— Ну, хорошо. Кермол, тогда будь добр, пойди, договорись с трактирщицей, чтобы нам продлили комнаты ещё на две ночи, ну и насчёт еды, само собой.
— А остальные? — спросил Бальхиор с усмешкой.
— У вас есть какие-то дела в городе? Если нет, то давайте просто поговорим, — мысль, что сейчас отличный шанс всем узнать друг друга получше, пришла сама собой, — ведь мы все такие разные, я уверена, что каждому из нас немало найдётся, что порассказать.
Глава 4.6
Глава 6. История Маттики.
— Рассказать? — спросила Матти, удобно устроившаяся в мягком бархатном кресле, — ну что ж, почему бы и нет. Многие здесь еще наверняка разделяют предрассудки, касательно того, чем мы занимаемся — так пусть послушают. Касательно жизни в нашем Храме я, конечно, ничего говорить не буду, зато расскажу историю одной девочки, которую мы во имя её же блага спасли, — да-да, вы не ослышались, и позже поймёте, почему…
Случилось это не так уж и давно, всего три раза лето и зима сменить друг друга успели. Наша Видящая уловила сигнал. По её словам, он был намного слабее обычных всплесков магического дара. Тем не менее, раз судьба позволила услышать ей столь слабый отголосок, значит, тому была причина. И я со своей напарницей Алессой, — сделав паузу, она с неприязнью посмотрела на Алаэрто, — отправились в дорогу.
Лежал наш путь в одну из деревень, что немного восточнее Визарито находятся. Добрались мы быстро, телепортировались: хоть Алесса и была волшебницей огня, в порталах она тоже недурно разбиралась — Дэмиен бы подтвердил, будь он сейчас в сознании. Да и вообще, как вы можете догадаться, все девочки, которых мы забирали из-за сильных всплесков магии, обладали исключительными способностями к волшебству. Порой им даже ограничение на одну стихию порой удавалось обойти. В таких случаях всегда внимание уделялось магии перемещений.
Но я отвлеклась. В тех случаях, когда нам надо забрать сироту, особо скрываться смысла нет. Забитые, униженные, никем не любимые девочки мгновенно чувствуют порыв любви и сочувствия, на которые мы никогда не скупимся по отношению друг к другу, и охотно сами идут к нам. А вот в случае, когда надо забрать девочку с магическим даром, приходится действовать осторожнее.
Чаще их держат в каком-нибудь доме взаперти. Мы крайне редко причиняем другим людям вред: что в том проку? Они всего лишь слабые люди, почти всегда вырастающие без любви и заботы, которым вечно некогда, некогда остановиться и подумать, некогда выслушать своё дитя… им всё время некогда, потому что и их родителям всё время было некогда. Так что мы действуем скрытно и аккуратно — слабые люди не достойны того, чтобы тратить на них наши судьбой дарованные силы.
Порой бывало так, что такую девочку отводили в лес. Лично на моей практике был случай, когда крошка сидела возле реки, горела огнём в прямом смысле этого слова, и плакала, потому что не понимала, что с ней происходит. Все её бросили, отвернулись, она никому не была нужна. Если в городах ещё есть шанс того, что Университет Волшебства известят о таком ребенке, и его заберут в одну из Школ учиться, то в деревнях чаще всего недоступно даже это. Такой ребенок обречён либо погибнуть, либо выживать, как дикий зверь.
— Я прошу прощения, что перебиваю, Матти, — спросила я, удивлённая внезапно пришедшей мыслью, — но, если среди Сестер так много одарённых волшебниц — неужели не нашлось ни одного мастера? Ни за что не поверю: зачем все мучения с мастером троллей, с Дэмиеном, с Нейетти? Вы бы сами могли зарядить эти обелиски — и кто бы вам помешал? Никто бы даже ничего не узнал.
— Справедливое замечание, Мари, ты даже представить себе не можешь, насколько, — печально кивнула Маттика, — но нашему бездействию есть ряд причин. Первая — мы не можем себя раскрывать. Думаю, тут пояснять ничего не нужно. Вторая — мы не знаем, где находятся эти Стихийные обелиски. Да, наш орден существует уже не одно столетие — но тайна нахождения настолько древних артефактов скрыта и от нас. И самое главное, — Сестра вздохнула, — среди нас нет мастеров магии.
— Как? — ахнула я, — такие таланты, такие силы? Да быть того не может! Почему?
