Он дёрнул большим пальцем, будто пытался зажечь огонёк. Алистер откинул крышку, и сам чиркнул колёсиком. Ровное и небольшое пламя.
— Она не работала, — продолжил Сэджин. — Но отцовский оружейник дал нам кремни и помог сделать фитиль, а придворный алхимик приготовил нам горючей жидкости. И вот у нас работающий лихтер, правда, никто не знает, как это называлось в Старом мире. Но лучше бы она так и не заработала.
Лидси повернулся набок и подложил руки под голову.
— Не зря говорят, что с огнём играть нельзя… лихтер работал и давал маленькое ровное пламя. Сначала загорелась бумага, потом шторы, а потом мебель и всё остальное. Мы побежали, но мой брат плохо ходил, он часто болел. И в один момент я понял, что бегу один, а Людвиг остался там, в дыму. Я вернулся… там была дверь, запертая на засов. Вокруг был огонь, дым, а засов раскалился. А брат стоял с другой стороны и молотил в неё, умоляя выпустить. Я попытался открыть засов, но обжёг руку.
Он показал левую ладонь, на которой до сих пор остался ожог.
— Я не смог открыть, испугался боли. Мне оставалось только слушать крики. Потом прибежал стражник, распахнул дверь, но Людвиг сильно обгорел и через несколько дней умер.
— Но кто закрыл засов? — спросил Алистер.
— Отец говорил, что это сделал я. Но я не помню этого, помню только, что пытался открыть, но отдёрнул руку, почувствовав боль.
Сэджин смотрел на горящую свечу.
— Если бы я тогда смог вытерпеть боль, всё было бы иначе… намного лучше, чем сейчас. А теперь я обрекаю на такую же жестокую смерть других. Не зря меня назвали Огненным Демоном.
Он засопел, тут же засыпая.
* * *
Феликс мог только радоваться, что под его командованием не так много людей, как у Сэджина, и можно спать хоть каждую ночь, пока не прибыли основные силы врага. Но передовые отряды уже появляются. Пара сотен кавалеристов клановой знати сунулись было в долину, но их отогнал первый же залп на входе, перекрытом укреплениями.
На сегодня ещё осталось собрание с капитанами батальонов, потом можно идти отдыхать. Феликс внимательно выслушал их всех, не перебивая и стараясь не зевать. Когда всё закончится и если он выживет, то точно не останется командиром, даже, скорее всего, не будет капитаном. Но пока главный тут Кас, командовать Лесом будет Грайден. А потом Феликс останется здесь простым пикинёром или младшим офицером.
— Совет окончен, — сказал Феликс, когда обсудили все насущные дела. — Можете идти.
Офицеры поднимались и уходили, но Гилберт Тэнас остался на своём месте. Всегда спокойный, невозмутимый и излишне серьёзно, сейчас он выглядел, как подавленный юнец, чьи мечты раздавлены суровой жизненной правдой. На обычно гладко выбритых щеках заметна редкая щетина, а под глазами заметные тени, будто командир второго батальона почти не спит.
— Я хочу попросить кое о чём, генерал, — сказал Гил глухим голосом и отвернулся. Для человека, который всегда раньше смотрел в глаза, это необычно. — Одна просьба, тяжёлая, на всю жизнь.
— Я слушаю, — Феликс вздохнул. — И можно в более неформальной обстановке?
— Я хочу уйти. Ушёл бы сам, но за дезертирство положена смерть. Поэтому прошу разрешения.
— Да что случилось? Ты из-за той истории? Гил, старина, да не бери ты это в голову, ты…
Гилберт сжал губы в тонкую полоску, будто старался не расплакаться. Он долго так сидел, смотря перед собой в пол.
— Отпусти меня, — наконец произнёс он. — Я не хочу здесь больше находиться.
— Гил, послушай, — Феликс задумался. — Тебе нельзя уходить… нет, не потому, что я запрещаю, а потому, что ты нам нужен. Ты же опытный офицер, ты…
Гилберт закрыл глаза руками, а потом медленно и глубоко вздохнул.
