Мужчин можно хоронить где угодно, и большинство находят последний приют в море. Но все женщины должны быть похоронены среди полей своего клана. Могилы почитаются в течение семи лет, и все это время землю, где покоится прах, ничем не засевают. Затем ее вспахивают, и после сбора первого урожая с такого поля устраивается пир.
В то время как мужчины Внешних островов по сути своей путешественники и могут оставаться вне дома в течение многих лет, женщины обычно проводят почти всю жизнь поблизости от земель, где они рождены. После заключения брака предполагается, что мужчина будет жить в доме женщины. Если женщина Внешних островов умирает вдали от родной земли, люди делают все возможное, чтобы похоронить ее в полях клана. В противном случае весь клан считается опозоренным. Кланы могут начать войну только для того, чтобы вернуть тело женщины в родную землю.
Федврен, «Рассказ о путешествии по варварским землям».
Мы гостили в Уислингтоне в материнском доме нарчески в течение двенадцати дней. Нас принимали довольно странно. Чейд и принц Дьютифул ночевали на скамьях первого этажа материнского дома. Группа Уита жила вместе со стражниками в доме воинов вне стен материнского дома. Олух и я продолжали ночевать в хижине, где нас часто навещали Риддл и Свифт. Каждый день Чейд отправлял двух стражников в деревню для покупки провизии. Часть пищи они оставляли нам, а остальное относили в материнский дом. Хотя Блэкуотер обещал нас кормить, Чейд поступил умно, выбрав такую тактику. Зависеть от щедрости материнского дома клана значило показать свою слабость и неумение планировать.
Впрочем, были и положительные стороны в нашем длительном пребывании в Уислингтоне. Олух постепенно поправлялся. Он все еще кашлял и быстро начинал задыхаться во время прогулок, но его сон стал спокойнее. Он даже проявлял интерес к окружающему миру, охотно ел, к нему возвращалось хорошее настроение. Однако он затаил на меня обиду за то, что я заставил его подняться на борт корабля, к тому же он уже понял, что покинуть остров можно только по морю. Любые мои попытки поговорить с ним заканчивались напоминанием о моем предательстве. Иногда мне было легче совсем не разговаривать с Олухом, но я все равно ощущал его неудовольствие, направленное в мою сторону. Меня все это ужасно злило – ведь я потратил столько сил, чтобы завоевать его доверие. Когда я поделился своим беспокойством с Чейдом, он отмахнулся от меня, заявив, что так было нужно.
– Было бы гораздо хуже, если бы он во всем винил Дьютифула, ты же сам должен это понимать. В данном случае ты будешь выступать в роли мальчика для битья, Фитц.
Я знал, что Чейд прав, но его слова меня не утешили.
Риддл ежедневно проводил несколько часов с Олухом – в тех случаях, когда Чейд хотел, чтобы я незаметно присматривал за принцем. Уэб и Свифт часто навещали нас. Казалось, Свифта отрезвили упреки мастера Уита, и теперь мальчик вел себя уважительно по отношению к Уэбу и ко мне. Я ежедневно занимался со Свифтом, требуя, чтобы он не только фехтовал, но и стрелял из лука. Олух охотно приходил на овечье пастбище понаблюдать за нашими поединками на деревянных мечах. Когда мальчику удавалось нанести удачный удар, Олух всегда подбадривал его радостными криками. Должен признаться, что мне было легче стерпеть синяки от пропущенных ударов, чем его радость.
Мне самому тренировки были даже нужнее, чем Свифту, но обучение мальчика давало возможность не только поддерживать свои навыки, но и демонстрировать мастерство перед обитателями Внешних островов. Они не собирались специально, чтобы понаблюдать за нашими упражнениями, но время от времени я замечал, как за нами издалека подглядывают мальчишки. Раз уж я стал объектом внимания, пусть знают, что прикончить меня будет непросто. Вряд ли они болтались там из чистого любопытства.
Я постоянно ощущал ненавязчивую слежку. Куда бы я ни направлялся, всякий раз кто-нибудь из местных жителей оказывался рядом. Я не мог указать на конкретного мальчишку или старуху, которые за мной шпионили, и все же не проходило и минуты, чтобы я не чувствовал спиной чужие взгляды.
И еще мне казалось, что опасность грозит Олуху. Мне не нравилось, как косятся на нас прохожие. Они старались обойти нас стороной, словно мы несли в себе заразу, и смотрели нам вслед, точно увидели двухголового теленка. Даже Олух обратил на это внимание. Я заметил, что он начал бессознательно применять Скилл, чтобы на него поменьше обращали внимание. Нет, это не было прежним выплеском «Вы меня не видите!», который однажды чуть не сбил меня с ног, он пытался убедить всех в своей незначительности. Я решил поделиться своими тревогами с Чейдом.
