5.14. Дамы и господа
Док проводила профилактическое обследование, и мы заходили к ней в кабинет по пятеро. Зная, что мы слушаемся дока беспрекословно и не причиним ей вреда, надзиратели стояли за дверью, курили и беседовали, не опасаясь беспорядка.
В первой пятёрке была я, Каспар, Цезарь, а также Пандора (N25) и Лира (N29) — мужчины и женщины вперемешку, так как обследование не требовало раздевания. Мы зашли, поздоровались, а док кивнула и сказала:
— Ну-с, приступим.
И кивком указала на стул рядом со своим столом. Любой из нас мог подойти и сесть.
Мужчины уступали очередь женщинам:
— Дамы первые…
"Дамы", поглаживая бритые головы, смеялись:
— Да какие мы дамы! Посмотрите на нас. Такие же лысые, как вы, и в таких же робах. Мы здесь все равны.
Эта заминка длилась не дольше пятнадцати секунд, но док вдруг нетерпеливо сказала:
— Дамы и господа, не время рядиться… Садитесь уже кто-нибудь!
Мы никогда не слышали, чтобы она говорила таким раздражённым и усталым тоном. Мы примолкли, а Цезарь заметил полувопросительно, обращаясь не то к нам, не то к ней:
— Док не в настроении? Что случилось?
Док сказала, хмуря брови:
— У нас мало времени… Не задерживайте осмотр, прошу вас.
Её голос странно задрожал, губы вдруг затряслись, и мы увидели, что у неё красные глаза, а веки слегка припухли. Пандора осмелилась спросить:
— Док, вы что — плакали?..
— С чего вы взяли, мадемуазель Пандора? — сердито ответила док. — Начнём с вас, присаживайтесь.
Но все мы видели на лице дока Гермионы следы слёз. Она сердилась и нервничала, но мы, обеспокоенные, требовали назвать причину её огорчения:
— Док, кто вас так? Скажите нам, пожалуйста! Мы вас такой ещё не видели!
У дока тряслись пальцы, она нервно требовала, чтобы мы прекратили расспросы и подходили к ней для обследования, а потом она вдруг резко умолкла, поднесла свою тонкую руку к глазам и сидела так несколько секунд. Потом она закрыла лицо руками и пробормотала:
— Я так не могу… Это отвратительно…
Мы впервые увидели дока плачущей. Пару секунд мы стояли как вкопанные, и в нас поднималась холодная ярость: кто посмел довести её до такого?! Цезарь, сверкнув глазами, весь вспыхнул, вся его южная страсть заклокотала в нём, и док Гермиона бросила на него испуганный взгляд. А он, присев перед ней, сказал тихо и ласково:
— Док… Родная, скажи, кто тебя обидел? Я его на куски порву.
Никто из нас не позволял себе говорить доку Гермионе "ты" и уж тем более называть её "родной", и она вполне имела право возмутиться, но почему-то не сделала этого. Может быть, дело было в мощном мужском начале Цезаря, которое приводило в трепет всё её женское естество, а может, её тронул его горячий порыв преданности — как бы то ни было, она робко дотронулась ручкой до его широкого плеча и пробормотала:
— Вы всё равно ничем не поможете, дорогой Цезарь. Только наживёте себе неприятности…
Цезарь сгрёб своей огромной ручищей лежавшую на его плече маленькую лапку дока Гермионы, а Каспар сказал тихо, но значительно:
— Док, скажите нам, кто вас обидел, а потом уж мы увидим, можем мы помочь или нет. К вам кто-то приставал? Скажите, кто, и мы предпримем всё, что в наших силах, чтобы его наказать.
Док Гермиона побледнела ещё больше, хотя это казалось уже невозможным, замотала головой, переводя умоляющие, полные слёз глаза с одного заключённого на другого, и пробормотала, шевеля дрожащими губами:
— Нет… Не надо! Ни в коем случае!
— Док, вы за нас не бойтесь, — сказал Каспар. — Мы уже многое вынесли, всякое повидали и испробовали на своей шкуре. Вы не волнуйтесь, убивать мы никого не станем, но мало ему не покажется…
— Нет, нет, вы только ещё хуже разозлите его, — бормотала док. — Я прошу вас, ничего не надо делать!
Цезарь, впившись в неё взглядом своих жгуче-чёрных глаз, спросил:
— Кто? Сам босс?
Док Гермиона мотнула головой и отвернулась. Её тёмно-каштановые блестящие локоны, убранные в причёску, как у древнегреческой дамы, при этом тоже мотнулись.
— Тогда его заместитель? — предположил Цезарь.
Док молчала, и её молчание было истолковано как утвердительный ответ. Цезарь сказал, окидывая нас взглядом:
— Если нашего дока обижают, мы обязаны что-то сделать. Думаю, все мужчины, которые есть среди нас, со мной согласны.
Я сказала:
— Женщины тоже с вами солидарны. Правда, девочки? — Я взглянула на Пандору и Лиру, и те согласно кивнули.
Слова были не нужны, мы только обменялись взглядами — план возмездия был готов.
5.15. Бунт
Каспар и Цезарь со стульями в руках стояли по обе стороны двери, прижавшись к стене. Лира закричала:
— Помогите! Доктору Гермионе плохо!
На головы ворвавшихся в кабинет охранников Каспар и Цезарь обрушили по удару железными стульями, и мы вырвались из кабинета.
Фактор внезапности дал нам преимущество. На несчастье заместителя начальника тюрьмы, в его кабинете недавно был ремонт, и там стояла банка с краской, оставшаяся от покраски стен, а на диване лежала набитая пухом и перьями подушка. Он сам сидел в расслабленной позе, дремал после сытного обеда и не ожидал гостей. Двое схватили его за ноги и стащили с кресла на пол, ещё двое держали его за руки. В рот ему был засунут кляп. Цезарь и Каспар хорошо поработали сапогами по рёбрам г-на Максимуса Этельвин, у меня в руках оказалась подушка и банка с краской. Обидчик дока Гермионы стал с ног до головы коричневым. Подушка была вспорота, закружился снег из перьев.
Разумеется, ворвалась опомнившаяся охрана, и бунт был усмирён. Облитый краской и облепленный перьями Максимус орал благим матом:
— Всех на неделю оставить без еды! Зачинщиков в карцер!
Дальше бунтовать мы не собирались. Дело было сделано, Максимус был опозорен до конца жизни. Он был и по жизни псих, а сейчас вовсе слетел с катушек. Он бегал весь в краске и перьях по всей крепости и орал. Надзиратели шарахались от него, и неудивительно: под слоем перьев его было не узнать. Он носился как бешеный, распространяя вокруг волны резкого запаха масляной краски, и от его ног повсюду оставались липкие следы и клочки перьев. Первым делом он ворвался в кабинет начальника, заляпал отпечатками рук его костюм, требуя для нас самого сурового наказания. Наш босс, отпихивая его от себя и морщась, возмущался:
— Ну что вы делаете, вы же и меня всего перемазали, неужели обязательно за меня хвататься?.. Успокойтесь, хватит орать, как будто вас режут!
В результате нам пришлось стоять в строю полчаса и ждать, когда начальник тюрьмы, испачканный своим неадекватным замом, приведёт себя в порядок. Максимус вообще куда-то исчез надолго. Один из надзирателей пробежал мимо с большой бутылью растворителя.
