Кэрол Берг - Разоблачение

– Если бы вы…

– Друйя, вложи разум в мою пустую голову… Я верил тебе. Но больше не стану. Выйди и расскажи мне свою историю. Но только на этот раз возьми с собой меч.

Слушать его слова было больно. Связывающие нас узы были важнее родственных, они были для меня ценнее собственной жизни. Я не мог переубедить его, не рассказав всего (если переубедить его вообще было возможно), а сейчас было не время говорить о Блезе. Слишком сильно задета гордость. Слишком много подозрений. Я должен найти способ спасти молодого мятежника. Только тогда они смогут примириться друг с другом и со мной.

– Я не прошу верить мне, мой господин. Я знаю, что слова ничего не значат, когда нанесена такая рана. Я понимаю…

– Понимаешь? Половина двадцатки Совета потребовала встречи через месяц. Они призывают меня… призывают меня… явиться и рассказать, что мне удалось сделать с мятежниками. Ты понимаешь, что это значит?

Я понимал. Унижение. А для дерзийского воина существовал лишь один способ отплатить за оказанное неуважение. Война. Все обстояло хуже, чем я предполагал.

– Что ж, если это поможет привести все в порядок… Но, господин, моя смерть, даже если она станет настоящим зрелищем, не решит проблемы. Так же как и война против собственного народа, как ни желали бы ее ваши бароны. Удержите их. Убедите их. Никто не разбирается в людях лучше вас. Когда ваш гнев поутихнет, вы вспомните, почему мы не можем лгать друг другу. Вы знаете меня так, как ни один мужчина и ни одна женщина не знают меня. Дайте мне время, и я найду способ покончить с мятежами. Клянусь!

– У меня нет времени. И у тебя тоже. – Александр не верил мне. – Я не стану забирать то, что дал тебе, но ты будешь не рад моим дарам, эззариец. Я уже издал указ, где говорится, что Айвор Лукаш и его люди считаются предателями. Я поймаю их и предам казни. Их смерть будет на твоей совести. И любой мужчина, женщина или ребенок, помогающие Лукашу едой, лекарствами или одеждой, будут считаться предателями и будут казнены как предатели.

– Мой господин, прошу…

– Что до тебя, если ты попробуешь вернуться к себе на родину, твой народ будет считаться пособником мятежников. Я сожгу Эззарию, и ни один маг не сможет погасить зажженные мною костры.

Кровь застыла у меня в жилах. Я едва мог отвечать:

– Этого можете не опасаться. Они не примут меня назад. – «Лишить меня выбора…» При всем моем знании Александра на этот раз я недооценил его ярости.

Голос принца упал почти до шепота, что было гораздо опаснее простого гнева. С остротой его слов не мог бы поспорить и самый острый клинок.

– Когда-то я думал, что ваша манера не замечать человека – странный трусливый способ наказать его. Но теперь я понял. Иногда просто невыносимо видеть настоящее лицо того, кого ты считал прекрасным. Но я упрямый и тупоголовый дерзиец. Я пойду своим путем. Ты можешь сдаться и потом предстать перед судом вместе со своими друзьями, а можешь сражаться со мной и умереть сейчас. Тебе осталось выбрать. Сдаться или умереть.

Его умения не были соединены с мелиддой, но он был прекрасным бойцом. Он стоял в пяти шагах от меня и прекрасно знал, где я.

– Прошу прощения, мой господин. Ни то, ни другое мне не подходит. – Я очертил рукой круг, и по всему храму загорелись огни и зазвенели, надрываясь, колокольчики. Можно было подумать, что земля под храмом вдруг заворочалась.

Я хотел бежать в нишу, но Фиона была уже у меня за спиной. Мы помчались к задней двери. Солдаты Александра бежали ему на помощь. На какой-то миг они застыли, ослепленные сиянием и оглушенные какофонией. Мы прокрались мимо них, выбежали в ночь и мчались, пока не очутились посреди беднейших кварталов столицы.

– Он считает, что все еще владеет тобой, – выдохнула Фиона, когда мы наконец замедлили бег, смешавшись с толпой нищих, пьяниц, рабов, воров и проституток, снующих по пыльным улицам.

Я не мог ей ответить. Моя голова кружилась от только что созданных сильных заклинаний и от злости. На себя, на Александра и на его нелепую гордость, на Блеза и его дурацкий идеализм, на мир, в котором я разрушал все, что люблю.

В призрачном желтом свете факелов женщины с грубыми лицами ссорились из-за мяса явно больных коз и костлявых тушек цыплят. Чумазые детишки цеплялись за их юбки. Беззубый фритянин убеждал нас присоединиться к компании играющих в ульяты. Призом победителю была оборванная дрожащая девочка лет десяти.

– Для работы и для удовольствия, – уговаривал он. – Почти еще не тронутая.

Я отшвырнул его в сторону, с трудом подавляя желание всадить в него нож. Фиона потащила меня дальше:

– Ты не будешь в безопасности, пока не уедешь из этого кошмарного города.

– Он не собирался убивать меня. – Я изо всех сил хватался за соломинку надежды.

– Его слова звучали вполне убедительно.

– Я знаю его лучше, чем он сам знает себя. – Но не настолько хорошо, чтобы предположить, что он сможет так резко от меня отвернуться.

– Ты глупец.

– Точно.

Из пустыни дул холодный ветер, Фиона дрожала. Она избавилась от белого платья, чтобы было удобнее убегать, и теперь на ней были только штаны и тонкая рубашка. Я покопался в куче старой одежды, сложенной прямо на улице перед зорко поглядывающей по сторонам старухой, и нашел драный плащ, пахнущий овцами, и короткую куртку из алой шерсти с темным пятном на спине. Я кинул Фионе куртку, а сам завернулся в плащ. Хотя я не верил, что Александр станет причинять мне вред, у меня не было сомнений насчет его чувств к Айвору Лукашу.

– А теперь тебе пора домой. Закрой лицо и держись от меня как можно дальше. – Эззарийцы и так все время находились под угрозой попасть в рабство, а если я покажу свою бумагу, чтобы избежать его, я сразу же раскрою свое инкогнито. Тот, кто окажется рядом со мной, будет считаться пособником Лукаша. Значит, ее отправят на смерть. Медленную и мучительную.

– А обещание госпожи?

Действительно, вопрос. Мне необходимо найти Бал-тара. Теперь, когда я не имею права возвращаться в Эззарию, у меня просто нет выбора. Но я не мог и дальше пользоваться любезностью принцессы.

– Я найду другой способ добыть информацию. А теперь иди и не останавливайся. Если ты останешься и тебя не убьют дерзийцы, клянусь, я сделаю это сам.

Но на мою ищейку не действовали подобные слова.

– Она отправит гонца. Если на встречу с ним приду я, то она никак не будет связана ни с тобой, ни с Лукашем. Я не принадлежу к мятежникам. Принц это знает.

– Слишком опасно. Я не позволю тебе. – Я пошел по грязному переулку к трактиру, но Фиона схватила меня за рукав и прижала к стене: