Сделавший нарочито постную и ничего не выражающую рожу гном плотно держал рот закрытым. Ибо крепко-накрепко помнил одну вроде как и не прозвучавшую никогда поговорку, что не бывает невиновных – бывают плохо допрошенные. А уж к этому если на карандаш попадёшь, ни в одном душе потом не отмоешься. И всё же, пропустив мимо ушей вкрадчивую и вроде бы даже усыпляющую болтовню полурослика, гном вдумчиво набил трубку ещё раз и вновь окутался дымом на манер загоревшейся кучки кокса. Да пошёл ты, мерзавец, надоел…
– Ну а кто ты такой есть, Хлад Сумкинс? Ну куда тебе до Железного Феликса, Меркадера-Ледоруба или Паши Судоплатова? Вот то были парни – хоть и неоднозначные, но профессионалы!
Из дальнейшей речи, достойной внимания лучших риториков и ораторов, насыщенной цитатами, аллегориями и витиеватыми, хоть и не всегда понятными отсылами к чьей-то там бога-матери, медленно пятящийся особист узнал, что всех шпиёнов и вражин давно ухайдакали те настоящие парни. И что один напрочь (censored) хоббит есть всего лишь гнусный недомерок, выискивающий компромат на своих товарищей, чтобы выставить тех предателями. Не разоблачить, а именно выставить – и тем самым заработать себе жестяную медальку или лишний кубик в петлицы.
– Так что ты, Хлад, просто гнида на ровном месте и есть. Стукачок бесстыжий, да ещё и тупой при том, как чугунная болванка! – гном курящейся мрачной горой навис над съёжившимся и словно немного сдувшимся от испуга хоббитом, и ткнул ему во впалую грудь обвиняющим, крепким как железный шток пальцем. – А теперь брысь отсюда, Сумкинс, пока сам не стал присадкой к броневой стали. Хотя, тьфу! – какая из тебя присадка? Только дерьмо из тебя, Хлад, и можно выплавить…
Он поймал за шиворот попятившегося и едва не упавшего с площадки поганца и пинком под зад отправил в пролёт лестницы. Постоял ещё немного, чувствуя как унимается зашедшееся от гнева сердце. Посмотрел, как уносится дымок из трубки на ту сторону рудного двора, где маслянисто отблёскивающие огромные вентиляторы день и ночь гнали дрожащее жаркое марево в чрево воздуходувки.
И лишь потом, когда внизу бригадир и колдун уже едва не схватились в пылу спора за грудки, в бороде стала заметна осклабившаяся усмешка, а крепкие руки потянулись к мешкам, привычно выпуская из ладоней мягкую Силу. Знать, скоро пора и присадки вводить! А плохую сталь в его смену ещё никому не удавалось сварить, ведь каждая собака знает – у гнома с верхней отметки кулачищи что пушечное ядро, и за малейший недосмотр в плавке он хоть бы и самому Неназываемому морду набьёт…
И уже когда в утробе бессемера заныло глубоким нутряным басом, леток оказался пробит и в изложницы да формы хлынула лучшая во всех мирах, гномьей выделки броневая сталь – только тогда гном с верхней площадки оказался внизу. Несуетливо помогал ворочать тяжеленные рычаги, мягонько, с неожиданной нежностью переводить рукав разливки. Его помощь приняли как должное, и какая-то неожиданная гордость за свою работу постепенно охватила и яростно матерящихся крановщиков, и рабочих, и даже бригадира с колдуном, едва не на вкус испытывающих взятую в ковшик на длинной ручке пробу.
Всё, кажись. В пустой утробе бессемера глухо зашумел раскалённый ветер, гулко булькнули остатки раскисляющего флюса.
– А отменную сталь нынче сварили, особую! – важно возвестил колдун, и ухмыляющийся бригадир тоже показал большой палец.
Лоснящиеся от жара лица с прорезающими копоть ручейками пота заулыбались, а слипшиеся бороды закивали. Что ж, это хорошо – значит, премия будет, да и пухлощёкая Итта в пельменной на спардеке лишнюю чарку эля набулькает, уважит. Потому с нескрываемым одобрением все следили, как едва сдерживающий радость мастер отложил в сторону обычный клеймовый молоточек, а из устеленной бархатом шкатулки достал особый, белого металла. Это означало не просто обычный на слитках знак качества, сам по себе весьма почётный, а «наш ответ Чемберлену!»
Кто такой был тот крендель, за давностью веков уже и подзабылось – но наверняка сцуко такой, что его крысёнышам надлежало всегда и везде отпор давать…
Однако, едва глаза начали отходить от огненного сияния весело плескающегося металла и привыкать к сумраку, как гном приметил хмурого отчего-то бригадира и его жест – иди сюда.
Да отчего б не подойти, не покалякать, пока чуток не просохнут пропотелая насквозь роба и борода? Тем более, что рядом обретался ещё один – начальник смены с обязательным к сей должности бейджиком и ярко-оранжевой каской. Этого гном не то чтобы любил… но уважал. Пару раз лаялись до того, что едва бороды друг дружке не повыдёргивали. Но вот за что всегда поддерживал он того, так за то, что тот тоже работал не за кредитки или благосклонный взгляд начальства, а на совесть. В принципе, как и любой уважающий себя гном…
– Слушай, шо там на тебя первый отдел за телегу накатал? Не мог с особистом мягонько, штоль? – прогудел начальник смены с таким горестным вздохом, что тут стоило бы и посочувствовать.
Но гнома из литейки, не подавившись, не съешь! И то судьбинушку трижды проклянёшь…
– Слухай, старшой, а ну-ка вспомни – насчёт чего ты нам только вчера мозги полоскал, да так, что чуть плешь не проел? Лично читал, – палец гнома ткнул в потёртый бейджик с пришпиленным к нему маркером. – Насчёт предупреждения несчастных случаев!
Хмуро топтавшийся начальник встрепенулся и сделал охотничью стойку, будто почуявший выпивку гоблин Мых из чародейского отсека.
– А при чём тут это? – прогудел он, старательно сдерживая свой зычный голосище, по слухам способный переорать даже ревуны громкого боя.
– А при том! Ты мне ответь, какого рожна у нас по верхним отметкам нынче шляются посторонние? – гном принялся прилежно перечислять, загибая пальцы. – Инструктаж не прошёл, в журнале по технике безопасности не расписался, страховочного заклинания и пояса нет, каски тоже! Вы уж решите, мужики – либо у нас в литейной порядок будет, либо полный бардак. А посерёдке не надо, нет…
В нескольких словах гном поведал дальше, как спас от гибели едва не свалившегося с верхней площадки полурослика.
– Да расплавленному металлу начхать, предан кто пролетарскому делу или нет. Только пшикнет тот Хлад вонючим как он сам дымком, и всё!
Глаза гномов уже вовсе не излучали вселенскую скорбь. Теперь на планёрке можно будет не только отгавкаться от особистов, но ещё и крепенько прищемить хвост всем этим перетряхивателям грязного белья. А стало быть, скучать на непременном после смены совещании им вовсе не придётся.
– Ладно, ступай, – бригадир на прощание одобрительно похлопал собрата-гнома по плечу и, весело пересмеиваясь с начальником смены, направился с тем в закопчённую конурку цеховой конторы.
