– С такой лекаркой грех душу Создателю не отдать.
– Лис! – обернулась она и чуть не бросилась навстречу.
Рыдания подступали к горлу, норовя задушить. Но плакать она как-то не осмеливалась: ЗУ это страшно не любит. Тут тебе и паршивые чувства Трёхликой, и вода – со всех сторон одни убытки. А его ещё и заставляют заниматься неприятным делом.
Лис подошёл к ней и присел. Не говоря ни слова, выпустил из себя пару змеек. Те юркнули в тела ближайших детей. Лис поднял глаза и внимательно оглядел подползающих ближе измождённых деревенских. Мало ли что им взбредёт в голову? Ещё кинутся, не разобравшись. Однако стоящим на краю было безразлично, какого цвета и фасона явившиеся демоны. Главное, что Двуликие пришли спасти то, что осталось от ещё недавно большой и дружной деревни.
– Господин, – сипло шептала за его спиной какая-то женщина. – Моего-то. Вон тот, вихрастенький. Один у меня остался.
Лис не ответил. И взглядом запретил Таюли вступать в разговоры. Им сейчас только свары не хватало. Таюли опустила глаза. Надвигающиеся на неё ползком люди были просто кошмарны. Осыпанные пятнами лица искажены болезненной усталостью. И одновременно отчаянной ужасающей решимостью выжить любой ценой. Грязные руки тянулись со всех, норовя хоть на миг прикоснуться к ней. Обессиленные люди – они, казалось, сейчас завалят её своими телами. И разорвут на куски, торопясь урвать свой целебный ломоть волшебных тел пришельцев.
Привидится же такая чушь – встряхнулась Таюли, разозлившись на свои несвоевременные нелепые выдумки. Совсем рехнулась, как говорят северяне. Истеричка! Хотя бы к ЗУ прислушалась: тот недоволен всей этой вознёй, но опасности не чует.
– А ну, расступись! – буквально прогремел над головами грозный голос Стутти. – Ишь, навалились, греховодники! Ещё мне лекарей задавите! А ну, девки, растаскивай их!
Невыносимо белые в ночи искрящиеся щупальца перехватили тех, кто уже буквально дышал в лицо Таюли. Приподняли и уволокли подальше от костра. На второй заход их не хватило: близость огня раздражала ледяных демонов. Как в первый-то раз отважились – с уважительной лаской подумала Таюли.
– Я больше не буду! – пропищало над её головой. – Да?! А чего они такие страшные?! И грязные!
– Заткнись! – задрав голову, рыкнул Лис. – И займись делом!
Обиженно сопящая демонюшка плюхнулась на землю рядом с ним. Затравленно огляделась, не понимая, с чего начать. Ринда нависла над ней, успокаивающе оглаживая чёрные растрёпанные лохмы. Поцеловала бедолажку в темечко и указал рукой:
– Вон тех полечи. Видишь? Два мальчика и девочка.
– Ага, – кивнула приободрившаяся Лиата и вцепилась в руку синегорской змеищи: – Только ты не уходи. Я что ли одна должна бояться?
– Я буду бояться с тобой, – пообещала Ринда, усевшись прямо в грязь и прижав демонюшку к себе. – Ну, давай, не тяни.
Целый букет тонких щупалец выплеснулся из девчонки, осветив двор. ЗУ обречённо нырял в детские тела, напоминая огромного паука, поймавшего каждой лапкой по мухе.
– А я тебе сказку расскажу, – шептала на ухо демонюшке Ринда. – Про смелую девочку и трусливого князя.
– Она его слопала? – оживилась Челия, заглядывая в лицо рассказчицы.
– Не совсем. Ну, слушай.
Рядом с Таюли присела Нанти и тяжко напоказ вздохнула.
– Что, не вышло? – догадалась Таюли.
– Она отказалась, – кивнула Рыжая на Лиату. – И Ринде отказала. ЗУ нас не захотел.
– А Стутти?
– А чем она лучше? ЗУ проигнорировал всех скопом. Даже не облизнулся. Как думаешь, его надолго хватит?
– Надолго, – вместо Трёхликой ответила склонившаяся к ним Стутти. – Он тут уже одним откушал. Силушку восполнил. Глядишь, ещё кто смачный подвернётся. Чтоб в этакой деревнище да мерзавцев недоставало?
– Сроду того не бывало, – согласилась Нанти, завистливо наблюдая за огненными щупальцами.
