Может, у меня вообще галлюцинации.
От стресса.
– Надо же, – сказала я, – а вы и таким бываете… с бабочками мне как-то больше нравится.
Кайя и Сержант обменялись взглядами.
Опять секреты.
– Иза, вы как себя чувствуете? – Кайя сжал мою голову и повернул, заставляя глядеть на свет. – Больно?
Конечно, больно! И огонь пляшет-пляшет. Рыжий такой. Прямо как глаза Кайя… потрогать хочу.
Не позволили. Кайя поднял меня на руки вместе с покрывалом, и я обрадовалась, потому что теперь ни один психопат до меня не доберется – на такой-то высоте… и голова кружится, как чертово колесо.
– А меня убить хотели, – пожаловалась я, обнимая мужа. – Представляете, какая наглость…
Он ничего не ответил, и это тоже было плохо, потому что багряное облако потемнело, и мне показалось, что если оно потемнеет еще немного, то непременно случится что-то плохое. Я не хочу плохого.
Я спать хочу.
И еще чтобы не было так жарко.
– Мне нужен Урфин. – Кайя умел говорить страшно, и я закрыла глаза, но красное не исчезло, оно проникало в меня, а я не хотела, чтобы во мне поселилось еще и это.
Мерзость!
– И Магнуса разбудите. Здесь – ничего не трогать.
Мы поднялись по знакомой уже лестнице, и на этот раз дверь в комнату Кайя была открыта нараспашку. Поперек порога возлежал рыжий кот, взиравший на меня с печалью в зеленых очах. Кот определенно был в курсе секрета.
Обидно. Даже кот в курсе.
Всё пойдет по плану: после увертюры – допросы, потом – последнее слово подсудимого, залпы, общее веселье, танцы.{44}
…дамское щебетание
Изольда горела. Ее сердце стучало с немыслимой скоростью, и раскаленная кровь сочилась из ран. Порезы почти затянулись, но кровь была характерного синеватого оттенка, и Кайя понял, что не представляет, как теперь быть.
Никак.
– Знаете, – задумчиво произнесла Изольда, растирая кровь на пальцах, – мне кажется, что на самом деле все куда хуже, чем мне кажется.
Пока она в сознании, но как надолго?
Она слишком взрослая.
Слишком нежная.
И не из этого мира.
Так каковы шансы выжить?
– Это же ненормально – иметь голубую кровь? Чтобы не образно говоря, а взаправду. И чтобы не больно было, когда режут. Я испугалась, но и только. А вчера вот булавку случайно в руку воткнула и тоже ничего не почувствовала. И это тоже ненормально. Я умру?
Кайя не готов отвечать.
– Вы мне раньше никогда не лгали. – Изольда завернулась в покрывало. Маленькая гусеница в тяжелом коконе, которого ее придется лишить.
– Возможно. – Слово далось с трудом.
Изольда кивнула, точно и не ожидала услышать иного.
– А… а мне должно быть так жарко?
– Да. И будет еще жарче.
Кажется, это Изольде совсем не понравилось. Она нахмурилась и вытерла пальцы о покрывало. Кот, взобравшись на подлокотник, потерся о щеку. У кота своя задача, а Кайя должен сделать то, что положено, как бы ему ни претила мысль о том, чтобы причинить ей боль. Пусть даже Изольда и не ощущает боли.
Шкатулка лежала на месте. Впрочем, вряд ли бы нашелся хоть кто-то в замке, кто осмелился бы тронуть этот предмет. Крышка со стертым гербом, который скорее ощущается пальцами, чем виден. Темные петли. Кругляш замка́, что долго не желает признавать Кайя, раз за разом сверяя отпечаток пальца с контрольным образцом. Но когда терпение – его остались считаные крохи – иссякает, раздается щелчок. Бархат обивки по-прежнему ярок. И по ткани нельзя сказать, сколько ей лет. В шкатулке – тонкий нож с костяной рукоятью. Клинок узкий, острый.
– Вот только не говорите, что вы меня сейчас дорежете. – Изольда покрепче обняла кота, который отнесся к происходящему с нетипичным смирением. – Мне казалось, мы почти нашли общий язык.
– Хочу вам кое-что показать.
Это проще показывать. Рассказывать у Кайя всегда выходило хуже. Клинок перечеркнул запястье, с поразительной легкостью вспоров кожу. На линии разреза вспухли чернильно-черные капли крови.
– Вот оно что… – Изольда потрогала шею. – Это из-за…
– Мураны.
– Точно. Значит, и я буду… как вы? Если выживу. И что делать, чтобы выжить?
Кайя сам хотел бы знать.
– Сначала придется выпустить немного крови, иначе вы просто сгорите. Больно не будет, обещаю. Потом вы уснете. Когда проснетесь, мы повторим. Будьте любезны, вытяните руку.
– Как-то подозрительно просто звучит. – Левой рукой Изольда перехватила кота, хотя тот не делал попыток сбежать, и мужественно вытянула правую, на которой уже зарастал нанесенный Мюричем разрез.
Жаль, что ублюдок мертв. На этот раз Кайя с удовольствием взял бы на себя дядину часть работы.
Работа обождет.
– Стойте. Миска нужна. Для крови. – Изольда выпрямила спину и плечи расправила. Ей жутко, и Кайя не способен убрать этот страх.
Не сейчас.
А что сказать, чтобы страх ушел, не представляет.
Миска в конце концов нашлась.
– Как-то вот… неприятно, когда тебя режут, – призналась Изольда и зажмурилась. – Я и раньше кровь сдавать не любила. И вообще врачей. У них дурная привычка в живого человека иголками тыкать.
– С кровью уйдет жар. На некоторое время.
Разрез-касание вдоль тонкой вены. От запястья к локтю. Шрама не останется. Ей не больно. Напротив, ей легче станет. Но эти аргументы не успокаивают Кайя.
– И долго так сидеть? – Изольда приоткрыла левый глаз, убедившись, что ничего страшного не происходит, открыла и правый. Она не плакала, не кричала, не спешила лишиться чувств, что в нынешней ситуации, возможно, было бы уместно. Но просто сидела, положив руку на миску и глядя, как стекают пурпурные ручейки.
Синева таяла.
– Вы храбрая женщина. – Кайя не знал, как утешить ее.
Он вообще не представлял, как именно утешают женщин.
– А есть выбор?
Изольда по-своему права, хотя опыт подсказывал, что отсутствие выбора редко придавало людям смелости. Весьма вежливый стук в дверь избавил от необходимости придумывать ответ.
– Ласточка моя, – Магнус был зол, но определить это мог бы лишь человек, хорошо знакомый с дядей, – ты как?
– Вот… сижу. Котика глажу.
Кот подставил голову и замурлыкал, демонстрируя горячее желание сотрудничать. Дядя, оценив обстановку, помрачнел еще больше.
– Кайя, мальчик мой, пойдем-ка поговорим.
– Нет, – сказала Изольда, почесывая кота за ухом. – Вы же обо мне будете говорить? Тогда при мне и говорите. А то нечестно получится. Я же должна знать, что со мной будет. Ведь оно все равно будет, и я узнаю.