Мне редко удавалось поговорить со своим старым наставником, а сообщения, которые я передавал ему при помощи Скилла, были короткими – мы решили, что ему следует беречь силы для общения с Дьютифулом. Чейд также сказал, что, раз уж Пиоттр Блэкуотер думает, будто я являюсь телохранителем принца, я могу открыто выполнять свои обязанности.
– До тех пор, пока он не поймет, что ты не простой стражник, – предупредил Чейд.
И я старался играть роль незаметного телохранителя принца. Хотя Дьютифул никогда не жаловался, я понимал, что его смущает мое постоянное присутствие. Местные жители считали Дьютифула и Эллиану супругами. Никто не пытался их сопровождать. Лишь присутствие Пиоттра, неизменное, как придорожный камень, напоминало нам, что семья нарчески хочет, чтобы их отношения оставались невинными до тех пор, пока Дьютифул не исполнит свое обещание. Пожалуй, мы с Пиоттром наблюдали друг за другом не менее пристально, чем за Дьютифулом и нарческой. В некотором смысле мы стали партнерами.
Именно в это время я обнаружил, почему нарческа пользуется уважением у всех, а не только у клана нарвала. В этой стране женщина владеет землей и всем, что эта земля производит. Я думал, что богатство Уислингтона состоит в его овцах. И только после того, как я однажды следовал за Дьютифулом и Эллианой во время одной из их прогулок по холмам острова, мне удалось обнаружить истинный источник благосостояния клана. Принц и нарческа поднялись на вершину, за ними в некотором отдалении следовал Пиоттр, а за ним я. Когда я увидел раскинувшуюся впереди долину, то невольно ахнул.
В долине было три озера, и над двумя из них даже в разгар летнего дня поднимался пар. Зелень вокруг них казалась удивительно сочной, а вся долина была поделена на аккуратные поля. По мере того как я спускался вслед за Эллианой и Дьютифулом, стих прохладный ветерок. Воздух прогревался здесь гораздо сильнее, пахло насыщенной минералами водой. Валуны и небольшие камни использовались для разделения полей. Здесь царил другой климат и могли созревать плоды, обычно не выживающие в суровом северном краю. Оказывается, на далеких Внешних островах есть оазисы с благодатным воздухом и горячими ключами. Вот почему нарческа считается такой хорошей партией. Союз с той, что держит в своих руках плодородные земли, дающие пропитание, высоко ценится в этих суровых краях. И все же даже сейчас, в расцвет лета, многие поля оставались пустыми да и работников было гораздо меньше, чем следовало ожидать. К тому же я заметил, что женщин и девочек здесь гораздо больше, чем мужчин и мальчиков, а молодых парней и вовсе мало. Тут крылась какая-то тайна. Уислингтон населяли женщины, владеющие плодородной землей, но страдающие из-за недостатка мужчин. Почему здесь нет мужчин из других кланов, которые могли бы помочь увеличить количество детей на этом острове изобилия? Однажды ранним вечером Дьютифул и Эллиана уселись на двух тощих пони, которых использовали на островах для самых разных работ. Они отправились на каменистый луг у подножия горы. Там попадались довольно крупные валуны, и между ними были переброшены срубленные деревца – в качестве барьеров для лошадей. Маленькие пони поражали меня своей прыгучестью. Рядом пощипывали жесткую траву овцы. На высоком голубом небе появлялись первые звезды. Они катались без седел, и Дьютифул дважды свалился на землю со строптивой лошадки, пытаясь поспеть за своей бесстрашной супругой.
Эллиана получала от прогулки огромное удовольствие. Она ехала на пони верхом; желтая юбка развевалась вокруг обнаженных ног, нарческа даже не стала надевать сапоги. Ее щеки раскраснелись, волосы рассыпались по плечам, она мчалась вперед, думая только о том, чтобы доказать принцу, что она лучшая наездница. Когда Дьютифул упал в первый раз, она, насмешливо расхохотавшись, продолжала скакать вперед. Во второй раз она вернулась, чтобы проверить, не ушибся ли он, а Пиоттр поймал пони и привел принцу. Мое внимание было сосредоточено на Дьютифуле; я гордился тем с каким юмором он относился к своим падениям.
Эти пони тощие и костлявые, как жеребята. Удержаться на такой животине гораздо больнее, чем упасть на землю, когда он отпрыгивает назад.
