Макс Фрай - Лабиринт Мёнина

– С этим миром все ясно, – угрюмо резюмировал я. – Небось красненькие – господствующая раса. Живут в этом красивом городе и наслаждаются всеми благами своей уютной цивилизации. А те ребята в степи – какие-нибудь местные «недочеловеки». Не удивлюсь, если их тут едят – неужто столько биомассы да коту под хвост? Не верю… Господи, как же это все скучно!

– Да, невесело, – мрачно согласился Мелифаро. – И мне кажется, что ты бредишь… Но это не имеет значения, правда?

– Ни малейшего, – подтвердил я.

– Вставайте, выходите, приехали! – проводница вопила так, что архангел Гавриил вполне мог бы уступить ей привилегию поднимать мертвых из могил накануне Страшного Суда и не морочиться со своей легендарной трубой.

– Пошли, Макс, – к воплям встревоженной тетки присоединился зануда Мелифаро. – Не такое уж великое удовольствие сидеть в этой конуре, чтобы держать оборону против разгневанной женщины!

Мы взялись за руки, он решительно распахнул дверь купе, мелькнули испуганные глаза и брезгливо скривившийся рот краснокожей щекастой блондинки, но мы не стали задерживаться на пороге, чтобы выяснить причины ее недовольства, а шагнули вперед и… чуть не захлебнулись ледяной влагой.

Однажды давным-давно, много-много жизней назад, мы с друзьями почти целый месяц прожили в палатке на берегу моря. Одной из наших любимых идиотских шуток было аккуратно отнести спящего к морю (алкоголь и свежий воздух способствовали мертвецкому сну) и зашвырнуть беднягу в воду, как можно дальше от берега. Мне тоже несколько раз доставалось, так что могу свидетельствовать: эффект неописуем, особенно на рассвете, когда сон крепок, а вода холодна.

Сейчас с нами произошло нечто в таком роде: полусонные, размякшие после отдыха в тесном, жарко натопленном купе, изрядно вспотевшие, мы угодили в воду, температура которой вряд ли превышала пятнадцать градусов по Цельсию. Для короткого купания в очень жаркий день это еще худо-бедно могло бы сойти, но для затяжной утренней ванны – совершенно неприемлемо.

Хуже всего было, что вода окружала нас со всех сторон, и никакого намека на твердое дно под ногами не предвиделось.

– Грешные Магистры, опять мы влипли, – тоскливо сказал Мелифаро после того, как нам удалось восстановить дыхание и немного привыкнуть к температуре воды – насколько к ней вообще можно было привыкнуть.

– Скорее уж «вмокли», – буркнул я. – А признайся, дружище, ты ведь хотел умыться? Плеснуть в лицо прохладной водой, чтобы прогнать сонную одурь…

– Издеваешься, да? – мрачно спросил он. – Скотина ты все-таки, Макс. Редкостная.

– Не издеваюсь, а ищу подтверждение своей теории, – терпеливо объяснил я. – Я, кстати, тоже хотел умыться. Не могу сказать, что все утро упорно мечтал об умывании, но где-то на заднем плане все время крутилась такая потребность. Чего хотели, то и получили.

– Думаешь, в этом грешном Лабиринте исполняются наши желания? – презрительно фыркнул Мелифаро. – Что-то я не заметил! Если бы они исполнялись, я бы давно был дома. Ты тоже, полагаю.

– В том-то и пакость, что не все. Только неосознанные, – объяснил я, пытаясь устроить свое тело в воде таким образом, чтобы затрачивать как можно меньше усилий на жалкое барахтанье. – Ты умеешь плавать, лежа на спине? – сочувственно спросил я Мелифаро. – Рекомендую попробовать.

– А толку-то? – сварливо спросил он. – Все равно пойдем ко дну. Не сейчас, так через полчаса.

– Не все равно, – я поймал себя на том, что пытаюсь говорить с ним, как взрослый с упрямым ребенком. Благоприобретенная разница в возрасте, поначалу казавшаяся только внешней, постепенно давала себя знать. – Человек не может долго находиться в такой холодной воде. Сердце, знаешь ли, останавливается.

– Как я его понимаю! – язвительно фыркнул мой друг.

– Но это происходит не сразу, – терпеливо продолжил я. – Поскольку мы с тобой уже убедились на собственном опыте, что смерть здесь – всего лишь способ открыть очередную дверь, значит, нам следует заботиться только об одном: умереть как можно комфортнее. А замерзать гораздо приятнее, чем тонуть. Скоро тебе покажется, что стало тепло.

– Правда? – ехидно переспросил Мелифаро. – Скорее бы уж!

– Вода холодная, так что все произойдет довольно быстро, – горько усмехнулся я. – Гарантирую.

– Дай руку! – Он распластался на воде рядом со мной и тяжко вздохнул: – Хочешь, я расскажу тебе о своем самом большом страхе последних дней? Я боюсь, что однажды мы с тобой умрем не одновременно, а поочередно, и потом оживем в разных местах. Я сойду с ума, если рядом не будет твоей паскудной морды, дружище!

– Да, – согласился я. – Это было бы скверно.

– Иногда мне кажется, что я не смогу расстаться с тобой, даже если мы когда-нибудь выберемся отсюда, – он засмеялся отрывистым лающим смехом, тут же захлебнулся и немного успокоился. – Нам придется поселиться вместе, причем не просто в одном доме, а в одной комнате. Плакала моя личнаяжизнь!

– Ничего, – утешил его я, – буду отворачиваться в случае нужды. Или научусь превращаться в ночной столик. Уверен, невелика наука.

– Ты был прав, я уже чувствую, что согрелся, – удивленно признался Мелифаро.

– Хороший признак, – кивнул я. – Значит, смерть уже рядом. Давай-ка действительно возьму тебя за руку, а то и правда потеряемся.

– Расскажи мне свою теорию, – попросил Мелифаро. – Что ты там говорил об исполнении желаний? И почему ты уверен, что мы угодили в этот океан лишь потому, что хотели умыться? Почему в таком случае не в чью-нибудь ванную комнату?

– Потому что у нас было скверное настроение, – объяснил я. – Насмотрелись на всякие страсти из окна, да еще и тетка эта орала как чумная… Мне кажется, реальность Лабиринта очень чутко реагирует именно на настроение. Помнишь, в каком славном расположении духа мы попали на ярмарку, где хозяйничали все эти милые тетки? Мы хорошо отдохнули у Старой Герды, нас накормили, переодели… тебя еще и приласкали. Мы перестали бояться и ждать подвоха. И все было хорошо, мы оказались на этой безумной ярмарке: весело, безопасно, кормят на халяву, да еще и след нашего беглого Короля там обнаружился. Потом мы захотели спать, да так сильно, что нас больше ничего не интересовало. И тут же попали не куда-нибудь, а в спальный вагон поезда. Правда, он был частью довольно неприглядного мира, ну да это уже дело десятое. Помнишь, я говорил тебе, что надо сначала исправить настроение, а уже потом соваться в дверь? Ну вот…

Я так увлекся изложением своей свеженькой теории, что на время забыл о нашем бедственном, откровенно говоря, положении.

– А когда мы умираем? – вяло спросил Мелифаро. – Куда мы попадаем в этом грешном Лабиринте после смерти?