Но выглядел он опрятным: борода подстрижена и тонкой линией окаймляет подбородок, волосы собраны в пять тугих косичек, приколотых к голове. Глаза блестят, улыбка довольная. Таким запомнился мне Ясон в нашу первую встречу: молодым, дерзким, жадным и самоуверенным.
Я вслед за ними покинул Зал Овна. Один раз Медея чуть обернулась, словно прислушиваясь.
Неужели она сознавала мое присутствие? Она должна была знать, что я в нескольких днях пути от них, у оракула. Но неужели она уловила эхо будущего?
Тень Афины, дух-дитя скакал вприпрыжку рядом со мной.
— Тебе, кажется, со мной неловко, — угадала она.
— Нет. Просто я запутался.
— Оттого что я маленькая? Все боги когда-то были детьми. Все боги когда-то были двумя большими богами, пыхтевшими в объятиях друг друга. Боги наделены умением продвигаться взад и вперед по собственной жизни. Ты тоже почти умеешь это. Разве нет? Ты меньше мужчина, чем большинство из вас.
— Прошу прощения?
Она засмеялась своей оговорке.
— Я хотела сказать: в тебе больше чего-то другого, чего-то странного, чего-то от Времени.
— Да, я такой. Куда мы идем?
— Подсматривать за ними, — хихикнула девочка. — Подсматривать, как они… обнимаются? Я достаточно изящно выразилась?
Я остановился.
— Это касается только их.
— Тебе не хочется посмотреть?
— Нет.
— Чепуха! Ты только и делаешь, что подсматриваешь. Я знаю тебя, молодой старец. Ты никогда не стесняешься подсмотреть, если думаешь, что можешь так что-то узнать. И я тоже. Даже когда я настоящая, а не тень. — Она добавила, поддразнивая: — Вот уж не думала, что ты так застенчив, Мерлин.
И я не думал.
Конечно, не застенчивость удерживала меня. А память о любви к Медее. Моей любви к Медее. Но Афина-эхо потянула меня за руку, и мы пошли дальше по коридорам к спальне колхидской жрицы и ее изголодавшегося греческого завоевателя.
Свита Медеи — опытные женщины и юноши с пушком на подбородках — засуетилась, захлопотала, заканчивая привычные дела: наполнить тазы водой, маленькие золотые кубки — вином, расправить складки ткани над постелью: открытую палатку из цветных полос, скрывающей под собой ложе.
Нагая Медея была прекрасна: ее вид, воспоминания о ней молотами стучали у меня в голове. Она была такой бледной рядом со смуглым волосатым Ясоном. Когда они обнялись, когда прервался первый поцелуй, он отвернулся от меня, опуская Медею на ложе, но глаза Медеи нашли мои глаза, и движение ее губ беззвучно поведало, что она знает о моем присутствии. Она встретила мой взгляд из глубины прошлого, и в ее глазах была теплота, а потом снова ярость волчицы, и она прижалась к мореходу, раскинувшись под его сильным, но нескладным телом.
Зачем она привела меня в их собственную комнату в миг, принадлежавший только им двоим? Что задумала Афина? Девочка прижала палец к губам:
— Сейчас будет разговор. Арго хочет, чтобы ты его услышал.
Ясон дотянулся до чаши с вином и осушил ее. Комнату продувал приятный прохладный ветерок. Медея лежала у него на груди, поглаживала по бедру, тихонько напевала.
— В следующее полнолуние, — заговорил он, проводя рукой по ее волосам, — я отплываю на Арго в любую часть океана, в какой можно найти для тебя дар твоей мечты. Свадебный подарок. Куда угодно, если пути туда не больше двух недель. Дольше я не перенесу разлуки с тобой.
— Что ты надумал? — спросила она, легонько поддразнивая. — Надеюсь, не второе руно? Одного корабля, набитого овчинами, мне хватит на всю жизнь.
Он рассмеялся:
— Мы выгодно их распродали — все, кроме руна из храма.
Колхида изобиловала овчинами с золотыми песчинками, налипшими на шерсть при промывке золота в горных реках. Ясон со своими аргонавтами перед бегством из Колхиды загрузили пять десятков таких шкур и сбыли их, пробираясь по рекам на юге Гипербореи, еще до того, как вышли в Керуанское море у Стохиад.
— Нет, — продолжал он, — я думал о восточных землях, о стране зороастрийцев. Они там творят настоящие чудеса.
Медея не дрогнула:
— Нет! Это совсем ни к чему. Хватит с меня рунных камней и волшебных камней. Слишком тяжелое имущество.
— Ну и хорошо, тогда поближе к дому, на берегах Иллиума. Колесницу, на которой прекрасный легконогий Ахилл семь дней и ночей волочил тело Гектора вокруг стен Трои. Ее до сих пор видят на равнине: тень героя яростно гонит коней, и труп все еще привязан поводьями. Тому, кто прикоснется к проносящемуся мимо телу, открывается ненадолго вход в Нижний Мир. Я соберу свою команду, подстерегу колесницу с ее бешеным возничим и поймаю их.
— Нет, — возразила Медея, — пусть духи живут как привыкли. Им ведь ничего другого не осталось. Кроме того, в который из нижних миров открывается доступ? Их ведь много, а мир Ахилла меня вовсе не привлекает. Подумай еще.
— Тогда на восток. Опять к Стохиадам. Там длинный берег, дикие золотые пески, за ними густые леса и холмы. Я слышал, там часто возникает видение: огромный город шатров и палаток, собрание народа из разных миров и времен, беспорядочный шум и обряды. С каждым рассветом люди из города спускаются к океану, чтобы омыться и умилостивить Посейдона. С помощью маленьких волшебных коробочек они на огромном расстоянии общаются с предками, а иные, говорят, — с потомками из далекого будущего. Я соберу команду, и Арго привезет тебе такую коробочку.
— Общение на расстоянии дается трудно, — согласилась Медея, — и обходится дорого. Но мне не так уж хочется общаться с предками. А мои потомки? Имя им — легион, думается мне. Твоим тоже. Что еще предложат мне твои верные разбойники с тобой во главе?
— А чего хочешь ты?
Она насмешливо рассмеялась, целуя его в подбородок.
— Не тебе пришла эта мысль, Ясон. У тебя и нет собственных мыслей. Одна только жадность влечет тебя в походы. Кто-то из твоей команды оказался более догадлив, а ты подхватил его мысль, как ворона хватает кости.
Ясон улыбнулся, признавая свое поражение:
— Тисамин. Он, кажется, знает весь мир. И еще Мерлин. Он подсказал несколько идей. Он много странствовал.
Медея заинтересовалась:
— Скажи, что предлагал Мерлин?
— Он говорил о горах на западе, окруженных почти непроходимыми дебрями. Глубокие ущелья прорезают холмы, и из тех ущелий змеями уходят вглубь земли извилистые пещеры. Он рассказывал о картинах на стенах тех подземных залов. Они пребывают в темноте, но оживают, если внести свет. Овладеть картиной и животным, изображенным на ней, — значит овладеть духом самого животного. Они бегут сквозь время. Крепкие узы тянутся от первых животных к самым последним: конь, бизон, волк, медведь, звери из породы кошачьих. Последние из этих существ еще в непостижимом будущем. Я с радостью вырублю для тебя из камня одну из тех картин.
