— Бо-ольно!
К вечеру она отлежалась, даже смогла подняться, но всё равно ощущение оставалось таким, словно кто-то ломал оглоблю об её позвоночник. И не безрезультатно. С тех пор несколько раз она просыпалась с замершим криком на губах, и не помнила. Не могла вспомнить ничего. Следом за яростью волнами накатывало чувство полной беспомощности. Кое-кто из матросов стал обходить припадочного лекаря стороной, что оптимизма не прибавляло. Оставалось надеяться на заступничество капитана.
И на то, что эти скачки настроения не передаются каким-то образом от Вилля. Либо ему плохо, либо ей — третьего не дано. Жара могла подействовать на здоровье северянина, несмотря на регенерацию, равно как просоленный воздух и постоянная качка — на её собственное. Если Вилль приболел, то ничего страшного нет, всё лечится. О худшем думать не хотелось.
Нечего беду навлекать.
Между тем, время шло, а Скадар приближался.
На корабле о сроках рейдов запрещалось говорить вслух, но знахарка чертила угольком крестики с обратной стороны капитанского стола, пока её не обнаружили на месте преступления и орудие призыва беды не отобрали. Несмотря на морские суеверия, к берегу они пристали день в день.
А за полнедели до этого приступы, наконец, прекратились, и Алесса немного успокоилась.
Какой бы страшной ни была сама мысль об этом, смерть друга она почуяла бы наверняка.
* * *
Однажды в новогоднюю ночь случилась в Северинге такая история. На городскую ярмарку привезли южные фрукты — гранаты. Из всей солдатской братии их пробовали только Берен да Прокопий, которые в голос уверяли, мол, вкусно. Стражники вскладчину купили целый ящик, решив, что полакомятся, когда закончится праздник. В ту же ночь капитан стражи Прокопий напился и едва не сгорел вместе с сараем, поэтому на ярмарку пьянчугу позориться не пустили, а значок прицепили к парадному мундиру обалдевшего Вилля. Начальник на подчинённых обиделся и в отместку решил слопать гранаты сам. А как съесть целый ящик брызжущих соком фруктов, да не изгваздаться? Когда утром в караулку вернулись стражники, то картина была следующей: на полу в одних подштанниках сидел капитан и усердно грыз последний гранат. Сам с головы до ног красный, на полу под ним натекла лужа, все стены забрызганы. Предусмотрительно снятая одежда висела рядом на стуле, но и с неё капало. Дядька Темар тогда сказал: «Наш Прокопий — пьющий впрок. А теперь ещё и жрущий!»
Эту историю Алесса вспомнила, когда увидела багровые, точно гранат, лица стражников, охранявших малые ворота — те, что вели в Катарину-Дей со стороны материка. Какой-то изверг заставил их надеть латы, блестящие на солнце как зеркало, и бедняги чувствовали себя примерно так же, как в кипятящемся самоваре.
— Ориен, каким ветром?! — тот, чья «щётка» на шлеме показался знахарке чуть шире, направился к ним широко раскинув руки, точно собрался обнять за компанию и всю полуверстовую очередь.
— Случайным, Альт! — мужчины захлопали друг друга по спине. Гудело ого-го как! В результате капитан, посмеиваясь, затряс отбитой рукой.
Действительно, случайным. «Китобой» не собирался бросать якорь у Скадарской столицы, а плыл южнее, но капитан решил переброситься парой слов с владельцем гостиницы «Три кита» — старым знакомым. А заодно устроить там Алессу. Скат и Налим пошли за компанию.
— С чем на этот раз? — обменявшись кивками со Скатом и одноглазым Налимом, поинтересовался привратник.
— С китовым усом для прекрасных дам!
— Дам? Те дамы будут изгаляться, но нам не «дам»! — захохотал его сослуживец.
— Как всегда! Но у тех, что нам «дам» крючков на платьях меньше!
— Га-га-га!
