– Вот, проклятье… – Андрей опоясался, вздохнул, вытянул из ножен саблю.
Всадник как раз успел влезть на островок, схватился за меч, снял с луки седла щит. Пришпорил несчастного коня. Полированная кираса была усыпана черными торфяными пятнами, взгляд горел ненавистью. Лях был в таком состоянии, что, наверное, не задумываясь кинулся бы на самого дьявола, не то что на паренька втрое младше себя годами.
– Умри, гаденыш! – вскинул он клинок над головой.
Против закаленного бойца шансов у новика не было, а вот против бессловесной скотины…
– А-а-а! – зло заорав, прыгнул он к коню, саданул гардой в морду, между ноздрями.
Скакун, осев, захрипел от боли и неожиданности, встал на дыбы. Зверев кинулся к нему, выбросил вперед саблю – шляхтич парировал удар, но остановить противника не смог. Еще два шага, и Андрей оказался у него за спиной. Пан Чекрыжный даже завыл от бессилия, пытаясь вывернуться назад, взмахнул наугад клинком – но кираса слишком прочно удерживала его тело. Новик с размаху вогнал саблю сзади под кольчужную юбку и отошел в сторону, чтобы не попасть под падающее тело.
– Ты… Ты чего сделал? – наконец осознал происходящее Иван Крошинский. – Ты чего? У меня же там три десятка холопов осталось!
– А разве ты не на войну шел, княже? Так гибнут люди на войне-то! Чего еще ты ожидал? – Андрей наклонился, тщательно вытер сталь о бархатные штаны и спрятал в ножны.
– Да ты… Да я тебя… – Литовец обнажил оружие. – Я тебе…
– Никак, сразиться со мной желаешь, княже? – усмехнулся новик. – Мы же родичи.
– Мы ныне не родичи, боярин! Я меч королю Сигизмунду целовал, а ты – Ивану московскому. На войне мы, и ты мой пленник отныне! К королю отведу, пусть он тебя за твою подлость полной мерой вознаградит! Вот там ты и повеселишься как следует.
– Значит, мы враги? – почесал кончик носа Андрей. – Тогда и разговор другой будет. Давайте-ка, ребята, оружие в кучу сложили и на ту сторону отошли. Быстро! Я вас в плен беру. Всех.
– Ты обезумел, новик? – оглянулся на своих холопов Крошинский. – У меня тут двенадцать человек. А ты один!
– Это ты, кажется, плохо понимаешь меня, княже. – Зверев поймал за повод коня убитого шляхтича, погладил по морде, успокаивая. – Нас тут трое. Я, лошадь и болото. Захочешь меня взять – буду драться. Проиграешь – ты труп. Выиграешь – все равно труп. Потому как без меня вам отсюда не выйти. Али по старым следам двинешься?
Андрей кивнул в сторону длинной, черной, влажно поблескивающей ленты, что осталась на месте польской колонны.
– Силком повяжете, – добавил новик, – все равно утоплю. Дорогу ложную укажу, все и потонете. Может, со мной вместе. А может, и нет.
– Как же ты меня топить хочешь, боярин… – Князь глянул на заснеженную топь и убрал оружие за спину. – Нехорошо. Мы же родичи?
– Постой, – прищурился Андрей. – А как же война, целование меча, клятва верности?
– Войны завсегда перемирием кончаются, боярин… – Крошинский кашлянул, спрятал меч уже в ножны. – Надо бы и нам замириться. Мы за свободу свою драться готовы, ты, верю, тоже готов. К чему зря кровью болото умывать? Чтобы никто домой не вернулся? Ныне нам не повезло, в иной раз вам отступить придется. А родство кровное – оно навсегда останется. Наше дело не во вражде, а в службе ратной. Ты – своему государю, я – своему. В предках же мы завсегда едины. Так?
– Ладно, князь, – кивнул Зверев. – У меня к тебе вражды нет. Ты ведь меня, я видел, спасти в трудный миг пытался. Посему и я тебя без обид отпущу. Видишь, лес впереди? Открою тебе до него проход. За лесом неподалеку, версты две-три, шлях Пуповский. Точно где, не скажу, этой стороной туда не ходил. Но коли на север направишься, не промахнешься. Может, даже на усадьбу Юрия Друцкого выйдешь, полюбуешься. С десятью холопами он тебя, мыслю, ловить не станет. Чего попусту людей класть? Вреда ведь от тебя нет. А домой вернешься – племяннику привет передавай. Как он там?
– По вину шибко соскучал, – засмеялся Крошинский. – Месяц уж никто его трезвым не видел, да с девками дворовыми все балуется. От меня Василию Ярославовичу поклон и пожелания лучшие. Должник я его, помню.
– Передам.
Князь сделал знак своим холопам, чтобы те убрали оружие, остановился над убитым шляхтичем:
– Ловко ты его, юный боярин. Бездоспешный, без щита – супротив всадника в броне… Верю, теперь верю, что и крестоносца мог одолеть. Выкуп за тело просить станешь? – Зверев пожал плечами, и Крошинский тут же сделал вывод: – Ну, так я его заберу, родственникам отдам. Грех без отпевания и захоронения бросать. И этих, увечных. А оружие да брони – вестимо, добыча твоя, не спрашиваю.
Он кивнул холопам. Те быстро разоблачили убитого пана и его раненых людей, увязали на лошадей. Их оружие и доспехи приторочили на спину чалого скакуна, который при ближайшем рассмотрении оказался кобылой, – что уже успокоился и не вздрагивал от прикосновений нового хозяина. И только ярыга все еще ежился на снегу, свернувшись плотным калачиком.
– Ну, прощеваи, боярин. Бог даст, в следующий раз иначе свидимся.
– Свидимся, – кивнул Андрей, опустился на колени у края острова и загнал в снег растопыренную руку.
– Как ты это делаешь, боярин? – не удержался Крошииский.
– Не задавай трудных вопросов, княже, – покачал головой Зверев. – Не будешь получать неприятных ответов. А сейчас отвернись. Дай помолиться.
Через минуту литовские воины ступили на затвердевший снег и сперва неуверенно, а потом все более быстрым шагом поспешили к близкому лесу.
– А ты куда? – Новик поймал за шиворот ярыгу, попытавшегося уйти вместе с холопами.
– Князь! – жалобно крикнул перебежчик. Крошинский оглянулся, хмыкнул и поскакал дальше.
– Кому ты нужен, подонок? – презрительно сплюнул Андрей. – Думал, землю, на которой родился, продать выгодно да жить потом безбедно? Не положено предателям умирать в покое и радости, урод. Бог такого не допускает.
– Не убивай меня, боярин, – втянул голову в плечи ярыга. – Не убивай, Богом тебя прошу. У меня дети малые. У меня… Я заплачу! У меня серебро в Ломже спрятано! Я принесу. Я все принесу…
Зверев снял с него треух, ударил по макушке оголовьем сабли, аккуратно уложил обмякшее тело, шапку подсунул под голову. Пощупал пульс. Сердце билось мелко, как у испуганного зайца. Но билось.
– Нужен ты, тебя убивать. – Новик поднялся в седло. – Мараться только…
Он развернул скакуна и помчался вдоль влажной черной линии, стараясь не очень приближаться к воде. Колдовство колдовством, но лучше не рисковать. За десять минут чалая легко вынесла его на поле. Андрей развернулся, хлопнул в ладоши и низко склонил голову:
– Благодарствую…
