– Как же! - не отставала бабушка. - Это Света потолстеть боится, а ты-то чего?
"Кусок в горло не лезет…"
– Ладно, - сдался я. - Пойдем, чай попьем.
– А как твои маги на вчерашнее отреагировали? - тревожно спросила ба, когда мы уселись на кухне.
– Если честно, не знаю. Красов рвет и мечет, Захар меня полностью поддерживает и сегодня подался усмирять своего нервного коллегу.
– Захар всегда был замечательным человеком, - сказала бабушка, прихлебывая чай. - Он всегда утихомиривал Егора, когда тот зазнавался или хотел нас бросить.
– Бросить?… - опешил я. - Господи, я не знал.
Бабушка покачала головой.
– Твой дед был человеком широкой души, ты очень похож на него… Но магия травила его год от года, а последние годы, после смерти твоих родителей, особенно.
– Ты по нему скучаешь?
– Скучаю, - призналась она, - скучаю по тому, каким он был пятнадцать лет назад.
Не знаю почему, но мне вдруг захотелось провалиться сквозь землю. Я поставил локти на стол и опустил голову на руки.
– Ну почему все так несправедливо? - придушенно произнес я. - Простым людям магия представляется как чудо. А на деле… Все эти сказки про добрых фей и волшебников, оказывается, такая бредятина на постном масле. Там же ни слова правды.
– Деня, что с тобой? - заботливо спросила бабушка.
– Меня пугает то, что магия делает с людьми, - признался я.
– Ты хочешь с ней порвать? - догадалась она.
Я помотал головой.
– Я не могу.
– Почему?
– Почему? - эхом повторил я. - Потому что я не обычный маг. Стихийных магов всего четыре на всю Россию. Им некем меня заменить. А если останутся только трое, черные силы победят. Кроме того… Ты даже не представляешь, скольких больных я уже успел исцелить и скольких еще могу… Разве можно мне уйти?
– Нет, - признала бабушка. - А жаль…
В этот момент в дверь позвонили.
– Я открою, - и я пошел к двери. Было уже поздно, и я понятия не имел, кто бы это мог быть. Может, соседка какая?
Я открыл дверь, даже не спросив, кто там, и изумленно распахнул глаза: у порога стояла Писарева, зябко обхватив себя руками, лицо у нее было бледное и заплаканное.
– Что?… - я не успел договорить, как Ленка бросилась мне на шею, зарыдав.
Как трудно иногда понять некоторых людей… И как просто порой понять других…
– Что случилось?! - крикнула из кухни бабушка.
– Понятия не имею! - отозвался я. - Ленчик, что такое?
Она рыдала, вцепившись в меня, как в спасательный круг, без которого тут же пойдет ко дну.
– Денис, прости, пожалуйста, - всхлипнула девушка. - Прости, но мне больше не к кому пойти… совсем не к кому.
Это уж точно. Я думал, что они подружились с Акварелью, но сегодняшний выпад художницы доказывал обратное.
– Да все нормально, - заверил я, - не извиняйся, лучше расскажи, что стряслось, - я дотянулся и захлопнул дверь. Ленка все еще жалась ко мне.
– Стряслось… - она громко всхлипнула и подняла на меня заплаканные глаза. Мои родители… ну, ты же знаешь, что она пьют. У нас в доме ничего не осталось. Все пропили… Сегодня дерутся, последней мебелью кидаются, мне заявили, что я обуза, которая только жизнь усложняет, - Ленка снова всхлипнула. - А потом помирились, развалились посреди квартиры и давай водку глушить… А я не могу… Не могу больше! Я не хотела к тебе идти, честное слово, не хотела, у тебя и своих проблем по горло… Но мне больше не к кому пойти, я больше никому не могу доверять…
У меня почему-то ком стоял в горле. Куда-то подевалось мое привычное красноречие. Я только крепче обнял ее.
Было такое чувство, будто беда стряслась не у нее, а у меня самого.
Лена так и плакала у меня на плече, когда появилась бабушка.
– Леночка! - воскликнула она. Господи ты боже мой, что случилось?
Ленка не ответила, будучи не в силах успокоиться.
– Семейные проблемы, - коротко пояснил я. - Сегодня она останется у нас. Ты не против?
– Конечно, - даже не подумала возразить гостеприимная бабушка.
– Я в прихожей могу, - выпалила Ленка, - или в ванной, чтобы вас не стеснять. Я и так злоупотребляю вашим гостеприимством…
– В прихожей холодно, - отрезал я, - в ванной мокро, а на кухне и так тесно. Будешь спать в моей комнате. Ясно?
Она надломлено кивнула.
– Пошли тогда, успокоишься, - и я увлек ее за собой.
– Опять гости, - проворчал Пурген, устроившийся на моей кровати, - задолбали.
– Пшел вон! - распорядился я.
– Я на него горбачусь, работаю, а он меня "пшел воном"! Меня! Кота! Высшее существо!
– Пурген, смойся.
Котяра обиженно фыркнул и удалился.
– Когда в следующий раз к тебе припрется черная тучка, даже не подумаю предупредить, - бросил он угрозу напоследок. Если бы Пурген был человеком, то непременно хлопнул бы дверью так, что с потолка известь бы посыпалась.
– Садись, - усадил я Лену на кровать. - Давай садись и успокаивайся и не разводи у меня тут сырость.
– Ничего, что я пришла?
– Раз я не спустил тебя с лестницы, значит, ничего.
– Я не смогла оставаться дома, - продолжала она. - Я поняла, что там сойду с ума. Моя семья… Ну почему у меня такая семья?! - по ее щекам снова заструились слезы. - Почему?
– Мы все однажды узнаем нечто новое о своей родне, - заметил я, вспомнив о деде.
– Я узнаю только плохое.
Я хмыкнул.
– Я тоже… Слушай, а ты пробовала поговорить с родителями, когда они трезвые?
– Конечно. Они говорят: "Хорошо, это был последний раз". А потом все начинается с начала.
Вопреки тому что, что алкоголизм - болезнь, вылечить его я не мог.
– А если предложить им закодироваться? - предположил я.
Она замотала головой:
– Не станут… Я бы давно съехала от них, да только некуда мне.
– А общежитие?
– Иногородним не пробиться, не то что местным… Да ты не переживай, я перепсихую, и все снова будет в порядке.
Это ж какое терпение надо иметь? Я бы точно так не мог. Как любит говорить Захар, я излишне импульсивен.
– А как у тебя отношения с другими людьми? - решил я переменить тему. - Акварель сказала, что ты не обделена вниманием. Говорит, к тебе парни знакомиться подходили…
– Да нужны они мне! Не до них… А отношения… Писой меня больше не зовут, спасибо тебе за это.
– Да ладно ты, - отмахнулся я.
– А еще я думала, что мы с Акварелью подружились, а она ведет себя так странно.
– Да, - я был вынужден согласиться, - со мной она сегодня вела себя оч-чень странно.
Еще как странно, но подробностей Ленке знать не положено.
У Писаревой все еще были мокрые глаза, но, по крайней мере, она больше не дрожала.
