— Того, кому доверяешь. Мама, семья, друзья, заместитель. Я не знаю, Синн.
Она повернулась ко мне и отпустила поручень.
— Но найди их и прими верное решение.
Откуда она знала?
Она посмотрела на ладони, а потом на толпу.
— Вижу, что что-то случилось, — она указала назад, где, видимо, была моя мама. — И я вижу груз на твоих плечах. Но не мне тебе советовать.
Я прищурился. Она глубоко вдохнула.
— Все меняется, — сказала она так тихо, что я едва уловил. — Я не знаю, есть ли у нас верные ответы. Я вижу впереди тьму, но возможен и свет. Одно неверное решение все разрушит.
Это я и хотел услышать.
— Спасибо, — пора услышать, что за новости у матушки.
Она ждала, пока я подойду к ней, а потом повернулась и пошла с помоста к комнатам. Мы поднялись на несколько этажей.
Я помнил, как впервые оказался здесь. Только сбежал из Небесного города, пережил нападение жуков и понял, что связан с безумной королевой. С того времени почти ничего не изменилось. Комната была огромной с окном на всю стену, что пульсировала венами желтого, оранжевого, зеленого и синего. Крыша была бирюзовой, а подушки — оттенков синего.
Я поднял флакон в форме капли и потряс молочную жидкость, а голова была полна воспоминаний. Был ли прогресс до этого дня? Да. Я многое изменил, но стал ли я лучше?
Я закрыл глаза и опустил флакон. Что сказал бы отец? Что бы посоветовал?
— Что ты сделаешь, — спросила мама на сакинском, — с Исзаком Токарзом?
Я посмотрел на нее, но промолчал. Я отметил, что она говорила на своем языке, а не моем. Она была на взводе, хотя скрывала это за стеной льда.
— Я не позволю этому случиться. Не позволю тебе играть в труса во время атаки.
Я держал себя в руках.
— Ты должен показать им свою силу, власть, мощь. Подчинить их.
— Я разрушу все договоры из-за одного человека.
— Они последуют за ним, — она перестала расхаживать и уставилась на меня.
Я дышал. Раз. Два. Три. Матушка во многом напоминала Никс.
— Нет.
Она знала, что я хочу сказать. Она не дрогнула. Она глубоко вдохнула и подошла ко мне, розовое шелковое одеяние шуршало по полу.
— Ты покажешь новой лиге свое бессилие? Хотя у тебя есть флот, город-летаран и станция Рук с самолетами?
Я прищурился, не отступая. Откуда она знала о самолетах? Оттуда же, откуда и об атаке.
— Я покажу им новую силу.
— Какую же? — оскалилась она, жемчуг в ее черных волосах с сединой звякал. — Трусость? Слабость?
Я сжал руки в кулаки и заставил себя расслабить их.
— Я хочу мира, матушка, и я получу его, как бы Никс, ты или Токарз не пытались помешать.
Она замерла, дыша.
— Ты уверен, что это Никс?
Я стиснул зубы.
— Доказательств нет.
— Токарз напал на игры, мою летаран и ее станцию.
Это не было очевидно.
— Думаешь, они заодно?
— Иначе слишком много совпадений.
— Почему ты не напал?
— И развязал бы войну? Этого Никс и хочет. Этого хочет Токарз, — я покачал головой. — Я не для этого здесь.
Что-то изменилось в ее глазах, она отвернулась.
— Тогда, — она продолжила на адалическом, — что нам делать, саид?
Что за ловушку она приготовила? Я посмотрел на нее и продолжил на сакинском:
— Собрать доказательства и предоставить на суде.
— У Семей, — сказала она на адалическом, — есть суд. Хочешь пригласить на него лигу?
Я почти слышал напряжение. Не только Никс хотела управлять лигой. Волоски встали дыбом на моей шее и руках.
— Если Иосиф и Нейра согласятся, то да.
Она напряглась и отвела взгляд.
— Зачем ты отдал власть? Она твоя.
Я провел пальцами по ножнам.
— Потому что я заслужил или потому что я стал бы марионеткой?
Она молчала, но и не смотрела на меня. Я так и думал.
— Что ты задумала? — осведомился я на адалическом, приближаясь к ней. — Зачем это все? Что ты захотела провернуть, когда согласилась провести здесь игры?
Она повернулась ко мне с гневом на лице.
— Власть, неблагодарный мальчишка! Или как, по-твоему, столько прожили Ино? Играя в хороших? А Эль-Асим? Вы воины, а ты хочешь сидеть и дуться, как ребенок?
Я отпрянул и посмотрел на нее. Я следил за ней, не зная, когда она проявит себя.
— Слишком поздно. Твой контроль распался.
Она отвернулась.
— Ты думаешь, что Оки управляет городом? Я им управляю. Думаешь, Рё вне моей власти? Я управляю и твоим флотом. А летаран, что я дала тебе? Кому верны люди в твоем городе? Тебе, — оскалилась она, — кто не знает, как управлять летаран?
Я вскинул голову.
— У тебя есть только эта станция, но и самолеты мои, — она победно улыбнулась, выпрямляясь. — Ты заставил мир доверять себе, и теперь мир здесь.
Как я был связан с этим?
— Что с тобой? Где женщина, которую любил отец?
Она вдохнула. Я не хотел слушать. Я развернулся и ушел.
Но я не знал, куда идти, что делать, к кому идти. Нужно было поговорить с Джошуа, но он был занят, стараясь обеспечить все племена радарами и радио, а еще Либрариумом. Я сжимал и разжимал ладони.
Рё? Оки? Нет. По нескольким причинам.
Кили? Я не видел ее после танца, так что она тоже была занята. Или злилась на меня. Или оба случая.
— Синн, — раздался тихий голос.
Я обернулся и глубоко вдохнул, глядя, как ко мне идет Айанна. Она была без шарфов. Вместо этого были черная юбка, лиловый кожаный жилет, красный пояс на тонкой талии. Ее ноги отчасти скрывала короткая юбка, что был поверх коричневых брюк, заправленных в высокие черные сапоги. Длинные темно-каштановые волосы ниспадали на ее плечи волнами. Радость развеяла тревогу и нервы. Почему с ней легко?
Она поправила юбку и натянуто улыбнулась.
Я встретил ее на половине пути.
— Айанна.
Она замерла, ее голубиные глаза смотрели на меня с теплым пониманием.
Я смотрел на нее в тишине, миллионы мыслей проносились в голове. Я все испортил. Созвав племена? Я поверил не тем людям? Если я не мог доверять своей семье, то кому доверять? Я мог положиться на друзей, что были заняты своими жизнями? Где верные ответы? Почему все они неправильные?
Она схватила меня за руку и повела к лестнице. Она спустилась на два этажа ниже и пошла к комнатам, где я никогда не был. Этот коридор был темно-синим и золотыми венами, что светили в другой стороне. А там все было серым. Еще одна буря.
— Что мы тут делаем, жрица?
Она подвела меня к столику и толкнула на подушку. Она села напротив меня с серьезным видом.
— У карт послание для тебя.
— Я не верю в Таро, — но я не уходил. О чем это говорило? Я отчаялся, и мне нужно было, чтобы кто-то умнее подсказал мне?