Сказал тогда Навранд Келесайну:
– Это – наивысшая честь для меня.
Приблизился тогда к ним старейший из обитателей лунного света и, разрезав себе предплечье (а кровь его имела жемчужный цвет и была невесома, как воздух) сказал:
– Не откажетесь ли вы, человек и Обладающий Силой, в этом деле от участия третьего, кто не был рожден женщиной и не создал сам себя, как создают Обладающие, но был сотворен посредством волшебства? Кровь моя – волшебство, кожа моя – волшебство, волосы мои – волшебство, слезы мои – волшебство, дыхание мое – волшебство, голос мой – волшебство, танец мой – волшебство, взгляд мой – волшебство, прикосновение мое – волшебство.
И вот они втроем взяли железный клинок и, смешав свою кровь, закалили тот клинок в полученной смеси. Но едва лишь закончили они сотворение сего изделия, как ворвался в кузницу Джордмонд-Законник.
– Что вы творите?! – В ужасе вопросил он их. – От вашего волшебства дрожат столбы мощи, на которых покоится Эссенлер и меняются записи в Книгах Судьбы, что отведены каждому из народов.
Когда объяснили ему, что отковали они в этой кузне, воздел Джордмонд к потолку руки свои, поражаясь их безрассудству.
– Опасно играть с такими силами, – произнес он. – Непредставима мощь, с которой соединен этот клинок. Что, если не по злу – нет сомнений у меня в чести Ангела-Стража – но по невежеству или незнанию будет неверно использовано это оружие? Представляете ли вы себе последствия такого поступка?
– Что же, – пожал плечами Келесайн. – Это означает всего лишь, что следует наделить этот меч собственным разумом для того, чтобы он сам мог различать, где добро, а где зло, и не творить несправедливостей.
– Клянусь, Келесайн, – вскричал тогда Джордмонд-Законник, – младшая твоя сестра, увидевшая в подлеце Гасхаале благородного героя, и то умнее тебя! Ни в коем случае нельзя наделять этот меч собственной волей! Кто тогда сможет укротить его? Ведь он будет сильнее любого из Обладающих, а люди и демоны будут ложиться под его взмахами, как трава под косой. Такой клинок будет могущественнее самих богов. Никогда и никому больше не удастся сотворить ничего подобного, но и одного раза достаточно, чтобы опустели многие Земли. Ты говоришь о различении добра и зла, Келесайн – каким различением станет он различать нас и какой мерою мерить: клинок, созданный для битвы, пусть даже и справедливой? Или ты желаешь умереть за обиду, которую нанес, будучи еще ребенком, одному из своих сотоварищей? Вряд ли привычное нам течение времени ограничит взор этого клинка.
– Что же нам следует делать? – Спросил Джордмонда старейший из обитателей лунного света. – Неужели нам теперь придется уничтожить это изделие?
– По крайней мере, нужно сделать так, что бы никогда он не обрел собственного разума и никогда бы не пробудилась душа, зачатая в нем и затаившаяся до времени, – отвечал Джордмонд.
Тогда высекли они на клинке многие руны, сплетенные особым образом, как советовал Джордмонд-Законник, и заставили утихнуть могучие силы, бродящие в клинке. Но и без тех сил меч этот по праву мог считаться наилучшим. Поднес его Келесайн Ангелу-Стражу, как дар, и тот с благодарностью принял сие оружие, не подозревая, скольких неудач и споров стоило его сотворение.
Сказал Тарнааль Келесайну:
– Хорош твой дар, и я желал бы в ответ чем-нибудь отдарить тебя. Вот, возьми этот драгоценный камень – что это было прежде, и каково происхождение этого камня, ты знаешь. Используй таящуюся в нем Силу по своему усмотрению.
У Алгарсэна меж тем, нашлись ученики и сыновья, которые пожелали отомстить за смерть Повелителя Драгоценностей. Троих обвиняли они в смерти своего учителя и господина: Зерема, Ягани и Тарнааля. И вот, вторглись они во владения Повелителя Бестий – потому что не могли проникнуть в огненное царство Ягани, а Тарнааль не имел владений и никогда подолгу не жил на одном месте. В то время Зерем еще не закончил восстановление своей цитадели, и нелегка ему была эта война. Преступив свою гордость, обратился он за помощью к Совету Лордов, но в Совете немногие высказали желание помочь ему. Наблюдая это, встал Келесайн и сказал:
– Я помогу тебе.
А следует упомянуть, что сильно недолюбливали друг друга Зерем и Келесайн. Все в них было противоположно – один был нечестивцем, другой – праведником, один, творя зло, находил в этом удовольствие, другой стремился к добру, один был низок духом, другой – благороден. Однако бывало и так, что и Зерему случалось сделать что-либо полезное или доброе, если это соответствовало его планам, а Келесайну, в свою очередь, для достижения своих целей приходилось иногда прибегать ко злу. В чем же различие между ними, спросит строгий судия? Может быть, лишь в устремлении.
С великим трудом терпели друг друга Зерем и Келесайн в Землях Эссенлера. Но Келесайн уважал закон, Зерем же пока ничем явно не нарушил его, и от того Повелитель Молний встал на его сторону. Поскольку немалым весом обладали его слова в Совете Лордов, многие пожелали присоединиться к ним, но отказался Келесайн от их помощи.
В скором времени были разгромлены приспешники Повелителя Драгоценностей и опустошены многие их земли. Тогда оставшиеся мятежники запросили пощады.
Лорд Зерем, к тому времени оправившийся и восстановивший вполне и численность своих войск, и собственное могущество, сказал послам, прибывшим от его недругов, следующее:
– Согласен я на мир с вами. Пусть зачинщики бунта и вассалы их, и их жены и дети, и близкие слуги покинут завтра свои укрывища и явятся ко мне безоружными. Пусть принесут мне присягу верности. Из их числа я выберу себе заложников.
Но когда удалились послы, сказал Келесайн Зерему:
– Не верю я в твое милосердие.
Расхохотался тогда Повелитель Бестий:
– Никогда не стану я предлагать тебе подобного, если вдруг случиться меж нами война, ибо ты слишком прозорлив, чтобы попасться на подобную уловку.
– Что же будет завтра с мятежниками и вассалами их, и семьями их, и слугами? – Спросил Келесайн.
– Все они будут истреблены, едва лишь появятся в моем лагере, – отвечал Зерем. – Затем мы ворвемся в замки и города мятежников и захватим их. Затем мы разделим эти земли. Я не стану вмешиваться в то, что ты будешь делать на своей половине, но и тебя не должно касаться то, что будет происходить на моей.
– Что же будет происходить там? – Спросил Келесайн.
– Это, – повторил Зерем, – мое дело.
– Не согласен я на такой уговор, – ответил ему Келесайн. – Ибо предвижу, что и мирных жителей ты истребишь, или превратишь в чудовищ, или бросишь, как пищу, своим демонам. Кроме того, было бы подлостью убивать молящих о пощаде и в знак того готовых привести завтра к нам своих заложников.