— Потому что в случае, когда у маленьких Сестер доставало сил и умения — они всегда выбирали обучение двум стихиям. Ты… не знаешь, какого это — когда Сестра, овладевшая магией земли и воды, стоит возле водоема, грязного, мутного, мертвого… и направляет в него поток силы, очищая, вдыхая жизнь, и уже через три дня на возрождённом болоте квакали лягушки, журчали стрекозы и плавали лилии. Или когда мы в путешествии увидели приближающиеся к деревне тучи, град из которых должен был побить едва зарождающийся урожай. И Сестра, овладевшая огнём и воздухом, запускает в них Зарево — поток раскалённого воздуха, ослабившего губительную силу и заставивший тучи изойти обычным дождем… Нас всегда учили, что замыкаться в одной стихии — это глупо, когда ты можешь развиваться так разносторонне. Кто ж знал…что оно вот так повернётся. Кто же мог предвидеть… что потребуются маги, достигшие в своём искусстве подлинного мастерства?
Матти молчала, с грустным выражением лица смотря куда-то вдаль. Мне хватило такта не спрашивать у неё насчёт владения второй стихией — и без того всё было понятно.
— Но я отвлеклась, — продолжила она, подняв взгляд, — в тот раз всё было не так. Как правило, нам достаточно было пройтись по главной площади или рынку и послушать слухи — почти сразу слышишь, что у такого-то дочка натворила-превратила-взорвала-непонятно что наделала, и её заперли от греха подальше. В ту же ночь мы забирали девочку и уходили оттуда навсегда. Тогда же никаких слухов не было. Мы разделились и расспрашивали, но никто ничего подобного не слышал. Но ведь так быть не могло. Должно было быть хоть что-то. Представившись путницами, мы ненадолго остановились у одной из бабушек. Она была одинока, так что помощь двух крепких здоровых женщин ей была очень кстати. Так же она была очень добра: к ней часто забегали дети, особенно по вечерам, и она рассказывала им сказки. Да такие интересные, что даже мы с Алессой порой сидели, раскрыв рты вместе с малолетками и слушая, чем же всё кончится.
И вот, на четвертый день, после очередной порции сказок, когда дети разбежались по домам, бабушка оборонила, как бы про себя: что-то Саи давно не было видно. Когда мы спросили, кто такая Сая, бабушка ответила, что это дочь одного из купцов, живущего неподалёку от неё. На следующий день мы проследили за тем домом: Сая, как мы тогда поняли, выходила гулять, но вид у неё был очень болезненный, она была бледна, худа, можно даже сказать: хрупка. Далеко от дома она не отходила, и, поиграв немного сама, уходила обратно. Тут-то мы и поняли, что именно она нам и нужна. Дождавшись ночи, мы собрали свои скромные пожитки и ушли от бабушки. И мне хочется верить, что у неё всё было хорошо, что если она уже умерла, то быстро и не мучаясь. Потому что она была одним из тех немногих по-настоящему добрых людей, которых я когда-либо встречала в своей жизни.
Мы аккуратно пробрались в дом купца. Алесса обездвижила сторожевого пса, ненадолго заблокировав ему воздух, пока псина не потеряла сознание, а других препятствий и не было. Поглядев в окно, мы увидели и самого купца: жирный боров такой, стоя посмотрит вниз — ног своих не увидит, а уж как он по утрам обувается, я даже представить себе не могла.
Занимался он, разумеется тем, что знатно пил и знатно закусывал. Весь стол был заставлен снедью, и тем не менее за полчаса он опустошил его полностью, выпив к тому же целых две бутылки своего пойла. А потом, — Матти побагровела, как видно, те воспоминания до сих пор заставляют её содрогаться от гнева, — он притащил свою бедную заспанную дочь. И взял её за руку. Она кричала, вырывалась, плакала, но тщетно. Наконец, он её отпустил и ушел, а та осела на пол, плача и обхватив себя руками. Тогда же мы вошли в избу. Подойдя к ней и проверив её, мы не поверили сами себе: у девочки налицо были признаки опьянения и переедания. И тогда мы поняли, что у неё был страшный дар забирать себе болезни и увечья тех, кто вступит с ней в физический контакт. Тогда мы поняли, почему о ней не ходило никаких слухов, и почему папаша о ней помалкивал: ещё бы, наелся, напился, затем сбросил весь груз своей дочери и пошёл, довольный, спать, кто же откажется от такого? Алесса кое-как привела её в порядок и велела мне с ней уходить. Сама же она осталась в избе. Когда три часа спустя она нас нагнала, то сообщила, что этот человек на всю жизнь запомнит урок, который она ему преподала. Впрочем, он ему не пригодится, так как иметь своих детей он тоже больше не сможет.
