– В таком случае они не будут возражать, если мы сбережём их богатства в стенах города. В холмах не на что тратить деньги.
– Они боятся за своих детей, – сказал Резнак.
«Да, – подумала Дейенерис, – как и я».
– Значит, мы должны сберечь и их. Я потребую от каждого из них двоих детей, и с других пирамид тоже. Мальчика и девочку.
– Заложники, – просветлел Скахаз.
– Пажи и виночерпии. Если великие господа будут возражать, объясните им, что в Вестеросе служить при дворе – это великая честь для ребенка, – договаривать она не стала. – Идите и сделайте, как я велела. Мне нужно оплакать моих мертвецов.
Дени вернулась в покои на вершине пирамиды и обнаружила на лежанке заплаканную Миссандею, пытающуюся изо всех сил приглушить звуки рыданий.
– Идем, поспишь со мной, – сказала она маленькой переводчице. – До рассвета ещё много часов.
– Ваше величество добры к вашей служанке, – Миссандея скользнула под простыни. – Он был хорошим братом.
Дени обняла девочку.
– Расскажи мне о нем.
– Когда мы были маленькими, он учил меня лазать по деревьям. Он мог поймать рыбу голыми руками. Однажды я увидела, как он спал в саду, а над ним порхала сотня бабочек. Он был так красив в то утро. Ваша служанка... я хотела сказать, я любила его.
– Как и он тебя, – Дени пригладила волосы девочки. – Только скажи, моя милая, и я отошлю тебя из этого ужасного места. Я найду где-нибудь корабль и отправлю тебя домой. В Наат.
– Лучше я останусь с вами. В Наате мне будет страшно. Вдруг опять придут работорговцы? С вами я чувствую себя в безопасности.
«Безопасность». От этого слова глаза Дени наполнились слезами.
– Я хочу, чтобы ты была в безопасности.
Миссандея была всего лишь маленькой девочкой, но рядом с ней Дейенерис чувствовала себя такой же маленькой.
– Ни с кем я не чувствовала себя в безопасности. Разве что с сиром Виллемом, но он умер, и Визерис... Я хочу уберечь тебя, но... так тяжело... быть сильной. Мне не всегда ясно, что делать. Но я должна знать. Я – всё, что у них есть. Я их королева... я их... я их...
– ...Мать, – шепнула Миссандея.
– Мать драконов. – Дени задрожала.
– Нет. Мать всем нам, – Миссандея обняла её крепче. – Вашему величеству надо поспать. Скоро придёт рассвет, и соберется ваш двор.
– Мы обе будем спать, и нам приснятся сны о лучших временах. Закрой глаза, – когда девочка послушалась, Дени поцеловала её в веки. Миссандея хихикнула.
Целовать Миссандею, однако же, было проще, чем заснуть. Дени закрыла глаза и попыталась думать о доме – о Драконьем Камне, Королевской Гавани и всех других местах, о которых ей рассказывал Визерис – местах в другой, более доброй, стране... но мысли её точно корабли, подхваченные встречным ветром, постоянно возвращались к Заливу Работорговцев. Когда Миссандея сонно засопела, Дени выбралась из её объятий и вышла на предрассветный воздух – опереться на холодный кирпичный парапет и поглядеть на город. Перед ней рассыпались тысячи крыш, и луна расцветила их оттенками слоновой кости и серебра.
Где-то внизу под этими крышами собирались Дети Гарпии и плели заговоры, чтобы убить её саму и всех, кто её любит, и снова заковать её детей в цепи. Где-то внизу голодный ребенок просил молока. Где-то в постели умирала старуха. Где-то обнимались мужчина и женщина, страстно срывая друг с друга одежду. Но здесь, наверху, лишь лунный свет блестел на стенах пирамид и арен, ничем выдавая того, что происходит внизу. Наверху была только Дейенерис – одна.
Она была от крови дракона. Она могла убить Детей Гарпии, и детей этих Детей, и детей их детей. Но дракон не может накормить голодного ребенка или облегчить боль умирающей.
«И кто осмелится полюбить дракона?»
Дени поняла, что снова думает о Даарио – с его золотым зубом и трёхзубой бородой, с сильными руками, покоящимися на рукоятях парных аракха и стилета – рукоятях чеканного золота в виде обнажённых женщин. В день его отъезда, прощаясь, он легко поглаживал их подушечками пальцев.
«Я ревную к рукоятке меча, – осознала она, – к женщинам из золота».
Она поступила мудро, отправив его к ягнячьим людям: она была королевой, а Даарио Нахарис не годился в короли.
– Прошло уже много времени, – сказала она только вчера сиру Барристану. – Что если Даарио предал меня и переметнулся к моим врагам?
«Три измены должна ты испытать».
– Что если он встретил другую женщину, какую-нибудь лхазарянскую принцессу?
Она знала, что старый рыцарь не любит Даарио и не доверяет ему. Несмотря на это, он всё равно галантно ответил:
– Нет на свете женщины прекраснее вашего величества. Только слепой может в этом сомневаться, а Даарио Нахарис не слеп.
«Нет, – подумала она, – у него глаза тёмно-синие, почти фиолетовые, и золотой зуб блестит, когда он улыбается».
Впрочем, сир Барристан был уверен, что Даарио вернется, и Дени могла только молиться, чтобы он оказался прав.
«Ванна поможет мне успокоиться».
Она прошлёпала босиком по траве к своему бассейну на террасе. Вода холодила кожу, заставив ее покрыться мурашками. Подплыла стайка мелких рыбешек и принялась пощипывать руки и ноги Дейенерис. Она закрыла глаза и отдалась воде.
Тихий шелест заставил её открыть глаза. Дени с легким всплеском села в бассейне.
– Миссандея? – позвала она. – Ирри? Чхику?
– Они спят, – прозвучал ответ.
Под деревом хурмы стояла женщина в плаще с капюшоном, касаясь травы длинными полами. Под капюшоном виднелось твердое блестящее лицо.
«Она носит маску, – вспомнила Дени, – деревянную маску, покрытую тёмно-красным лаком».
– Куэйта? Это сон? – она щипнула себя за ухо и поморщилась от боли. – Ты снилась мне на «Балерионе», когда мы впервые попали в Астапор.
– Это был не сон. Ни тогда, ни сейчас.
– Что ты здесь делаешь? Как прошла мимо моей стражи?
– Я пришла другим путем. Твои стражники меня не видели.
– Стоит мне позвать, и они убьют тебя.
– Они будут клясться тебе, что меня здесь нет.
– Так ты здесь?
– Нет. Послушай меня, Дейенерис Таргариен. Стеклянные свечи горят. Скоро придет бледная кобылица, а за ней и другие. Кракен и темное пламя, лев и грифон, сын солнца и скомороший дракон. Не верь никому из них. Помни Бессмертных. Берегись надушенного сенешаля.
– Резнак? Отчего мне его бояться? – Дени встала в бассейне. По её ногам стекала вода, и от ночного холода руки покрылись мурашками. – Если ты хочешь меня о чём-то предупредить, говори ясно. Чего ты хочешь, Куэйта?
В глазах заклинательницы теней блеснул лунный свет.