Таюли была благодарна подругам за эту попытку заболтать её маяту. Стало легче и ей, и даже ЗУ. Демон, казалось, принял неизбежное насилие. И терпеливо сносил его, переползая от человека к человеку. Долгая северная ночь дышала холодом и хрусткой пронзительной чистотой.
Хорошо, что Лис теперь Двуликий – вдруг подумалось Таюли. А то бы замёрз, сидючи на стылой земле. Аки бы тогда нам всем щупальца повыдирала.
Глава 28
Они явились на следующий день. Верней, на следующую ночь. Можно только посочувствовать коням, которых Рааны загнали в пути – сами-то не знают ни сна, ни отдыха. А их хвалёные быки слишком умны, чтобы позволить над собой так измываться. Их наверняка где-то бросили: эти умники самостоятельно притащатся в крепость откуда угодно. Прикарманить же их по дороге не придёт в голову даже самым отчаянным головушкам. Заставить этих злыдней работать невозможно: стократ проверено. Разве только сожрать. Но вряд ли они съедобны: больно выносливы – наверняка у них жёсткое мясо.
За это время Двуликие с Трёхликими употели всеми непотеющими частями тела. Прямо-таки избегались меж домами, помогая выжившим приходить в себя. А тех поднялось на ноги достаточно: по прикидкам одыбавшего старосты не меньше половины деревни. И все крестьяне, едва поднявшись на подкашивающиеся ноги, торопились, первым делом, угодить спасителям.
Не будь Нанти такой стервой, так и вовсе бы замучили своей благодарностью. Вместо того чтоб наводить в домах порядок. К концу дня отважный десятник, поверив на слово отряжённой к нему Стутти – женщине обстоятельной, а не какой-то молодой вертушке – сунулся в деревню. Поначалу в одиночку. Придирчиво осмотрел чуть не каждого, выискивая лиловые пятна. А потом с лёгким сердцем покликал остальных сторожей.
Те не просто явились, а притащили с собой «старого дурака» – князя Буннона-Сизые мхи. Таюли он понравился с первого взгляда. Невысокий кряжистый старичок с серебристо-белой бородой по пояс. С таким же белым ёжиком на крутолобой бритой голове. С весьма умными глубоко посаженными блёклыми глазами на тёмном от загара лице – дед явно из породы непосед. И с неописуемо ехидным изломом в уголках губ. Последний образовался, едва князь увидал Стутти.
Та выплыла из дома Бойки, когда пара десятков дружинников уже спешились. И принялись стаскивать с сёдел заводных коней какие-то мешки. Наверно с припасами – накормить выживших. Таюли оценила заботу князя и весьма тепло поприветствовала владыку этих земель. Он же обращался к ней крайне уважительно, преисполненный чувствительной благодарностью, которую пытался скрыть за невозмутимостью старого воина.
– Явился, не запылился! – уперев руки в боки, прямо с крыльца обрадовалась ему Стутти.
– Прикуси язык, женщина! – деланно веско посоветовал князь и залихватски огладил длинный ус: – Дурак-то оно ещё куда ни шло! А кто тут старый?! Кто бы говорил?!
Князь ещё и приосанился, игнорируя насмешливые взгляды дружинников, которые не слишком старательно прятали. Его же глаза лучились какой-то особой теплотой. Таюли показалось, что у этого мужчины некие особые чувства к Стутти. Может, и не пламенная любовь, но что-то близкое. Скажем, нетленные угли прежней пламенной любви. Во всяком случае, Двуликая на крыльце прямо-таки расцвела на осеннем солнышке весенним цветом, как говорит Алава. А её, между прочим, в лицо обозвали старухой. Нет, эти двое явно неравнодушны друг к другу.
– У самого-то не язык, а ботало! – залучилась ответной улыбкой Стутти, на глазах похорошев и помолодев лет на десять. – Не позорься пред заморскими гостями!
– Ну, – подмигнул Таюли князь, – заморским-то гостям я как раз по сердцу!
И пихнул её локтем в бок. От неожиданности она ойкнула и чуть отодвинулась. Ещё полезет обниматься – у северян это сплошь и рядом. А она пока не настолько прониклась их традициями – в Суабаларе более сдержанный народ: скупится на объятья.
– Чего дельного скажешь?! – одарив Трёхликую ехидной улыбочкой, осведомилась Стутти, спускаясь с крыльца.