Как обычно, ему начали задавать вопросы. Он отвечал. Подробно рассказал об ордене Люцифера, о Викторе, о том, как он сам оказался в этом теле. Его слушали, не перебивая. Илья даже усмехнулся.
— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он, внимательно глядя на моложавого доктора. — Вы считаете, что я либо шизофреник, либо пытаюсь им прикинуться. Других вариантов вы не видите, их для вас не существует. Но попробуйте хотя бы предположить, что я говорю правду...
Разумеется, ему не верили. Спросили, слышит ли он. голоса. Илья покачал головой.
— Не слышу. Будь у меня необходимость вас обманывать, я бы, наверное, попытался как-то хитрить, что-то выдумывать. И про голоса сказал бы, и еще про что-нибудь. Но мне это просто не нужно. Соберите обо мне сведения — вы узнаете, что я действительно художник. Проверьте адрес, который я назвал, имена. Все подтвердится.
Ему все равно не верили, да и можно ли было рассчитывать на иное? Продолжали задавать вопросы, что-то записывали. Потом вернули в тюрем-
ный лазарет, а еще через неделю состоялась новая встреча. На этот раз женщин не было, с Ильей разговаривал невысокий седовласый старичок. Наверняка светило психиатрии, догадался Илья. Именно этот человек и должен был поставить диагноз.
Разговор был достаточно долгим: старик попросил подробно рассказать обо всем, что с ним произошло. Илья рассказывал, время от времени собеседник задавал уточняющие вопросы. Он не огласил при пациенте свой вердикт, однако уже вечером Илья узнал все от адвоката — для этого человека тайн не существовало.
— Это победа! — радовался тот. — Ты только послушай: «Страдает хроническим психическим заболеванием в форме шизофрении, невменяем в отношении инкриминируемого ему деяния, нуждается в направлении на принудительное лечение»!
— Меня отправят в психушку?
— Я в этом почти уверен. Не беспокойся — уж оттуда-то мы тебя вытащим. Пусть не сразу, но вытащим. Отдохнешь годик, затем вновь предстанешь перед комиссией. А уж я постараюсь, чтобы все прошло гладко...
Илья не разделял его оптимизма. Год — это все равно очень много. Ольга может его и не дождаться.
Суд состоялся через две недели. Адвокату удалось доказать непричастность Ильи к банде, сняли с него и обвинение в двух убийствах. Теперь на нем лежала ответственность за убийство Максима Кочетова, но и здесь адвокат проявил удивительную находчивость. Нашлись свидетели, подтвердившие факт нанесения оскорблений со стороны Кочетова в адрес Геннадия Свиряева. В результате адвокату удалось добиться смены статьи обвинения: вместо предумышленного убийства Илью теперь обвиняли в убийстве в состоянии аффекта. Наконец, заключение психиатрической экспертизы позволило Илье избежать тюремного наказания, его направили на лечение в психиатрическую клинику...
Благодаря усилиям адвоката Илья превратился из профессионального киллера в рядового душевнобольного человека. Это была победа, однако Илья не знал, радоваться ли такому исходу дела. Он выразил адвокату признательность за блестяще проделанную работу, попросил передать благодарность так и оставшемуся ему неизвестным Ивану Федоровичу. Его защитник, в свою очередь, пообещал и впредь не забывать о нем.
— Вытерпи год, — попросил он перед тем, как попрощаться. — И мы вытащим тебя оттуда...
Так в начале ноября Илья оказался в психиатрической клинике. Новая тюрьма оказалась гораздо комфортабельнее старой. Но сбежать из нее все равно было невозможно. Еще в ней постоянно давали таблетки, при этом внимательно следили, чтобы пациенты их проглатывали. После таблеток Илья каждый раз чувствовал странную апатию — все становилось для него одинаково неважно. Тем не менее, он продолжал думать о побеге. Не шумел, не буянил — зачем доставлять заботы санитарам? Был весьма покладист, выполнял любые требования охранников и медицинского персонала.
Прошел еще месяц. Уже давно выпал снег, за окнами клиники бушевали зимние метели. Порой было слышно, как за высокой оградой заметенного снегом сада проезжают машины. Но возможности обрести свободу Илья пока так и не нашел.
Соседом Ильи по койке оказался Алексей Васильевич, невысокий крепкий мужчина лет сорока. Типичный псих: подозрительный взгляд, дрожащие руки. Его главным богатством были несколько тетрадей: он всегда носил их с собой, засунув за пояс, по ночам прятал под подушку. Временами
Илья видел, как Профессор — так его прозвали санитары — что-то писал в тетради маленьким огрызком карандаша. Один из пациентов рассказал Илье, что Профессор на деле обычный таксист: вбил себе в голову, что сделал величайшее открытие в истории человечества. Открытие, способное перевернуть мир. Он никому не верит, ни с кем не общается — боится, что кто-нибудь присвоит его находку. Все время что-то пишет в своих тетрадях...
