Но она лишь через силу отвернулась, раскрыть глаза мочи уже не осталось.
Следующее же, что она уразумела — жаркое касание мягких губ к ее собственным. Сладостное, тягучее, томительное. Откликнулась по наитию, да пальцы вот теплые чуть на скулы надавили, принуждая уста разомкнуть. А вслед за тем, вместо того, чтоб поцелуй углубить, бесцеремонный магик ей влил что-то совершенно мерзопакостное!
— Вот так, славная девочка, — смеясь прокомментировал обманщик, похлопывая Вешу по спине. От мерзостного вкуса зелья она глухим кашлем зашлась, что пришлось набок улечься.
— Что это? — ослабевшим голосом спросила у него, все ж находя силы глаза раскрыть. Лесьяр с ней рядом на постели сидел.
— Силы поможет восстановить. Ты, несомненно, молодец, спасла бедняжку, но сама едва-едва не перегорела, — теперь в голосе учителя порицание слышалось. — Это как в стеклянную бутыль с узким горлышком сверху из бочки воду выплеснуть. Что-то, бесспорно, попадет, да лучше б тонкой струйкой наполнять.
Веся на него виновато глянула.
— Как сумела, не бросать же ее было, — пробурчала, в подушку утыкиваясь, да лицо от мага пряча.
— «Как сумела» — не лучший подход. Коли бы я не подоспел вовремя, была бы ты сейчас собственной тенью, — теперь уж он серьезен был. — Пообещай мне, что больше не станешь так рисковать.
— Ладно, — буркнула, а сама под одеялом пальцы скрестила. Стало быть, не считается…
Неловкость какая-то повисла меж ними. Вроде как ведь поссорились они до того, а теперь, как себя вести?
— Пока ты не в силах сбежать, думаю, стоит поговорить, — начал было Хозяин, даже за плечо ее потянул, настаивая, чтоб девица все ж лицом поворотилась, да тут послышался с улицы звон колокольчика.
Едва различимый, точно откуда-то издали. Рука магика, лежавшая на плече девичьем, дрогнула. В повисшей тишине повторился звон, настойчивый такой.
А Веся вспомнила тут же, что коли хочешь у Хозяина Топи что-то попросить, будучи девицей ладной, надобно на болото прийти в сумерках вечерних, в самое сердце топи, там, на большом пне лежит серебряный колокольчик. Позвони в него — явится Хозяин. После надобно предложение ему сделать, от коего отказаться тот будет не в силах, да приготовиться крови отдать. А уж после — проси, чего надобно, шелка, да жемчуга…
И так вдруг горько стало от присказки этой, замерла, про себя Лесьяра упрашивая не ходить никуда.
Но вот соскользнула рука его с плеча девичьего. Скрипнула кровать — поднялся.
— Позже поговорим, — заявил коротко да холодно, а сам вышел.
А Веша, вот дурочка, еще сильнее в подушку закопалась, не желая на щеках слезы собственные ощущать. Сердце точно на куски в разные стороны потянуло, как представила она, что магик сейчас другую миловать будет… Уж как Хозяин Топи девиц встречает тоже много сказочек ходило, да таких, что при детях не сказывали.
Так, в слезах и забылась под действием зелья, еще боле разбитая, чем после выброса магического.
А Лесьяр тем временем через топь знакомыми тропками шел, губы недовольно поджимая. Своевременно, конечно, колокольчик зазвонил, ничего не скажешь. Только он с мыслями собрался, как на-те, встречай гостей. Впрочем, грех жаловаться. То, о чем с Вешей поговорить хотел, неизменно подводило его к надобности эдаких вот гостей встречать. Весеньи кровушка, стоит хоть себе самому признаться, уж не подойдет боле.
Магик прошлым вечером в компании приятелей много чего про себя передумал да решил быть с собой честным — нравилась ему эта ведунья. Смелая такая, хотя и наивная, с сердцем добрым, живая, не жеманница, искренняя. Хорошо ему с ней рядом было, тепло. И отказываться от того магик был не намерен. И большего хотелось, ближе ее узнавать, делиться с ней своим теплом, что за столько лет не растраченным запылилось уж. Коли примет, конечно. Он, дурак, много вчера лишнего наговорил… ежели и сразу не простит, так он с тем совладать сумеет, чай, времени у них — без меры. Арьяна только надобно отвадить.
