Схватка началась так молниеносно, что едва нашедший в себе силы приподняться на залеченных локтях Аламез и глазом не успел моргнуть. Казалось, вот только что троица стальных воинов застыла неподвижно посреди дороги, а уже в следующее мгновение истуканы каким-то чудом перенеслись к самой стене и налетели сзади на даже не успевшего повернуться к ним лицом Марка. Они нанесли ему всего три удара; три быстрых и в то же время сокрушительных удара пронзительно жужжащими да завывающими в полете молотами. Два из них раскололи грудь приспешника Мартел, а третий отсек Марку по локоть руку, которую тот успел подставить, чтобы защитить голову. Крови, конечно же, при этом не брызнуло, поскольку тело Марка находилось в боевом режиме и состояло из живой, подвижной материи, по твердости и прочности не уступавшей камню. Однако этого оказалось явно недостаточно. Как встарь говорилось у махаканцев: «Плох тот молот, что не может раздробить камень!»
Мгновенно сообразив, что стальная троица ему не по зубам, Марк тут же решил ретироваться. Быстро отступая назад и вправо, бывший соратник Дарка использовал старую, как подземный мир, уловку – внезапно изменил направление движения и стремительным прыжком достиг стены цитадели, к которой так упорно пытался попасть. Стальные гномы, к сожалению, как все остальные големы, не блеснули сообразительностью и не успели своевременно отреагировать, изменив траекторию движения молотов. Марку удалось коснуться стены, и, как только это произошло, уродливая рана на груди парня мгновенно затянулась, а отколотая рука отросла и тут же устремилась вперед, сделав нелепейшую из попыток вырвать молот из ручищ ближайшего гнома. Естественно, статуя удержала свое оружие, а затем резким разворотом в сторону корпуса и последующим за ним ударом стального лба в почти каменную грудь противника отбросила напавшего от стены.
Пронесшийся в этот миг под сводами пещеры звон был настолько оглушителен, что Аламез вновь на пару секунд потерял способность слышать, а пребывавшая в бессознательном состоянии Ринва очнулась. К радости моррона, еще плохо соображающая спутница предприняла единственно правильное действие, то есть по-пластунски поползла в сторону, как можно дальше от места схватки диковинных существ.
Вторая попытка Марка прорваться к спасительной стене не увенчалась успехом, во-первых, потому, что големы оказались не настолько глупы, чтобы не запомнить его бесхитростный маневр, а во-вторых, на этот раз стальные изваяния дружно ударили молотами противнику по ногам, поставив его на обрубки колен и тем самым лишив возможности перемещаться. Тройку атак раскачивающемуся на неодинаковых по длине культях Марку еще кое-как удалось отразить, но после мощного удара в верхнюю часть левого предплечья, шансов выжить у израненного существа не осталось. Тяжелый молот не только отколол от корпуса руку и большую часть плеча, но и отбросил Марка на несколько шагов назад. Мгновенно подскочившая к нему парочка гномов всего двумя ударами превратила истерзанное тело паренька в бесформенную груду обломков.
На этом Дарк полагал, что бой окончен, но оказался неправ. Расколотый на множество частей Марк как-то умудрился превратить свои твердые останки в густой, клубящийся пар и тут же снова напал, окутав одного из неживых врагов плотной, грязно-серой пеленою. По раздавшемуся вдруг шипению моррон догадался, что обратившийся в пар враг пытался разъесть стального защитника, но это ему явно не удалось. Как известно, высококачественная махаканская сталь маловосприимчива к кислотам и прочим агрессивным веществам. Когда парообразная субстанция поднялась вверх и вновь устремилась к стене, на поверхности подвергшейся ее воздействию статуи остались лишь небольшие и неглубокие пятна ржавчины. Они слегка подпортили внешний вид, но нисколько не навредили изваянию махаканского воина.
Движущееся на высоте примерно трех метров облако беспрепятственно достигло стены и бесследно растворилось в ней. Почувствовавший себя полностью исцеленным моррон быстро поднялся на ноги, но тут же поспешно опустился обратно, притом не из-за слабости в коленях и вовсе не из-за головокружения, которое лишь слегка ощутил. Дарк вовремя вспомнил предупреждение Гласа о том, что защищавший его купол невысок, и успел вернуться под его защиту. Неугомонный Марк вновь попытался напасть, но на этот раз не на статуи, а именно на него и превратился для этого в невидимку.