Илью этот человек не интересовал. Зато сам он ему чем-то приглянулся. Может быть, как раз своей угрюмостью и молчаливостью. Тем, что не пытался выведать его тайны. Илья обычно подолгу стоял у окна, Алексей тоже любил смотреть на улицу. Именно у окна он впервые и заговорил с соседом. Тот что- то сухо ответил, разговора не получилось — у Ильи не было желания общаться с психом. Но Алексей проявил настойчивость, его внимание день ото дня становилось все более явным. Волей-неволей Илье приходилось отвечать на какие-то его вопросы, хотя бы односложно. И получилось так, что со временем Алексей стал считать его своим другом. Вместе отмечали Новый год — Профессор ухитрился где-то раздобыть две пробирки чистейшего медицинского спирта. В конце января вместе отметили его день рождения. Снова пили спирт, закусывая карамельками. Уже близилась весна, когда Алексей наконец-то рискнул показать Илье свое главное сокровище — заветные тетради.
— Запомни, — шептал Профессор ему на ухо, крепко сжимая тетради, — главная тайна вселенной — это линии мира! Эти линии пронизывают все вокруг. Именно они, их переплетение и взаимодействие с элементами нашей реальности и определяют ход событий. Линии мира нанизывают на себя элементы реальности, как женщины нанизывают на нитку бусинки. — Алексей улыбнулся, явно довольный приведенным сравнением. — Но самое главное — в том, что мы сами можем определять, какие элементы будут нанизаны. Никто пока этого не знает, понимаешь? Никто! А я знаю! Когда я попробовал рассказать о своих открытиях, меня объявили сумасшедшим и упрятали в психушку — надеются помешать мне. Глупцы! Они не понимают, что я могу уйти отсюда в любой день. Просто пока мне некуда торопиться — здесь прекрасные условия для работы. Видишь эти тетради? Им нет цены. Поверь, я знаю, что говорю. Сейчас я заканчиваю последние исследования, систематизирую мои наработки. Привожу теоретическую часть в доступный вид. После того, как все закончу, — мне нужен еще хотя бы месяц — я сбегу отсюда, и никакая сила в мире не сможет меня удержать. Отправлюсь прямиком в Академию наук, покажу им факты. А факты — упрямая вещь... — Он бережно уложил тетради под подушку. — Ты мне понравился, Илья. Если хочешь, можешь пойти со мной. Станешь моим учеником. Что скажешь?
— Да, конечно, — кивнул Илья, не желая расстраивать чудака. — Обязательно...
Он уже не надеялся, что Алексей от него отстанет. Более того, привык к его обществу, ему было далее интересно слушать эти наукообразные бредни — почти каждый день сосед находил момент, чтобы поговорить о своем гениальном открытии. Он убеждал Илью, что при использовании его технологий даже самые обычные стихи могут стать страшным оружием.
— Рифма, Илья, это страшная сила! — шептал он. — Такая же, как математические формулы или любая другая закономерность. Используя любую существующую закономерность, можно управлять событиями. Только подумай: ты берешь любое стихотворение с четкой рифмой, кодируешь ключевые слова нужными тебе значениями. После чего читаешь стихотворение, и события складываются в той последовательности, в которой ты их закодировал! Ну подумай, разве это не чудо?..
Наступила весна. За окнами клиники шли дожди, гремели первые весенние грозы. Может, именно поэтому Алексей заговорил о том, как управлять погодой.
— Ритмы, Илья! — говорил он. — Все в этом мире основано на ритмах...
— Ты же говорил о линиях мира? — перебил его Илья.
— Вопрос точки зрения, — ничуть не смутился тот. — Не думай о терминах — ухватывай суть. Вот увидишь, когда-нибудь ритмологию будут преподавать даже в школе. Она станет таким же обязательным предметом, как история или математика. Потому что кругом, куда ни взглянешь, ритмы. Взгляни на улицу — сейчас идет дождь, верно?
— Идет... — вздохнув, согласился Илья.
— Дождь идет, потому что он — часть процесса. Процесса, имеющего свой собственный ритм и являющегося составной частью процесса более высокого порядка. Чтобы прекратить дождь, можно воздействовать как на текущий ритм, так и на верхний ритм по цепи наследования. Хочешь, я прекращу дождь?
