"Да и Юлька тоже хороша! Тут и ежу понятно, что перепугалась не за нас, а за себя и всю остальную компанию! Что она сейчас развалится на куски и никогда больше не будет так легко и весело, как раньше… Да что это со мной сегодня? Вот уже и Юлька не угодила!" — Яна поразительно быстро остыла, как вскипевший чайник, у которого выдернули из розетки шнур. И украдкой покосилась на Галину Александровну, но та лежала на животе с видом весьма безразличным, на нее и бровью не повела. Янка обиделась с новой силой и демонстративно отвернулась, уставясь в усыпанное кудряшками облаков светло-синее небо. Через несколько заунывных минут Галя сменила гнев на милость и развернулась к подруге, но было поздно, поезд ушел: в поле зрения виднелась лишь Янкина оскорбленная спина.
Юлька наблюдала за всем уже едва ли не в панике:
— Эй, народ, народ!.. — настойчиво потянула Яну за руку, но та недовольно вырвалась. — Приведешь их обоих ко мне, я посмотрю.
Ситуация становилась безнадежной до уныния, но вот Галя пошла на героический поступок: глубоко вздохнула и на удивление миролюбиво сказала:
— Ну ладно, извини! Мир?
Янка в ответ просияла и с готовностью протянула Галине руку. Что-что, а ссориться в такой суперски погожий, почти летний день ой как не хотелось… Они крепко, крест-накрест, сцепилась мизинцами, и девчонки все вместе затянули нестройным хором, совсем как в безоблачном первом классе:
— Мирись, мирись, мирись
И больше не дерись…
— Вася идет! — хладнокровно прервала миротворческую процедуру Маша. — Попалили наше место.
— Что, уже привал? А ну, подъем! Работать! — Вася энергично размахивал длинными худыми руками, вытягивал жилистую шею и грозно выпучивал глаза, что совершенно ему не шло.
Девчата неохотно встали, кряхтя на публику, как старушки. Одна Юлька заскакала по траве, будто игривый горный козел на склонах Кавказа, и на радостях подпихнула подруг в спину, поочередно каждую:
— Арбайтен, арбайтен! (Работать!)
В воспоминаниях детства даже широкий
отцовский ремень вызывает умиление.
(Козьма Прутков)
От "разговора по душам" отвертеться всё-таки не удалось: уже ближе к вечеру в комнату нагрянул папа со внеурочным визитом. (Яна как раз учила на завтра французский.) Похоже, любимые предки специально договорились, чтобы мама ни во что не вмешивалась — ну и слава Богу, а то б сейчас начался концерт по заявкам!.. Отец по своей старинной привычке постоял немного в дверях, помолчал, и после нестерпимо долгой паузы сообщил куда-то поверх Янкиной головы:
— Значит, мобильник у нас вместо мебели.
— У меня батарея села, а так бы я позвонила… — еще не разобравшись, чего от нее хотят, Янка поспешно ринулась оправдываться. И стало ужасно от самой себя неприятно, если прислушаться со стороны: как будто бы она в чем-то виновата! Ведь бывают же в жизни всякие непредвиденные ситуации, всего не предусмотришь…
— Если бы сильно хотела, могла б найти автомат. Их по всему городу хватает.
"Ага, щас, больше мне делать нечего! Брошу всё и побегу разыскивать телефон-автомат", — наверное, что-то из этих крамольных мыслей отразилось у нее на лице, потому что отец резко сменил тон:
— Я смотрю, тебе и дела никакого нет, что мы с матерью с ума сходим, полночи не спим! — Папа выговаривал слова четко и раздельно, с безукоризненной артикуляцией, напоминая диктора в сводке новостей. А это означает, сердится всерьез. И глаза кажутся почти враждебными, с холодным прищуром — не ясно-голубые, как всегда, а темно-синие, опасные, хоть штормовое предупреждение объявляй.
— Я же сказала!.. — Янка вовремя спохватилась, решила не усугублять свое (и без того шаткое!) положение. Старательно разыгрывая покорность, бесцветным голосом забормотала: — Хорошо, в следующий раз я постараюсь предупреждать…
— В следующий раз домой до десяти и ни минутой позже! — категорически прервал ее отец. Круто, почти что с армейской выправкой развернулся к двери — очевидно, мозговтирание подошло к своему логическому концу. Но на пороге опять задержался (он никогда сразу не уходит, тоже привычка):
— Не нравится мне этот твой байкер!..
— А я больше ничего не буду рассказывать! Если ты будешь использовать это против меня.
В общем, плохо вышло, чуть не поссорились.
Что касается Сергея, то Янка уже думала, он больше не объявится — разобиделся, как красна девица. Словила себя на том, что никаких стрессовых эмоций по этому поводу почему-то не испытывает: позвонит, не позвонит — какая разница?.. Или, может, просто эмоциональное отупение накатило после разговора с папой (а выражаясь по-народному, полный пофигизм). Особенно от его равнодушно-официального тона, точно она после одного этого промаха ему уже и не дочка!
Сережа всё-таки позвонил. Как всегда не вдаваясь в подробности, сдержанно сообщил, что у него есть сюрприз, надо увидеться. Янка, не колеблясь ни секунды, согласилась: в конце концов, в той их позавчерашней размолвке большей частью ее вина, вела себя далеко не лучшим образом… (Скажем прямо, по-свински.) Журавль в небе ей вряд ли достанется, будем смотреть на вещи реально. "Если за ним еще и пол-института бегает!.. — невовремя вспомнились Галькины восторженные восхваления "вот такому парню". — Только меня в этой коллекции не хватало, не дождутся!" Вот ведь, когда не видит перед собой этого Богдана, то может думать о нем почти спокойно, как о постороннем едва знакомом парне. Разве что чересчур симпатичном…
Да к тому же еще неизвестно, что там за журавль, только фейс его киношный и видела! Придумала себе нечто невообразимое, а он, скорей всего, совершенно не такой (как это обычно в жизни и случается). Если познакомиться поближе, то разочарования не миновать, сто пудов: ей ведь не просто "кудрявый мальчик" нужен в дорогих фирменных джинсах да при крутых родителях, а всадник из того счастливого видения… Короче, лучше в эту кашу не лезть, поберечь свою нежную психику. А с Сережкой безопасно, он свой, чуть ли не годами проверенный… (Так-таки и годами! Три недели с хвостом.)
И, главное, представлялся удобный случай выгулять на свежем воздухе купленные вместе с папой обновки — пока что вся эта красота висела без цели и движения в шкафу. Заявиться в лицей в настолько экстремальном виде Янка никак не решалась, хоть там в бутике и хорохорилась вовсю, пускала пыль в глаза: нам и море по колено… (Эх, сюда б сейчас Мартына с его тренингами по раскрепощению! Он бы задал всяким зажатым товарищам по первое число: на голове бы ходила и думала, что так и надо.)