Алесса слушала этот разговор, молясь всем богам разом, чтобы щёки не запылали. Хоть один, да откликнется! Видела она скадарских дам, наряженных в полупрозрачные сорочки на бретельках. Да такую срамотищу можно только родному мужу показывать!
— А мальца что-то не припомню! — отсмеявшись, знакомец капитана перевёл глаза на девушку. Та в ответ воинственно шмыгнула носом.
— Это — Лесь, юнга наш новый, — пояснил Китобой. Алесса и сама не поняла, с чего вдруг решила вновь переодеться мальчишкой. Захотелось… и всё тут!
— Проверить надо бы! — второй достал из кармана нечто, напомнившее Алессе круглый леденец на палочке, только мигающий.
— Это что? — капитан стал на шаг впереди Алессы. — Ты это… Малец-то у меня толковый!
— Никаких проблем! Это просто идентификатор расы, — отмахнулся второй стражник.
— Зачем?!
— Да каких-то оборотней ловят! — развёл руками Альт, и одновременно его сослуживец ткнул «леденцом» ей в нос.
Что?!! Несмотря на жаркий день, Алесса вмиг похолодела.
Даже пикнуть не успела, только моргнула.
Пропала!
Всё…
Рядом с ней заметно напрягся капитан.
— Говорил тебе, проверь эту хреновину! — ворчливо оценил результат второй привратник.
— Покажи уши! — нахмурился Альт.
Знахарка растерянно оттопырила берет.
— Не эльф! Говорил же, проверь хреновину!
— Лесь по росту больше на гномёнка потянет, — ухмыльнулся Ориен.
— Я — не остроух! — запротестовал Алесса, снова ощутив под ногами твёрдую почву. Что вообще происходит?!
— Видим, — отмахнулся второй, — проходите тогда по старой дружбе…
— Ну не-ет! — ухмыльнулся Налим. — Вы и нас на оборотничество проверьте. По дружбе!
Проверили. Скат оказался орком.
— Идите уж! — досадливо махнул Альт, мимоходом глянув на рыжие как огонь волосы парня.
Алесса перестала теребить безымянный палец. Кольцо аватар она забинтовала на всякий случай в пути, а теперь на него и грешила. Неужели становится аватаркой?! Свои крылья — это, конечно, здорово, но целый свод правил и запретов посечёт на корню всё удовольствие. Вдруг её посетила такая идея: а какие бы у них с Виллем могли родиться дети? Полосатые волкопантеры? Или пятнистые пантероволки?!
Ой, мама…
— Повезло, что я в маманьку пошёл, — хохотнул Скат, когда они отошли от ворот на приличное расстояние. — Папаня был полукровкой. Зеленущий, как салага в качку!
Девушка вновь рассеянно затеребила палец.
…А столица Скадара готовилась к празднику, и всю дорогу от дворца Кэссаря до рощи заступницы Иллады уже начали украшать пурпурными и белыми цветами. Как же, завтра, седьмого числа второго месяца осени, на рассвете по ней будет шествовать сама кэссиди! В кущах миртовых деревьев посредника между тварным миром и небом поджидал маленький храм без окон, с единственной дверью, такой низкой, что переступить порог можно было, только согнувшись в три погибели. А вокруг — никого. ЧУдное место. Издревле считалось, что лишь наследник престола может войти в храм и говорить с богиней, прося Илладу-Судьбу о милости к недостойным её, заступницы, руки горожанам. В храме же Кэссиди замкнётся ровно на седмицу в полном одиночестве, за исключением статуи богини и человека, который раз в день будет приносить воду и пресную лепёшку. Повелители должны учиться терпению смолоду, дабы подавать пример населению. Тогда в день коронации Судьба примет её и будет милостива к потомкам. Алессу это удивило и возмутило: Неверрой никогда не правила женщина. Безобразие! Естественно, что в мужской компании было благоразумнее оставить эмоции при себе.
