– Довольно, не слушай его – только я одна могу тебя отогреть… – это страстный шёпот, и жаркий поцелуй.
– Ещё раз говорю – иди отсюда, старик! Никто не заставлял тебя идти с нами в дорогу, сам напросился – ну а теперь – поплатишься сполна…
– Сыночек! Не о себе ведь плачу – о тебе!.. Ведь губишь сердце своё… Ведь ничто уже не поможет, если прогонишь. Я чувствую – сердце останавливается. Ты один во мраке останешься, ведь она не поможет тебе… Сыночек, в Мёртвом мире ты один на один…
– Довольно! – гневном в звериной своей страсти голосом вскрикнула девица, и вновь обвила жаркими своими руками расплывчатую фигуру. – А ну–ка, спой ему те строки, которые…
– Ах, строки! – расплывчатая фигура схватилась за голову. – …Ведь, чтобы пройти сюда я должен был сложить строки! А я прошёл просто так!.. Ах, строки–строки…
– Что ты такое удивительное говоришь? – изумилась девица. – Ну, хочешь, я сама скажу ему стишок:
Изыди, старик окаянный,
Ты только мешаться привык;
И право – мне странно,
Что ты ещё прахом не сник!..
– …А теперь – гони его! Ну же! Я приказываю тебе!.. Ну же!.. Докажи мне свою любовь! Докажи!..
И тогда расплывчатый контур надвинулся на старичка, схватил его за руку, и сильными рывками поволок его к выходу:
– Говорил же – не ходи со мною! А теперь – иди прочь, и чтобы я тебя больше не видел!..
– А–а–а! – страшно вскрикнул, схватившись за сердце старичок. – Сынок – на веки свою душу во мрак погружаешь!..
– Прочь!!! – уже с яростью вскрикнул контур и вытолкнул старичка в то марево, которое клубилось возле двери.
– Вот теперь ты мне доказал свою любовь! – усмехнулась девица. – Ну, иди же ко мне!..
Только теперь Алёша очнулся, и хотел он бросится, вступиться за старичка, но в последнее мгновенье замер, онемел от ужаса – фигура девицы преображалась, разрасталась, разрывалась, била снопами призрачных снежинок. Вот разразилась диким хохотом. Преобразилась в Снежною колдунью. Она леденисто хохотала, и можно было разобрать слова:
– Ну теперь ты навеки в моём царствии!..
И вдруг она сложилась в ледяную стрелу, которая метнулась, впилась в контур – ничего не осталось от Снежной колдуньи, и контур больше не был расплывчатым – это был человек невыразительной внешности, наголову выше Алёши. Это был тот самый, который сидел возле входа сюда, и возле входов в мириады таких же помещений. Одет он был в хаотичную одежку. Вот он вскинул руки и забасил:
– Перешёл! Перешёл! Вырос я! Вырос! Ха–ха–ха!..
Алёша в ужасе, жаждя как то вразумить его, бросился к вопящему, но тут от дверей отделилось ещё несколько фигур – эти же самые, невыразительные – они басили совершенно одинаковыми голосами:
– Вот он! Хватайте его!..
Они бросились на Алёшу – он хотел увернуться, но вот цепкие, и такие жёсткие, словно каменные руки вцепились в него, сдавили.
Алёша закричал отчаянно, и тут же победно засмеялся – среди этого множества рук была одна нежная, тёплая. Ручка Оли уже уносила его из этого ада…
* * *
…Он сжимал эту знакомую ручку и нежно целовал ее…
Тишина – блаженная тишина разлилась в воздухе…
За Олиной спиной, за окном мягко переливался золотисто–серебристый солнечный зимний день – после бури наступила оттепель: капали с крыши блестящие живые слезы подтаявшего снега и доносились голоса резвящихся в теплых лучах пташек…
В дверь негромко постучали и раздался голос Соловья:
– Эй, давайте–ка вниз, а то Ярослав, вместе с Жаром давно уже по улице бегает…
Быстро собравшись они спустились в залу, в которой никого, кроме сидящего на своем высоком стуле Соловья, не было.
