства — чтобы слишком многое не выплывало на поверхность.
Рассказ очень быстро подошел к концу. Геррода охватила внезапная тревога. Не ошибся ли он? Может, он дал им то, в чем они нуждались? Не сделался ли он теперь бесполезным для них?
Квель наклонился вперед; его дыхание было еще более зловонным, чем въедливый запах недавней трапезы Геррода.
«Сотрудничество… продолжение существования… утверждение!»
Чародей кивал, пытаясь не обращать внимание на лихорадочное биение своего сердца.
— Мне приятно остаться в живых. Я буду сотрудничать.
«Назначение кристаллов… оружие против врагов — птичьего народа… утверждение!., вопрос?»
— Что? О… — кивнул, зевая, Геррод. — Они могли бы оказаться оружием, которое вы сможете применить против искателей. — Он не имел ни малейшего представления о том, как это можно было сделать, но у Геррода появилась уверенность в том, что кристаллы можно будет превратить в оружие. Со временем он надеялся обратить это оружие против захвативших его квелей.
Где-то в уголке мозга всплыло воспоминание о Шариссе, напомнив ему о его первоначальной цели. Он отогнал эти мысли, убедив себя, что эта пещера с кристаллами поможет ему — хотя бы тем, что даст время продумать план побега. О том, что пещера — безотносительно к этому — привлекала его, он старался не думать. Пренебречь Шариссой ради собственных интересов — хотя бы и на время — было как раз тем, чего можно было бы ждать от отца.
«Время отдыха… утверждение!»
— Я… — Геррод не мог припомнить, что собирался сказать. Он зевнул — на этот раз долго и основательно. Усыпляющее средство в пище. Почему он не подумал об этом? Чародей откинул голову назад и снова зевнул. Имеет ли это значение? Он может начать строить планы бегства, когда проснется. Да, так, пожалуй, будет лучше. Он, в конце концов, хорошо отдохнет, а любой план потребует от него максимальных усилий и сосредоточенности.
