Она не видела того, что видели остальные — как края раны разошлись и наконечник стрелы вышел наружу. Все ее внимание было направлено на то, чтобы уничтожить жар в ране и затянуть ее. Она потеряла чувство времени, стоя с протянутыми над раной пальцами, с которых струились лучи, уходящие внутрь. Темное пятно постепенно растворялось, становясь все меньше и светлее, но Лила не ослабляла внимания, пока оно не исчезло полностью.
Наверху было утро, когда она откачнулась от стола. Двое жрецов усадили магиню на скамейку у стены, третий поднес жаровню со смолой к ее лицу. Шантор, осмотрев Вальборна, увидел, что рана затянулась полностью, оставив розовый шрам, но грязь с наконечника уттакской стрелы вызвала общее воспаление. Он подошел к своей ученице.
— Лила! — позвал он. — Ты слышишь меня?
Она открыла глаза.
— Ты сделала половину работы, — сказал ей Шантор. — Нужно уничтожить болезнь у него в крови, иначе все будет бесполезно.
— Я не знаю, как это делается, — прошептала магиня.
— Представь, что его кровь — это твоя кровь. Соединись с ней и выжги все лишнее.
Лила встала и снова подошла к столу. Жрецы перевернули раненого на спину, и теперь он лежал лицом вверх. Жар уменьшился, но не исчез полностью. Она протянула руки над грудью раненого, ощутила ток крови и что-то чужое, постороннее в ней, и интуитивно почувствовала, что должна сделать. Собрав воедино силу алтаря, она молнией пропустила ее по своей крови и через руки — по крови раненого.
Бывшие в комнате жрецы увидели, что она с головы до ног засветилась желтым светом, тут же перешедшим на тело, лежащее на столе. Миг спустя сияние погасло, и всем показалось, что наступила тьма.
Лила провела руками вдоль тела раненого, еще не веря, что ей это удалось. Болезни не было. До магини постепенно доходило, что этот человек будет жить, она наклонилась к его лицу, чтобы посмотреть, кого спасла. Раненый открыл глаза — они оказались серыми — и встретился с ней взглядом, в котором появилось возрастающее удивление. Лила отступила назад, чувствуя, что не может даже стоять от изнеможения. Она смутно помнила, как ее подхватили на руки, как кто-то снял с ее головы золотую сетку, как один из жрецов, Цивинга, кажется, нес ее на руках по подземному коридору, пока ее сознание не провалилось в пустоту.
Разбудив жрецов и передав им своего правителя, Тревинер уселся у храма на обломок булыжника и просидел до утра. О тех, кто нуждался в заботе — о раненом и о конях — здесь позаботились, а его предоставили самому себе. Охотник поглядывал на дверь храма, куда ночью внесли Вальборна, но оттуда никто не появлялся. Вскоре ворота открылись для посетителей, и площадь перед храмом заполнилась людьми. От длинного двухэтажного здания к дверям храма прошла цепочка оранжевых жрецов, вслед за ними потянулись люди, ожидавшие начала утренней хвалы богине. Тревинер поднялся с камня и вошел в храм вместе со всеми. К его удивлению, ни правителя, ни черных жрецов там не оказалось.
У выхода он увидел мужчину в черной накидке. Догадавшись, что перед ним — один из черных жрецов, охотник наскочил на него с вопросами.
— Я отдал вашим моего правителя, они внесли его сюда. Но здесь никого нет! Куда они все пропали?! И где Шантор?
Жрец жестом остановил поток слов охотника.
— Не беспокойтесь, пожалуйста. Они все под землей, чтобы выпросить для раненого милость великой Мороб. Я только что оттуда.
— И долго они там будут?
— Пока богиня не проявит своей милости, — устало ответил жрец. — Или не откажет в милости.
— А она может отказать?! — взвился Тревинер. — Где эта аспидова баба?! Я с ней сам поговорю!
— Вы можете оказать нам всем большую услугу, — жрец повернул Тревинера к выходу. — Не мешайте нам. Поверьте, они делают для раненого все возможное.
Тревинер вышел из храма, слегка обескураженный ледяной вежливостью жреца. До его ноздрей донесся запах, идущий с алтарной кухни. Охотник вспомнил, что в последний раз хорошо поел трое суток назад — утром перед нападением Каморры на замок. Он пошел на запах и без труда отыскал кухонную дверь. В кухне было жарко, стоял густой аромат горячей каши и душистых трав. Две жрицы в оранжевом хлопотали у печи.
— Красавицы! — воззвал к ним Тревинер, обшаривая взглядом кастрюли и полки. — Сжальтесь над бедным охотником! Я три дня в рот ничего не брал, кроме лесных ягод.
Ввалившиеся глаза и запавшие щеки охотника говорили сами за себя. Одна из жриц наложила ему полную миску каши, другая отрезала хлеба и окорока. Каша исчезла с быстротой, удивившей и самого Тревинера. Он недоверчиво поглядел на дно миски и протянул ее за следующей порцией.
Охотник расправлялся с едой, как зверь, не знающий, когда будет есть в следующий раз. Он наелся, когда женщины уже начали терять надежду накормить его досыта, встал из-за стола, покачиваясь от съеденного, расставил длинные руки и от избытка чувств сгреб их обеих.
— Спасительницы вы мои… как я вас люблю… обеих… — бормотал он в промежутках, чмокая и ту, и другую. — Ягодки вы мои наливные!
Ошеломленные жрицы не сопротивлялись. Лишь когда стукнула входная дверь, они запоздало взвизгнули и шарахнулись от охотника. Тревинер обеими руками послал им воздушные поцелуи и прокричал:
— У меня сейчас дела, красавицы! Но я еще вас найду! — он схватил за плечо вошедшего парня и потащил за собой. — Пойдем-ка со мной, малый, ты мне нужен.
Парень дергался и вырывался, пытаясь что-то сказать, но Тревинер, казалось, не замечал этого. Он извлек парня на площадь, повернул к себе лицом и сказал:
— Покажи, где живет Шантор, и ты свободен. Ясно?
Парень указал на дом черных жрецов. Тревинер выпустил его, отряхнул руки и пошел через площадь.
Наружная дверь дома была открыта. Тревинер пошел по коридору, заглядывая во все комнаты подряд. Людей не было. Сзади раздался звук шагов, и охотник обернулся. Следом за ним шел слуга, заметивший, что в дом черных жрецов проник чужой.
— Эй, ты, иди отсюда! — закричал слуга. — Тебе здесь нечего делать!
— Отстань, я ищу Шантора, — ответил Тревинер, по-прежнему заглядывая в комнаты. — Разве у вас тут никто не живет? Все комнаты пустые.
— Их всего семь человек. А ты убирайся, а то тебе достанется!
— Посмотрим, кому из нас достанется, — откликнулся Тревинер.
Потайная дверь в торцовой стене неожиданно раздвинулась и из проема вышел жрец, несущий на руках маленькую женщину в черной накидке. Ее голова и тонкая рука бессильно свешивались вниз. Увидев Тревинера, жрец нахмурился.
— Почему здесь чужие? — сказал он слуге. — Выставь его отсюда.