— Здравствуй, красна девица, — вышел на поляну, где пришлая его ожидала. Высокая такая, в плечах едва ли его не шире. А руки, что мужик позавидует. Про таких вот точно говорят — и в горящую избу войдет и коня на скаку остановит. В глазах — вызов.
— Здравствуй, Хозяин, — голос-то решительный. Обыкновенно ведь трясутся они со страху, а эта — ничего, держится. Хотя и с опаской взирает.
— Зачем кликала?
История ее оказалась простой — полюбились они с кузнецовым сыном. А у того мамка противная, что простую девицу сыночке брать не велела. Стало быть, приданое затребовала, да отца подговорила благословения не давать без оного, зная, что у невесты и нет ничего за душой.
— Пусть грешно это, — говорит, а сама пунцовеет стоит, — да только я ради Петра на все готова.
— Что грешно-то? — усмехнулся магик. С этой особой заигрывать как-то и не тянуло, тем более что его в башне кое-кто поинтереснее ждал.
— Говорят, кровь ты пьешь… из разных мест, кого за ляжку, кого за грудь кусаешь, — призналась, а сама брови хмурит.
Магик фыркнула, едва не рассмеявшись на такое заявление. Нет, конечно, отчасти не лгут слухи, чего только он тут с пришлыми в свое время не вытворял… Но те уж тронуты до него были, потому угрызений совести за то Лесьяр не испытывал.
— Садись и руку давай, — вздохнул он. Девица недоверчиво поглядела да сделала, как то велено было.
Позже уж, когда собрал магик, сколько можно было, пока держалась девица, одарил, чем попросила, да отпустил восвояси довольную донельзя. Наказал только, чтоб не болтала, да позанимательнее историю про встречу с ним сочинила. Та только и рада была.
Проводил до края топи, да обратно двинулся… Только вот в башне пусто оказалось. Веськи в спальне не было, тишина одна…
* * *
— Ой, эти мужики такие бестолковые, — вздыхала Миланья, задумчиво в воде хвостом шевеля. Сидела русалка на мелководье, а Веська позади нее пристроилась на ветви ивы, что в воде почитай лежала. Волосы русалочьи полотном на коленях расстелила, да гребнем деревянным чесала прядку к прядке, — помнится, вот у Витославы, ты ее видала уж, ну да дело десятое, появился ухажер из леших. Я ей сразу говорю, ничего с этим сучконосым путного не будет, ты на него посмотри — полено поленом, а она «люблю-не могу!» — Милаша так рассказывала смешно, что Веську помалу отпускало от веселой тараторки. Сама то, едва себя терпимо почувствовала, решила из башни сбежать. И представить не сумела, как магику в глаза взглянет, ведая, куда и зачем тот отправился.
— Ну и что ты чаешь? Недели не прошло, как Витка его застала с кикиморой! Миловались, как он только той глаз своим носом поганым не выколол! Ой реву было, озеро чуть из берегов не вышло!
— Досадно же ей было, наверное, — вздохнула Веша.
— Я тебя умоляю, — фыркнула русалка, — поплакала, да с болотниками утешаться пошла. Те токмо и рады, венков ей из лилий озерных наплели, да на руках потом по лесу таскали.
Вешка прыснула, представив картину сию.
— Вот и улыбаешься уже, — покосилась на нее через плечо Миланья, — а то пришла смурнее тучки.
Веська вздохнула только, последнюю прядку расчесывая.
— Ну-ка, не надумай даже печалиться снова. Подумаешь! Ну, сходил он на лужок с колокольчиком тем распроклятым, ты ж не знаешь, что там было!
— Да ни для кого не секрет, что там бывает, — вздохнула печально.
— Свечку-то не держали!
— Твоя правда, — согласилась, не желая спорить. На душе-то кошки все равно скребли.
— Я же ведь хотела его попросить с Арьяном поговорить, теперь уж не знаю.
— А что с Арьяном? — оживилась Миланья.
Веша осеклась сперва, да все ж Милаша к себе располагала. И уж коли про Лесьяра той поведала, то чего про Арьяна утаивать?
— Так прямо и сказал? — изумилась русалка на рассказ о том, что змею любовь ее не надобна. Лишь только она сама, как вещь, стало быть. — Вот завсегда ведала, что полозы — те еще гады ползучие! Это ведь надобно этакое заявить.