— А с тобой можно говорить? — задумчиво возразила она. Но потом, так как он молчал, прибавила медленнее и другим тоном: — Я назначила ту, кто заменит меня в мое отсутствие, но при этом нарушила правила преемственности.
— Я ее знаю?
Она лукаво улыбнулась.
— Собственно говоря, да. Это та, что подглядывала за нами в прошлом году.
Он почувствовал, как между ними проскользнул краешек тени. Быстро взглянул вверх. Луну не заслоняли никакие облака; эта тень была в его мыслях.
— Лила? Будет ли самонадеянностью спросить, почему? Разве она не слишком молода?
— Ты знаешь, что это так, — резко ответила Джаэль. Потом опять, словно борясь с собственными порывами, продолжала: — А почему — я не уверена. Инстинкт, предчувствие. Как я говорила вам всем сегодня вечером, она по-прежнему настроена на Финна и, таким образом, на Дикую Охоту. Но мне нелегко. Я не знаю, что это значит. Ты всегда знаешь, почему ты поступаешь так, а не иначе, Пуйл?
Он с горечью рассмеялся, потому что она затронула тот обнаженный нерв, который не дал ему уснуть.
— Раньше я думал, что знаю. Теперь нет. После Древа боюсь, что не знаю, почему вообще я совершаю свои поступки. Я тоже руководствуюсь инстинктом, Джаэль, а я к этому не привык. Кажется, я совсем ничего не контролирую. Хочешь знать правду? — Слова вылетали, обгоняя друг друга, тихие и страстные. — Я почти завидую тебе и Ким — вы обе кажетесь такими уверенными в своем месте в этой войне.
Джаэль обдумала это с мрачным лицом. Потом сказала:
— Не завидуй Ясновидящей, Пуйл. Только не ей. Что касается меня, то я испытывала тревогу в своем собственном святилище, чего никогда не случалось раньше. Не думаю, что могу быть объектом чьей-то зависти.
— Мне очень жаль, — рискнул он. И, кажется, потерпел неудачу, так как ее взгляд снова быстро метнулся к нему.
— Это наглость, — холодно сказала она, — и я ее не заслужила. — Он не опустил глаза, отказываясь сдаваться и стараясь придумать тем не менее, что сказать. Но в это время выражение ее лица изменилось, и она прибавила: — Во всяком случае, то сожаление, которое ты, возможно, испытываешь, уравновесилось бы — и даже с избытком — радостью Одиарт, узнай она об этом. Она бы просто запела от радости, хотя, Дана знает, петь она не умеет.
Пол широко открыл рот.
— Джаэль, — прошептал он, — ты только что пошутила?
Она раздраженно вскинула руки.
— Как вы представляете нашу жизнь в Храме? — фыркнула она. — Вы думаете, мы день и ночь бродим и распеваем молитвы и заклинания и собираем кровь ради собственного развлечения?
Перед тем как ответить, он немного помолчал, прислушиваясь к шуму волн.
— Это почти правда, — мягко ответил он. — Вы не слишком старались доказать обратное.
— Для этого есть причины, — парировала Джаэль, ничуть не смущаясь. — Ты теперь уже достаточно знаком с властью, чтобы самому догадаться. Но истина в том, что Храмы очень долго были моим единственным домом, и там были смех, и музыка, и тихие удовольствия, пока не пришла засуха, а потом война.
Проблема Джаэль или одна из проблем, кисло подумал он, в том, что она слишком часто оказывалась права. Он кивнул.
— Совершенно справедливо. Но если я ошибался, ты должна согласиться: это потому, что ты хотела, чтобы я ошибался. Теперь ты не можешь обвинить меня в недопонимании. Это единственный клинок, который не должен разить в обе стороны.
— Они все разят в обе стороны, — тихо сказала она. Он знал, что она так скажет. Во многом она все еще была очень молода, хотя это редко проявлялось внешне.
— Сколько лет тебе было, когда ты пришла в Храм? — спросил он.
— Пятнадцать, — ответила она, помолчав. — И семнадцать, когда меня сделали жрицей Мормы.
Он покачал головой.
— Это очень…
— Лиле было четырнадцать. Сейчас ей только пятнадцать, — перебила она, опережая его. — И благодаря тому, что я сделала сегодня утром, она уже сама одна из Морм, и даже более того.
— Что ты имеешь в виду?
Она внимательно посмотрела на него.
— Обещаешь молчать?
— Ты же знаешь, что да.
— Потому что я назначила ее вместо себя на время моего отсутствия, а во время войны отсюда следует, по всем правилам Даны, что, если я не вернусь в Парас Дерваль, Лила станет Верховной жрицей. В пятнадцать лет.
Он невольно ощутил еще одну волну холода, хотя ночь стояла теплая, а небо было безоблачным.
— Ты это знала. Ты знала это, когда назначала ее, ведь так? — еле выговорил он.
— Конечно, — ответила она с немалой долей присущего ей высокомерия. — За кого ты меня принимаешь?
— Я сам плохо понимаю, — честно ответил он. — Почему ты тогда это сделала?
Вопрос был задан достаточно прямо, чтобы заставить ее некоторое время помолчать.
Наконец она сказала:
— Я ответила тебе несколько минут назад: инстинкт, интуиция. Чаще всего я владею чем-то большим, подумай над этим. Ты только что жаловался на недостаток контроля. Такой властью, как наша, не так-то легко манипулировать, да и не должно быть легко, говоря по правде. Я не приказываю Дане, я говорю с ней. И так же, как мне кажется, ты говоришь с Богом, когда он соглашается с тобой говорить. Ты мог бы поразмыслить о том, Дважды Рожденный, не слишком ли много для тебя значит контроль.
И при этих словах он внезапно снова очутился на шоссе под дождем и услышал, как женщина, которую он любил, обвиняет его в том же пороке, услышал, что она уходит от него из-за того, что ей не удалось найти в его душе уголка, который поистине нуждался бы в ней.
Кажется, он стоял, возвышаясь над жрицей у моря. Он не понял, как это произошло. Он посмотрел вниз и увидел свои руки, прижатые к бокам и стиснутые в кулаки. А потом он повернулся и пошел прочь, убегая не от правды, потому что она осталась вместе с ним под звездами, а от ледяных зеленых глаз и голоса, который произнес эту правду.
Она провожала его взглядом и сама удивлялась своему сожалению. Она не намеревалась причинить боль. Видит Дана, она много раз пыталась ранить его в тот или иной момент своими словами, но не только что сказанными словами. У нее были самые добрые намерения, насколько это было для нее возможно, а вместо этого она попала в больное место.
Ей следовало, как она понимала, сохранить знание о нем про запас, на будущие встречи. Но ей было трудно придерживаться таких холодных, расчетливых мыслей, сидя на камне и обдумывая то, что каждый из них только что сказал. Она слегка улыбнулась с насмешкой над собой и снова посмотрела в море — и увидела призрачный корабль, скользящий между ней и заходящей луной.