Ребята умылись у рукомойника и сели за стол, где дымилась приправленная вареньем манная каша.
– Ну что ж, – сказал Соловей, глядя на ребят, – Рассказывайте. Ведь вы вчера рассказали лишь часть своей истории.
И вот Алеша начал свою историю. И хотя говорил он быстро, иногда даже скороговоркой – когда он закончил, каша в его тарелке совсем остыла и даже покрылась холодной коркой.
Воцарилось молчание, Алеша поднял глаза и встретил внимательный, жгучий взгляд широко распахнутых глаз Соловья. Разбойник протянул руку и сказал с необычайным волненьем в голосе:
– Ведь никогда еще Соловей не ошибался! Я привык доверять сердцу, вот и сейчас доверюсь ему. Ведь ни слова лжи ты не сказал, а одну только чистую правду! Снаряжу я вам коня доброго, да сани, да велю нагрузить их доверху едой всякой, да еще денег вам в дорогу дам. Так то.
Алеша вскочил и поклонился Соловью:
– Спасибо вам, спасибо!..
Тут дверь в избу распахнулась и на пороге предстал бородатый мужик метра в два ростом, прямо с порога он закричал:
– Соловей! Лука к нам пожаловал! Целый воз добра привез!..
На улице было по зимнему тепло, снег подтаял и разбойничьи детишки сооружали теперь снежную крепость. Неподалеку от большого дома стоял большой воз запряженный в ряд четырьмя лошадьми, подле воза деловито переговаривались и перебирали какие–то кульки разбойники. Сам купец Лука сидел на возу и сжимал вожжи.
Алеша остановился: где–то он уже видел этого купца, точно видел. Вот крикнул ему Соловей:
– Здорово, Лука! Мы тебя не жали! Ты ж на прошлой недели у нас был!
– Нужда припекла, – ответил Лука и теперь Алеша вспомнил.
Конечно же! Их выводили тогда из тюрьмы и этот Лука сидел перед писцом и говорил тому что–то! Алеша не мог ошибиться – тот же профиль, нос картошкой, большая лысина, и редкие седые волосы пробивающиеся на затылке! Но что же значило это неужели… неужели он связан был как то с воеводой?!
Голос Соловья прозвучал насторожено:
– Нужда! Ну ты насмешил меня Лука! Что б у тебя была нужда! Да с теми богатствами которыми мы тебя одариваем за твои возы можно жить, как и царь не живет. А ты говоришь нужда! Ну рассказывай что за нужда: жена что ль подарка требует иль ограбили?
– Ограбили, ограбили, – быстро зачастил Лука, не глядя Соловью в глаза, зато Алеше в глаза бросилось, как нервно сжались на поводьях руки купца. Соловей же нахмурил брови:
– Темнишь ты что–то, ох вижу темнишь! Да и боишься к тому же! А раз боишься значит есть чего боятся, так что давай выкладывай и не смей ничего таить.
Купец разволновался еще больше, нижняя губа его заметно задрожала:
– Вот мне страх и засел от тех разбойничков, что ограбили меня… Вот до сих пор в себя не могу прийти.
– Да какие такие разбойнички? – зычно вопрошал Соловей и надвинулся на Луку – тот весь сжался и съежился и от страха ничего уже толком не мог выговорить. – Все разбойнички какие есть в окрестных землях, все по тайным тропам к нам бегут! Кто же тебя ограбил? Не люблю я, когда от меня что–то скрывают и ненавижу когда мне лгут. С такими лжецами у меня разговор короток, – он положил руку на рукоятку ножа. – Но сегодня я добр, я прощаю тебя, Лука, несмотря на то, что ты мне сейчас лгал! Никому это так не сходило, но тебе сойдет. Их вот благодари! – он указал на Алешу и Ольгу которые с интересом взирали на эту сцену.
