— Ах, Рурик, почему же случилось так, что мертва ты, а не твое предательство?
Мне снова угрожает память, этот прилив минувшего, и если уступить ей значит оставить их в беде…
Мы станем торговать.
Это так просто: что мне делать?
Если оставить их, я ничего не смогу поделать. Десять лет пропадут, как десять минут…
Ночь в Цитадели, в Таткаэре. Небольшая комната освещена свечами, в ней много людей. Здесь Халтерн н 'ри н 'сут Бет ру-элен, посол Короны, сама Корона, Далзиэлле Керис-Андрете, а также другие. И Рурик.
Наши взгляды встречаются, и я вынуждена отвести глаза. Она стоит, вся в голубом, блестя серебром, мерцающий свет свечей как медом покрывает ее черную кожу. Она, высокая и худая, держится прямо, хотя и с поникшими плечами.
— Моя цель заключалась в том, чтобы дискредитировать посланницу Земли, а значит, и ее мир.
Я спрашиваю напрямую:
— Почему бы не убить меня?
— Какая бы от этого была польза? Послали бы других. Я хотела избавить нас от вас и вашего мира.
И Далзиэлле Керис-Андрете, называемая Сутафиори, Корона Ста Тысяч, спокойно и удивленно говорит:
— В данном вопросе вы никогда не были со мной согласны, но я никогда не подумала бы, что из-за этого вы смогли бы стать предательницей.
— Я не предательница! — возмутилась Рурик. — Все, что я совершила, даже убийство, было сделано для Ста Тысяч.
Халтерн (тогда она была моложе):
— Даже принимая золото от Харантиша?
— Я не вижу никаких причин отказываться от золота врагов, если смогу использовать его на благо моих друзей.
Рурик сидит буквально в футе от меня, и я чувствую пульсирующее тепло ее живого тела, энергию взгляда. Ее рука спокойно лежит на столе, и она совсем не помышляет о том, чтобы хвататься за меч. Спокойствие профессионального солдата: Т'Ан Командующая, Т'Ан Мелкати.
— Если уж вы хотите знать про причины, — невозмутимо говорит Рурик, — то некоторые я могу назвать. Земля нас уничтожит. Она либо изменит нас до неузнаваемости, либо разрушит саму нашу планету. Поскольку я люблю Сто Тысяч — люблю больше, чем свою жизнь, — потому и пыталась защитить ее.
Я говорю:
— Мы никогда не стали бы этого делать.
— Никогда — это долго, — говорит она, — и, поскольку мы — отсталый мир, который ничего не может вам предложить, мы, возможно, будем избавлены от войны. Но и тогда мы обречены на изменение. Вы совершенно иные, нежели мы, и если вы придете сюда, то нам не останется ничего другого — только изменяться. И если когда-нибудь выяснится, что у нас есть нечто требующееся Земле… тогда да поможет нам Богиня, потому что тогда, Кристи, нам никто уже не поможет!
Этот голос мертв уже десять лет, а она прожила немного дольше, с клеймом изгнания. Ах, это не жизнь.
— Я знала… — Мой голос стал хриплым. — Знала женщину, в чьих жилах текла Золотая кровь и которая имела дела с вашим городом, Калил… что с ней стало? Что станет со мной?
— Кристи! — резко сказала Халдин Дамори.
Образы расплылись, растеклись, как вода, уходящая в песок. Я увидела перед собой рыжевато-коричневое лицо и темную гриву Халдин Дамори. Ни следа внимательного взгляда желтых глаз Калил… Я сидела на одной из скамей, покрытых тканью из дел'ри , не имея ни малейшего понятия о том, как на ней оказалась. Один из наемников Халдин стоял в двери с обнаженным харуром .
— А-а-а… — Я встала, покачиваясь. Если бы это была физическая боль, я смогла бы, жалуясь и крича, стерпеть ее, но не этот страх, не эту пустоту, внезапно открывающуюся под ногами, не…
— Т'Ан , пожалуйста, помолчите! — Халдин Дамори схватила меня за обе руки. Хватка была крепкой. Ее темные глаза прикрыли перепонки. — Что с вами такое? Вас отравили? Что?
Я чувствовала, что горло воспалилось, и вынуждена была кричать. Когда я смогла сфокусировать свой взгляд, то не увидела никого кроме Халдин и полдюжины других молодых мужчин и женщин, ее наемников.
— Я сказала, что вы больны. Я велела Колдунам из Харантиша выйти на тот случай, если они… — Она отпустила мои руки. — Это были они?
Хавот-джайр.
Это было все, что я оцепенело смогла выговорить. Со сверхъестественной ясностью вспомнились слова, которые Халтерн Бет'ру-элен сказал мне в телестре Раквири…
— … поскольку вы провели некоторое время внутри Башни и покинули ее такой изменившейся…
Такой изменившейся.
Что же это такое, чего я не могу вспомнить?
Мне грезилось, что мы спускались вниз, в лабиринты Коричневой Башни, в сухой прохладный зал, освещенный слабым голубым переливчатым свечением, а там — неземные машины в форме саркофагов…
А когда она покинула Башню в Касабаарде, чтобы отправиться с нами в Таткаэр для дачи показаний, то представляла собой нечто большее, чем зомби: Хавот-джайр, которую Чародей подверг допросу…
Я знала точно, с холодной уверенностью, что мне нужно делать. Я нащупала в своей поясной сумке монеты, ценимые в Ста Тысячах. Прикосновение этого холодного металла угрожало переполнить меня воспоминанием о том, как я когда-то посылала с поручением наемника Блейза Медуэнина. Разве я не сказала несколько дней назад: «Как будто повторяется мой год на Орте, но только в более мрачном ключе»?
Халдин Дамори, колеблясь, взяла монеты.
— Т'Ан …
— У вас по-прежнему контракт со мной. Оставьте половину вашей группы здесь, в Махерве: я не хочу подпускать эту женщину, Калил бел-Риоч, близко к тем людям из Компании, что тут находятся. Не убивать ее, запомните. Я никогда не имела в виду убийство. Не подпускайте ее к ним.
Темногривая наемница из Медуэда ответила:
— Мы постараемся, Т'Ан .
— А вы, Халдин, — я подавила прилив синестезии, этой зрительно-сенсорной памяти, грозившей затопить мое сознание, — вы возглавите остальную часть группы. Вы — моя охрана.
— Но где, Т'Ан ?
Я не смогла прикусить язык, и у меня вырвалось:
— Если я дам Молли посадить себя в «челнок», то отправлюсь обратно на орбитальную станцию, обратно на Землю… нет! Мне нельзя сейчас улетать. Вот так, не узнав почему … Есть каналы, лодки, джат-рай . Прежде я путешествовала по Орте. Халдин, вы охраняете мою жизнь, слышите? Это и есть ваш контракт. Задавать вопросы — не ваше дело. А теперь я покидаю Махерву.
Глава 13. Насилие и видение
Я очнулась от глубокого сна. Было жарко, и хотелось пить. Через окно, имевшее форму полукруглой арки, внутрь проникал свет. В воздухе пахло сыростью. В дальних комнатах звучали голоса. Мою кожу царапал тюфяк, набитый соломой дел'ри , на котором я лежала. Я смотрела на потолок: белая штукатурка и на ней трещины, тонкие, как волос.
