Расплата уже совершалась. Широкая тяжелая лапа Седрика по-хозяйски лежала на его плече. Исходивший от де-принца запах, тот самый, который Альвах долго вытравливал из памяти, накатывал на обоняние, вызывая тошноту. Невозможность сбросить эту лапу, оттолкнуть тискавшего уже беззащитную жертву геттского ублюдка, причиняла Альваху глубокую муку – ту самую муку, о которой, должно быть, предостерегала Бьенка. Но больше теперешнего жгла разум мысль о том, что грядущее сулило еще большее мучение.
Меж тем Дагеддид, казалось, был в превосходном настроении. Он без конца водил ладонью по руке «невесты» от плеча до самой кисти, вжимал в себя, зарывался лицом в волосы и целовал в макушку. Временами, должно быть, ему начинало казаться, что дрожь «девушки» вызвана холодом, и тогда он обнимал Альваха, запахивая полой своего плаща. Исполняя клятву, бывший Инквизитор не препятствовал этому, со страхом ожидая часа, когда они окажутся в спальне. В том, что это все равно произойдет, когда Седрик вновь надумает уединиться со своей романкой, не было сомнений. Де-принц свыкнется с мыслью о ребенке и вторично на защиту беременностью рассчитывать будет нечего.
Бывшему сыну Лея останется лишь смириться с той позорной, недостойной, мучительной участью, которую он уготовил себе сам. О том, чтобы нарушить клятву не могло быть и речи – Светлый не жаловал трепавших его имя всуе клятвопреступников едва не более других грешников. Альвах был обречен до конца оставаться в руках Дагеддида и безропотно принимать все, что тому заблагорассудится выдумать.
Или, все же, можно было упасть на меч, погубив вместе с собой жизнь того ублюдочного ребенка, который рос сейчас где-то внутри его тела. Однако Альвах, много видевший и уразумевший после путешествия за Прорву, догадывался, что если из-за происков хаоса была возведена хула на образ и деяния Темной Лии, то Храм мог заблуждаться и относительно прочих догматов. И если хотя бы на миг предположить, что самоубийцы и детоубийцы попадали не к праведному Лею или мягксердной Лии, а – в объятия хаоса, то нужно было быть трижды глупцом, чтобы этому способствовать.
Эта дорога была тоже закрыта. К тому же, несмотря ни на что, Альвах был молод. Ему по-прежнему очень хотелось жить.
Де-принц в очередной раз притянул к себе «девушку» за плечи, целуя в висок.
- Знаешь, - проговорил он неожиданно, потому что на протяжении всего пути напевал и улыбался, но до сих пор ни разу не заговаривал со своей невольной добычей. – Ведь если помыслить здраво, ты… спасла меня. И, если будет на то воля Светлого, подаришь мне наследника, то в грядущем спасешь от смуты всю страну.
Альвах не ответил. Впрочем, непохоже, чтобы Седрик нуждался в его ответах.
- Я… родился в Ночь Голубой Луны, - решился он на откровенность, стискивая пальцы на плече «девушки» почти до боли. – Но я не хотел… никогда не хотел смириться с этим. Я… Марика, я пытался найти для себя исцеление. Я прочел все ученые трактаты о проклятиях Ночей… какие сумел добыть. Побывал у многих магов… приглашал даже ассов. Ты, наверное, ведаешь, что самые могучие маги рождаются среди них. Я разговаривал с другими проклятыми. Я даже… У меня в покоях пылятся фолианты по любви и вожделениям, женским нравам и женской плоти. Даже о чадородии я знаю едва не больше, чем какая-нибудь повитуха! Однако… долгое время все было тщетно. Пока я не… пока я не познал тебя.
Альвах покосился, но промолчал и тут. Седрику, однако, его речи были пока и не нужны. Он открывал душу – чего не делал еще ни перед кем.
- Ты должна понять, тогда, в первый раз… я очень торопился. Ведь до встречи с тобой меня никогда не влекли женские прелести. Они не вызывали… ничего. Никакого отклика. Во мне словно какая-то преграда. Я способен оценить красоту женщины, но не ощутить вожделения. К тому же раньше… Женщины казались мне одинаковыми. Серыми, суетливыми, глупыми. Взять, к примеру, жену моего брата. Ираика благочестивая, скромная и добрая женщина, она - хорошая жена, но я бы умер со скуки рядом с ней! К тому же, она до судорог боится мышей… А ты?
Погруженный в собственные мысли Альвах слушал вполуха, поэтому не сразу понял, что к нему обращен какой-то вопрос.
- Что – я? – через силу пробурчал он, чтобы выиграть время.
-Что у тебя с мышами?
Роман дернул плечами, не вполне понимая, что от него хотят.
- Если не выпотрошить и хорошо не прожарить, можно подцепить заразу, - недовольный необходимостью поддерживать беседу, нехотя поделился он. – От резей в брюхе будешь сам не свой. И вообще их лучше не жрать, если есть другое мясо.
Седрик расхохотался. Альвах промолчал, искренне надеясь, что если говорить поменьше, то от него вскоре отстанут.
Надеждам романа не суждено было сбыться. Отчего-то его ответ привел де-принца в еще лучшее расположение духа.
-Да! – он с шумом втянул в себя запах волос своей «невесты». – Это то, о чем я говорю! Ты… ты понравилась мне сразу. То, как ты держишь меч… и как не боишься пускать его в ход. То, как ты себя ведешь… Ты ведь не такая, как другие женщины. Это можно почувствовать… Твой запах. Когда я вдыхаю его… просто нахожусь рядом с тобой – я испытываю такое вожделение, что мне… мне трудно себя сдержать. С моих глаз будто падает пелена. Я… вижу твою красоту, совершенство твоего тела. Я… способен любить его, любить тебя. Такого нет рядом с другими женами. Ты… сам Лей послал мне тебя!
Альвах поморщился. Выслушивать откровения мужеложца делалось все мерзостнее. К горлу подступала знакомая тошнота, перемежавшаяся острым желанием наорать на королевского отпрыска и заставить его заткнуться.
Словно почувствовав это, Седрик притиснул его плотнее, обжигая взором щеку. Не дождавшись ответного взгляда, рукой, в которой держал поводья, повернул к себе лицо «девушки», заставив посмотреть себе в глаза.
- Откуда ты такая? – уже серьезно спросил он. – Марика – это велльское имя. Но слепому видно, что ты романка. Как тебя зовут на самом деле?
Бывший Инквизитор дернул углом рта. Говорить ему не хотелось.
- Я не помню, - неохотно покривил он душой, после того, как долго ожидавший ответа Седрик требовательно встряхнул его вялое плечо. – Не помню ничего. Веллы называют меня Марикой. Это все, что я знаю.
К его великому изумлению, Седрик не стал переспрашивать. Де-принц размышлял, не сводя с Альваха оценивающего взгляда. Взгляд этот был настолько проницательным, что не мог не вызывать тревогу.
- Давно ты потеряла память? – наконец, спросил он. Альвах отвел глаза, глядя на проплывавший стороной заснеженный лес.
- Незадолго до… встречи с тобой.