— Гил, не думай, что после того, что тебе рассказали, к тебе будут как-то по-другому относиться, все…
— Знали это и так! — со злостью в голосе прохрипел Гил, всё ещё пряча лицо. — Нет, мне тут нечего делать. Я же… я…
Голос сорвался, но Тэнас удержался от слёз и продолжил своим обычным тоном:
— Я же из-за этого ублюдка сюда пришёл. В детстве вбил себе в голову, что старик сбежал от жены и ребёнка из-за меня, что я был плохим и поэтому он меня бросил. Мне бы его проклинать, так я себя в этом винил. А когда он ушёл, жизнь стала просто дерьмом. Мать умерла, я воровал, чтобы хоть как-то прожить. А потом, когда услышал о новых победах Пехоты Леса, вспомнил, что отец когда-то в этом отряде начинал, пока не женился. Все про них говорили, что это образцовая гвардия с железной дисциплиной и кодексом чести, даже более серьёзным, чем у рыцарей, ведь этот кодекс все соблюдают. Попёрся я тогда босыми ногами в город, попросил встречи с генералом Грайденом. Генерал меня даже принял, узнал, чей я сын, и взял в обучение. Много чего об отце рассказывал, какой он был храбрый и сильный.
Гилберт хмыкнул и вытер рот.
— Ты помнишь, мы же с тобой и остальными поначалу обучались. Обучался я, зубрил кодекс, правила, команды, всё для того, чтобы показать, что я достойный сын такого благородного отца. Чтобы показать, что он ошибался во мне, что я-то хороший, — Гил подпёр голову руками и опять отвернулся. — И вот, оказывается, что они оба, что твой папаша, что мой, друг друга стоили, два злодея и насильника. Только прикрывали свою звериную сущность красивыми словами, разве не так? И знаешь, что хуже всего? Ведь если бы я не увидел, как совершилось то преступление, то всем было бы плевать. И тот человек остался бы в отряде и дальше. Тогда зачем мне вообще здесь находится? Это я тут лишний, а не они.
— Гилберт, ты ошибаешься, — как можно мягче сказал Феликс. — Ты выполнил свой долг, а я свой. И нас ждёт ещё худшее испытание, ты нам нужен, без тебя мы не справимся. Печально, что только тебе было до этого дело, но вместе мы можем…
— Вот кто бы говорил, Феликс! — Гилберт почти закричал. — Я помню, как ты угрожал ребёнку. И вполне бы его убил. И что? Сделали капитаном, а на следующее утро ты уже генерал!
Он сжал кулаки и отвернулся.
— Извини, я это от злости выпалил. Не хотел так говорить.
— Да пустое, — Феликс улыбнулся. — Сколько мы друг друга знаем? Долго. Конечно, сражались вместе редко, но сколько учились, сколько поединков вместе провели. А я ведь так тебя и не осилил ни разу, ни на мече, ни в борьбе.
Он шутливо ткнул Гилберта в плечо.
— Ты просто слабак, — Гил рассмеялся, чему Феликс удивился, ведь он почти не видел друга смеющимся. — Всё же генерал не просто так обучал молодёжь в офицеры. Почти все старые капитаны погибли, но Пехота Леса всё ещё держится, не теряя напора.
— Я почти не помню из того, чему нас учили, — Грайден-младший налил вина в два кубка. — Вообще ничего.
— Я помню всё, — Гилберт чуть нахмурился. — И помню, как ты тогда ушёл в отряд лорда Кастиеля и твой отец расстроился. Да не просто расстроился, он рвал и метал.
— Я помню, он со мной месяц не разговаривал. Если честно, он же уходил из отряда, когда они перестали быть наёмниками и поступили на постоянную службу к Дренлигам. А потом вернулся и маркграф тут же назначил его генералом.
— Мой отец тоже уходил, но решил остаться священником. Вот скажи мне, друг, вот что с того, что он так поступил? Надеялся, что сможет искупить свои ошибки? То, ради чего его прозвали Святошей? Это действительно так работает? Что стал священником, бросил семью и его сразу простят? По крайней мере, твой отец остался с семьёй. Наверное, это достойнее. Хотя какая разница?
— Не знаю, — сказал Феликс. — Говорят, что на войне грехов нет, но это не значит, что они не ищут искупления. Может, они хотели сделать хоть что-то хорошее, просто делали это, как могли.
— А что хорошего сделали наши отцы?
Феликс выдохнул и посмотрел Гилу в глаза.
— Честно говоря, я никогда это тебе не рассказывал. И отец вряд ли кому-то говорил. Он же из-за меня тогда вернулся… чтобы у меня было будущее. И начал менять отряд, чтобы он был другим. По правде…
Он задумался, но решился.
