— У твоего дракона вышла ссора с Экспонатом, — пояснил Орион.
— С кем?
— С котом Серега, — махнул он рукой. — Все время удивляюсь: зверюге без малого двести лет, а ума ни на грамм.
— Он же кот… — снисходительно улыбнулся Кангасск.
— Да даже кот должен был сообразить, что на огнедышащих тварей нельзя охотиться, — Орион был непреклонен. — В общем, кот его погрыз, за что и получил огоньку. Ему не страшно — только умнее будет, и усы новые отрастут, а вот дракону он шею перекусил…
— Он живой? — почти безнадежно спросил Кан.
— Да, — беззаботно отозвался Орион и зашагал через лабораторию к неприметному, задвинутому с стене деревянному столу, вроде письменного, накрытого белой простыней.
Карманный дракон спал на этой простыне, распластав крылья. Шея выглядела так, словно голову, несомненно, оторванную, пришили заново. Вполне возможно, так оно и было.
— Бедняга, — искренне пожалел Кангасск, — досталось же ему…
— …Рану я зашил, — сказал Орион. — Драконьей крови, правда, не нашел, пришлось залить кровезаменитель, но это не беда: численность кровяных телец скоро восстановится.
— Не нашел крови? — удивился Кан. — Не подумай, что я возмущаюсь, нет, спасибо тебе… Просто… мы же маг. Почему бы не сотворить ее из воздуха, как свитер?
— Нет, Кангасск, — задумчиво вздохнул Орион и поглядел Ученику в глаза. — Время творения прошло четырнадцать тысяч лет назад. Если бы я и умел творить, я бы не стал.
— Но почему?!
— Потому что, когда мир уже сложился, малейшее вмешательство подобного рода может непоправимо нарушить равновесие.
…Так значит. Вот так. Отпала еще часть любимых фантастических книжек: маги не творят вещи по мере надобности. И то какао, которое пили они с Учителем, где-то росло, и кто-то его собирал, и варил…
— А что… Кто-то пытался уже… творить, когда не положено? — спросил Кангасск, чутьем чуя, что касается запретной темы.
— Крамольные вопросы задаешь, Ученик, — с любопытством заметил Орион. — Да, пытался. Но об этом говорить можно долго. В другой раз.
Кан вновь глянул на дракона.
— Я дал ему снотворное, — вернулся Орион к прежней теме, ловко оставив позади «крамольный вопрос», — иначе он бы все швы растревожил. Вот смотри: я шею зашил и крыло, — он поднял за кончик безвольное, как тряпочка, драконье крыло и показал Кангасску аккуратный шов… (кажется, Кан начал смутно догадываться, кто вышивал тот гобелен в его комнате, ибо только рука хирурга могла осилить такую тонкую работу…)
— А летать он сможет? — спросил Кангасск с сомнением.
— Сможет, я думаю, — пожал плечами Орион. — Только вот на первое время крыло я ему привяжу: тварюшка шустрая; швы разойдутся… Ты чай пил уже с утра?
— Нет еще.
— Пойдем, угощу.
Они пили чай из фарфоровых стаканчиков, прямо посреди лаборатории, устроившись за одним из столов. На самую середину в фарфоровой же ступке Орион поставил печенье. Разговор пошел легче.
— …Помню, меня Охотники задержали, — уже вовсю рассказывал Кангасск. — Мне Серег лицензию на харуспекс дать не успел тогда, вот они ко мне и привязались. А я, дурень, им доказывал, что я не пустокор, да еще и аресту сопротивлялся… В общем, побили они меня здорово, так что обратно меня Серег тащил, как мешок. Дык Влада вылечила меня одним заклинанием. Час, говорит, прошел, как все синяки пропали, и сил прибавилось… Я вот подумал, ведь и дракона так можно было. Заклинанием.
— Можно было, — Орион кивнул и шумно прихлебнул чаю. — Но я не рискнул…
— Почему?
— Природный стабилизатор — штука тонкая. Нашей грубой магией его легко сломать, да так, что не починишь. Конечно, он бы вскочил и побежал бы тут же. Только вот огнем дышать больше бы не смог, скорее всего. Пойми, Кангасск, я не хотел делать из твоего питомца калеку.
Кан понимающе кивнул и припал к стакану с чаем.
— Как зовут дракона твоего? — полюбопытствовал Орион.
— Никак… — признался Кангасск. — Стыдно сказать, я не дал ему имени.
— Назови Игнис, — посоветовал смотритель. — Это значит «огонь» на одном из древних языков.
— Так и назову… — Кан на секунду замолчал, собираясь с мыслями. А их много нахлынуло… — Спасибо тебе за все… Похоже, я ошибся в тебе сперва…
— Я все понимаю, малыш. Это из-за Серега. Ты на него обижен, Влада мне рассказала. Но ты его тоже пойми, — мягко, без поучений говорил сын звезд. — Он так и не оправился от раны, которую нанес ему его собственный Ученик.
— Раны? — удивился Кангасск.
— Нет, я не имею в виду физических ран, — поспешно объяснил Орион. — Хотя мне довелось видеть и израненного, истекающего кровью Серега, когда он вернулся с великой битвы чуть жив… Три тысячи лет назад я выхаживал его и переживал его страдания, как свои собственные… Но эта рана — другого толка, Кангасск… Серег так и не перенес удара, когда против него пошел собственный Ученик. Он его очень любил, очень в него верил. А ты, по шутке судьбы, чем-то ему того Ученика напоминаешь. Серег не злой на самом деле, просто ему очень тяжело. Но это пройдет. Я с ним поговорю сегодня…
— Да нет, что ты… необязательно, — попытался отказаться Кангасск.
— Обязательно, — возразил Орион, как точку поставил…
Вначале Кангасск думал, что судьба подарила ему несколько спокойных дней перед очередным прыжком куда-нибудь, и ценил каждый, как последний (так учил его Осаро), пока не понял, что эти дни сыплются бесконечным золотым дождем, один за другим…
…Значок, похожий на куриную лапку, каждый день он нажимал в первую очередь, переносясь в царство электрического света. Сила науки влекла его неотвратимо, после того, как совершила чудо: Игнис поправился. Первый день он ковылял сонный, как муха, очнувшаяся средь зимы; с подвязанным крылом и зафиксированной шеей. Но ящеры восстанавливаются быстрее, чем, скажем, люди: прошло совсем немного времени — и Орион снял швы, а подросшая взамен выдранной свежая чешуя скрыла тонкие шрамы. Первый полет карманного дракона Кангасск встретил ликованием, Орион — скромной улыбкой врачевателя, а Экспонат, незаметно просочившийся в лабораторию, — угрюмым любопытством.
К имени дракон быстро привык; при слове «Игнис» подлетал и, довольный, выдувал из ноздрей тонкие сизые струйки дыма. Правда, хитрый ящер быстро сообразил, что он теперь на особом счету у хозяина, сразу стал капризен в еде и принялся своевольничать, что проявлялось в попытках кусаться в случае недовольства. Но главное что: что он не разучился дышать огнем. Для огнедела это была бы катастрофа.
