У Аша внутри словно образовалась воронка пустоты. Сотни хетай-ра только что прямо на его глазах оказались под завалами песка, погребенные заживо. Воины и защитники города, не сумевшие спастись, раненые, оставшиеся лежать в длинных коридорах полиса, и те, кто просто не успел добраться до эвакуационных тоннелей. Погибли почтовые птицы и скот, теперь были разрушены священные мольбища, величественный дворец и тесные, жавшиеся друг к другу домики Муравейника. Не было больше изящного произведения искусства пустынных мастеров — стеклянного купола, а вместе с ним не было и шумной рыночной площади с ее лавками и ресторанными домами. Теперь навечно были засыпаны вековые фрески на стенах пещер, редчайшие книги и карты в библиотеках. Под завалами осталась матриарх вместе с верным мужем. Они стояли на защите своего города до самого конца, выбрав ужасную смерть, лишь бы забрать на тот свет мерзавцев, осмелившихся напасть на Третий из пяти великих Барханов.
Песок поглотил все.
А то, что осталось, — это сотни обездоленных пустынников, потерявших родственников, друзей и смысл жизни, которые сидели на каменном полу в кромешной темноте и горько плакали.
Первые часы после трагедии не происходило совсем ничего: жители разрушенного города даже не двигались со своих мест, они лишь скорбели, иногда сглатывая соленые слезы и едва слышно подвывая от боли, которая терзала сердца всех выживших. Редко где-то слышались подавленные голоса или обрывки молитв, но беседы быстро затихали, хотя в мертвой тишине горе от потери ощущалось гораздо сильнее.
Манс сразу после того, как все закончилось, сел у ближайшей стены, закрыв лицо руками, и так больше и не шевелился, словно погруженный в какое-то пугающее оцепенение. Аш был рядом с ним все время, но юноша молчал, не в силах разделить свое отчаяние ни с кем, кроме себя. Общая тоска пустынников довлела и над профессором. Трудно было оставаться бесстрастным, когда со всех сторон раздавались только глухие рыдания.
Он все время, пока сидел в темноте, думал над тем, что Лантея, если она была еще жива, не могла не услышать звуки сигнальных рогов, взрывов и обрушившегося города, и должна была сразу же повернуть обратно. Но смогла ли она выжить в этих опасных тоннелях? Не забрела ли слишком далеко? И как же велико будет ее горе, когда она увидит, что случилось с ее родным домом!..
Через какое-то время горожане, выплакавшие все слезы, тихо начали перешептываться между собой, утешая соседей и делясь теплом своих сердец. Негромкий гул голосов постепенно наполнил коридоры и вынудил Манса поднять голову.
— Что теперь будет дальше? — сипло спросил Ашарх, как только почувствовал, что его приятель зашевелился рядом.
— Не знаю, — едва слышно прошелестел юноша в ответ.
— Нужно что-то делать. Если мы все останемся просто сидеть здесь, то через неделю присоединимся к погибшим… Я уверен, что они не желали нам такой участи, когда жертвовали своими жизнями, чтобы задержать ифритов и дать нам время спастись.
Неожиданно слова профессора оказали на Манса нужное действие. Он выпрямился и шумно выдохнул, словно пытаясь привести в порядок мысли.
— Ты прав, — проговорил юноша и поднялся на ноги. — Надо искать Мериону. Теперь она матриарх.
Аш последовал его примеру и сразу же крепко схватил своего спутника за плечо, чтобы не потерять его в кромешном мраке. Они двинулись в сторону запечатанного выхода из тоннелей, стараясь ни на кого не наступить по пути, что удавалось не всегда. Хетай-ра сидели прямо на полу, рассредоточившись по всему свободному пространству, поэтому мужчины постоянно слышали гневные восклицания в свой адрес и получали тычки, когда случайно кого-нибудь задевали.
Как Мансу в сплошной темноте удалось отыскать Мериону, профессор не представлял. В какой-то момент он просто услышал ее грубоватый голос, который даже во время перешептывания с братом выделялся командным тоном, видимо, доставшимся от отца. Родственники беседовали долго, сестра очень нехотя и скупо отвечала на все фразы юноши, и даже Ашарх, совершенно не понимавший изегон, чувствовал, что эта молодая женщина была сильно подавлена произошедшим. Наконец Манс отступил на пару шагов назад, уводя за собой и преподавателя.
