Ремина держалась из последних сил. Слезы бессилия душили ее изнутри и разрывали грудь.
Но она не смела даже полунамеком показать своих чувств. Казалось, все случившееся происходит не с ней, а с кем-то другим, и не в этом мире. Что все это лишь страшный сон, и вот сейчас она проснется и больше не будет кошмара. А будет отец — живой, невредимый, веселый, и только добрые, приветливые лица вокруг. На улице пойдет дождь, и она выбежит во двор замка, с наслаждением подставив под ласковые теплые струи лицо и руки, чтобы смыть с себя эту грязь и избавиться от ночных наваждений. Ужас перед неизвестным, что должна она испытать, став игрушкой в руках Яхм-Коаха, задавил в ней последние ростки жизни, связывающие человеческое существо с реальным миром. Что может ждать ее за той неведомой гранью, через которую ей предстоит шагнуть? Неужели ей суждено превратиться в чудовище, стать проклятием всего живого? Забыть, как дивен этот мир, не любить, не страдать, не быть счастливой?!
"Где же вы, светлые боги?! Обрушьте своды храма на голову бесчестного жреца! — горячо молила она небеса. — Пусть я умру вместе с ним, но не позвольте злу править миром!"
Но время неумолимо шло, а боги оставались глухи к ее мольбам.
Ремина посмотрела на герцога. Встретила его обожающий взгляд и, не в силах вынести этой пытки, опустила глаза.
"Счастливый, но глупый, — с горечью подумала она. — Как позволил ты, сильный и храбрый, втянуть себя в эту сделку с преисподней? Куда смотрели твои глаза? Где те прорицатели и мудрецы, коим вверил ты свою жизнь?.. И все же, ты дважды счастливый человек, герцог Ренальд. Любовь выжгла твой разум, но, по крайней мере, ты успел ее испытать. И ты не знаешь, что еще уготовано тебе впереди, и лучше бы не знать до конца… А если этому все-таки суждено случиться, то я попробую спасти тебя… и себя…"
С этими мыслями Ремина украдкой потрогала холодную сталь ножа, спрятанного у нее на груди, и ей стало немного легче. За этот нож она отдала кухарке все свои драгоценности и со слезами чуть ли ни на коленях умоляла старушку.
В конце концов, та сжалилась над несчастной девушкой…
С ножом у сердца Ремина уже не чувствовала себя такой беззащитной.
* * *
Конан потерял счет времени. Жрец осип и хрипел, как туранский боевой рог. Он впал в экстаз и в исступлении рвал руками еще теплую, источающую кровь, баранью плоть, и едва держался на ногах. Но внезапно его пение оборвалось, и в храме воцарилась могильная тишина. Шатаясь, словно пьяный зингарский моряк, он обошел кругом алтарь и на некоторое время исчез из поля зрения киммерийца. Послышался глухой металлический звон, неясный шум и шаркающие по полу шаги. Маг появился перед жертвенным камнем, неся на вытянутых руках большую глиняную чашу, инкрустированную серебром и расписанную тонкой вязью затейливых символов. Странного вида изумрудная жидкость заполняла ее до краев. Он остановился у камня и с благоговением водрузил сосуд на алтарь.
Конан с замиранием сердца пристально следил за каждым его движением. По описанию Ремины он бы узнал эту чашу из тысячи и испытывал невольный трепет перед этим магическим сосудом, скрывающим в себе величайшую тайну проклятия рода Орландо.
"Что же делать?" — лихорадочно думал варвар. — "…тысячи заклинаний испробовал Кассий, но так и не смог уничтожить чашу…", так, кажется, говорила Ремина. Заклинаний?.. Занятно, а пробовал он ее просто грохнуть об пол? Маги любят все усложнять. По крайней мере, мне никто не помешает попробовать".
— Встаньте, дети мои, и приблизьтесь! — торжественно произнес Яхм-Коах.
Маски чудовищ на стенах как и прежде угрожающе ухмылялись, но при этих словах жреца, казалось, навострили уши.
Девушка и юноша вздрогнули от неожиданности и неуверенно поднялись с колен. Герцог взял баронессу за руку и чуть не вскрикнул. Ладонь Ремины была холодна, словно лед.
"О, Митра! Как она замерзла, бедняжка! — с сочувствием подумал Ренальд. — Скорей бы уж все это закончилось".
Всего несколько шагов отделяло молодую пару от жертвенника, но этот путь показался Ре-мине бесконечной дорогой на эшафот. И только острый кончик ножа, впившийся ей в грудь, еще связывал ее с действительностью.
Жрец выдержал паузу и продолжил:
— Сейчас именем светлого Митры вы должны принести клятву верности друг перед другом и скрепить ее глотком этого божественного вина, смешанного с вашей кровью, — с этими словами Яхм-Коах откуда-то из бесчисленных складок своей одежды извлек длинную металлическую спицу. — Ваша светлость, дайте мне руку.
Не в состоянии отвести зачарованных глаз от ужасного инструмента, Ренальд покорно протянул ему открытую ладонь.
Яхм-Коах зашептал заклинание, закатив глаза к потолку. Конан видел, как предательски дрожали его руки, словно с магом случился припадок какой-то страшной болезни, скрутившей все его тело в судорогах. Легкий, едва ли болезненный укол, — и рубиновая капелька крови повисла на конце иглы.
Но может быть от неожиданности или пережитого волнения и страха герцог вскрикнул так, будто его ужалила ядовитая змея. Капля крови, затрепетав, сорвалась вниз и смешалась с вином в сосуде. Тут же над чашей закружился маленький вихрь, в глубине которого замелькали разноцветные искры. А может, то было свернувшееся в спираль ночное небо с россыпью драгоценных звезд…
— Пред тобой, Всемогущий, склоняюсь я, — торжественно заговорил Яхм-Коах. — Явись нам в своем истинном облике, дабы исполнились слова пророчества. Кровь древних королей, дарующая начало жизни, смешалась в этой чаше, взывая к отмщению! А теперь ты, дочь моя, — ласково, почти по-отечески, произнес жрец.
Ремина пошатнулась. "Когда кровь двух великих начал падет на сердце мое, восстану я из бездны, сильнее тысячекратно, и, смеясь, взгляну на людей, мнящих себя властелинами мира…" Так вот о чем говорилось в легенде*
Ведь в ней и в Ренальде течет кровь Зингарских владык. Они родственники, очень дальние, но какая разница! И новая жизнь?.. Мужчина и женщина, только этот союз дает побеги новой жизни. Как же она раньше этого не поняла?! Что же, сейчас или никогда! — подумала Ремина, и рука ее медленно потянулась к спрятанному на груди кинжалу.
Конан уже был готов к этому моменту.
Он сжал в руке обломок кирпича, размахнулся и кинул его сквозь слуховое окно. Варвар понимал, что от этого броска зависит жизнь Ремины, его, Конана, жизнь и еще судьбы многих и многих людей. Промахнись он, и мир покатится в преисподнюю. Но киммериец не промахнулся. Камень, описав дугу, угодил прямо в чашу, как раз в тот момент, когда алая капелька крови девушки коснулась изумрудной поверхности. Жидкость с шипением и брызгами выплеснулась через край, залив Яхм-Коаха зловещей зеленой отравой с ног до головы, и в тот же миг чаша разлетелась на мелкие черепки. Жрец в ужасе отпрянул прочь. Его землистого цвета лицо исказилось в смертельной муке, будто у него еще живого калеными щипцами вырвали сердце.