Ни моррон, ни прятавшаяся возле стены Ринва не заметили появления из стены невидимого убийцы, но бездушных слуг Великого Горна таким приемом было не обмануть. Их когда-то могущественный, а ныне изрядно ослабший создатель не поленился снабдить стальных истуканов и разумом, и отменным набором чувств. Какое-то время защитники-гномы стояли без движения, притворяясь, что не видят и не слышат осторожно прокрадывающегося между ними Марка, но, стоило лишь обнаруженному невидимке удалиться от укрытия на десяток шагов, они мгновенно напали и дружно обрушили молоты на его не такую уж и неуязвимую спину. Впрочем, долго статуям трудиться не пришлось. Марк не позволил, чтобы его вновь «измельчили» и, поспешно обратившись в туман, постыдно ретировался через стену.
«Купол защитный убрал… теперича, торопыга, мож вставать! Дружок твой «пряников» наполучал и более ужо не вернется, – заверил вновь появившийся в голове Аламеза Глас, по вполне понятным причинам пребывавший в весьма приподнятом настроении. – В логово вражье смело ступай! Марк самый сильный и хитрый из вражин… столь же опасных воинов у Мартелы нет! Месячишков с десяток он те не страшен, после трепки силушку восстанавливать будет и к те близко не подойдет… побоится!
«Ну, а если вдруг?..» мысленно ответил Дарк, но даже не успел додумать вопроса до конца.
«Неа, не сунется… слишком слабым да немощным для схватки теперича с тобою стал! Мои ребятки дух-то из него повыбивали! – заверил разговорившийся на радостях Глас. – Ну, а коль, полезет, то прикончи… не пропадать же трудам понапрасну! И коль жалость вдруг тя одолеет, то учти! Он тя, как в силу войдет, не пожалеет! Ладно, нечего попусту болтать! Ступай, своих выручай!»
Снизошедшее до разговора с морроном божество подземелий опомнилось и удалилось. Дарк же не стал задавать наиглупейший вопрос, как ему проникнуть во вражескую крепость. Это и без того было понятно, ведь прогнавшие Марка статуи не развеялись, как дым, и не растворились в скалах, а, закинув на могучие плечи свое грозное оружие, идеально ровной шеренгой направились крушить стену. Первый же их совместный удар сотряс не только крепкую преграду, но и все подземелье в округе, а на монолите стены образовались три большие выбоины.
Пока стальные гномы трудились, а для того, чтобы проделать проход, даже им потребовалось никак не менее получаса, Аламез решил не терять времени даром и, поскольку сам вновь оказался цел и невредим, поспешил на помощь изрядно пострадавшим товарищам. Сначала он направился к благоразумно переползшей от стены к скале и забившейся в кусты Ринве, но, вдруг заметив, что Крамберг еще подает признаки жизни, решил повременить с приведением в чувство изрядно напуганной, но все же поведшей себя в бою достойно девице.
С сожалению, состояние едва шевелившего губами и кончиками пальцев Вильсета было уже далеко не критическим, а предсмертным. Моррон искренне удивился, что прошедший с ним долгий путь по лесам да пещерам разведчик все еще жив. По сути, он должен был отойти в лучший мир еще до того, как началась схватка Марка со статуями. И хоть повреждений головы да конечностей было незаметно, но, судя по неестественно изогнутой позе, в которой лежало тело Крамберга, позвоночник был переломан местах в четырех, если не более, да и грудной клетке изрядно досталось.
Боль, скорее всего, уже давно оставила истерзанное тело, покинули умирающего и остальные чувства, но сознание вместе с разумом еще светились в помутневших, почти ослепших глазах. Вильсет наверняка не увидел, как к нему подошел моррон, но почувствовал близость бывшего командира и задвигал непослушными губами, пытаясь прошептать с трудом поддающееся языку слово: «Нагнись!»
Дарк послушался и, исполнив просьбу умирающего соратника, не только согнулся над ним, но и прильнул ухом к самым его губам. В течение целой минуты Аламезу пришлось прислушиваться к едва слышимым слогам, выходящим изо рта Вильсета вперемешку с пенящейся кровью и предсмертными хрипами, но оно того стоило. Дарк был зол на Крамберга, но с последним вздохом он его простил, ведь признание Вильсета полностью искупило его былое предательство.
Смерть в бою – далеко не самый худший уход из жизни. Многие воины о нем только и мечтают, не представляя, как будут жить, медленно отравляемые ядом старости и влача жалкое существование, когда их плечи окажутся слишком дряблыми для ношения доспехов, а ослабшая, иссохшая рука будет уже неспособна поднять не раз выручавший в бою меч. Тем, кто живет полной опасностями жизнью, чужды мысли о мирной кончине на смертном одре.