— Она плохо, ничего не хочет делать. Думает только о матриархе и отце. Я уговорил ее, что надо ободрить народ… Что нам всем надо идти к Первому Бархану.
— Эти тоннели приведут нас к нему?
— Да. Идти надо долго, много дней. И сначала хетай-ра должны молиться о мертвых, — с горечью в голосе ответил юноша.
От Мерионы все ждали слов утешения, но новый матриарх не двигалась со своего места еще достаточно долго. В конечном итоге Мансу пришлось силой ставить ее на ноги и приводить в чувство, пока ему на помощь не подоспел еще один из выживших — это оказался главный служитель мольбища Старухи Озахар. Видимо, особенности его профессии позволили легче перенести произошедшую трагедию, потому что он первым принялся беседовать с горожанами и утешать их. Новости шепотом передавались по рядам хетай-ра, и сотни страждущих понемногу стягивались ближе к матриарху и жрецу, пока не слишком широкий тоннель не оказался полностью перекрыт. Многие садились на пол, некоторые пытались что-то узнать с дальних рядов, толкаясь и падая на соседей.
Аш и Манс оказались ближе всех к Мерионе, и они тоже, как и все вокруг, встали на колени, готовясь к совместной молитве. Из-за тесноты воздух в пещерах загустел, и где-то на задних рядах был слышен надрывный старческий кашель. Некоторые хетай-ра все еще продолжали всхлипывать, но когда новый матриарх наконец заговорила, то абсолютная тишина мгновенно накрыла живое море скорбящих.
— Этот день мы запомним навсегда… — приглушенно произнесла Мериона. — День страшной трагедии, забравшей жизни сотен хетай-ра. Жизни матриарха и ее мужа, жизни рядовых солдат и простых жителей…
В полном молчании и кромешной темноте все внимали словам молодой женщины. Даже Ашарх затаил дыхание, пока Манс шепотом переводил ему на ухо речь матриарха.
— Третьего Бархана больше нет. Он разрушен, навечно погребен под песком… Но никогда не должна исчезнуть память о нашем славном городе. И мы будем теми, кто станет ее хранить.
Мериона замолчала на мгновение, а после тяжелого вздоха продолжила:
— Как бы ни было это больно и нелегко — вспоминать всех ушедших, но мы обязаны почтить их молитвой перед Многоликой Матерью… И попросить ее о милости для всех нас…
Эту весьма короткую речь практически сразу же подхватил и продолжил Озахар, куда более зычным и твердым голосом обратившись к народу:
— Эван’Лин мудра и учит нас, детей своих, не бояться смерти и не скорбеть по ушедшим! Пусть тела их заберет песок, но души их останутся с нами, чтобы помогать и поддерживать еще многие десятки лет… И сейчас эти духи есть среди нас! Они стоят за нашими спинами, молча внимают царящей здесь печали и жалеют лишь о том, что не успели попрощаться.
Служитель сглотнул и, набрав в грудь побольше воздуха, закончил свою мысль:
— И мы должны дать им такую возможность!.. Отпустим же свою боль и скажем последние слова тем, кого мы сегодня лишились… И помолимся Эван’Лин, чтобы она осветила нам путь.
После этих слов пустынники погрузились в молитву. Каждый в молчании про себя прощался с погибшими родными, взывал к богине и просил ее о милосердии. По прошествии нескольких минут хетай-ра стали медленно один за другим подниматься на ноги.
Пора было отправляться в сторону Первого Бархана. Это был единственный путь к спасению.
Первый переход длился до тех пор, пока немногочисленные старики и дети не начали сильно отставать от основной массы жителей. Тогда многие стали просить об остановке, и колонна была вынуждена встать лагерем в ближайшей достаточно крупной пещере.
Манс и Аш практически все время старались держаться рядом с Мерионой, но они быстро заметили, что новая правительница не справлялась с неожиданно взвалившимися на ее плечи обязательствами по управлению толпой. Она не знала, что должна была делать в такой катастрофической ситуации, а рядом не было больше сильного отца и умной матери, которые решали все вопросы вместо нее. Теперь ответственность за жизни сотен хетай-ра лежала на ее плечах, и Мериона не выдерживала эту ношу.
