— Борька! — крикнул Сашка, Бэла тоже закричала, но Абордаж, видимо, решил, что ему с этой компанией скучно. Задрав хвост трубой, он улепетывал по улице со скоростью гоночного ковра.
Трое эфирников немедленно кинулись в погоню, но до угла не успели. Завернув за угол, они увидели широкую улицу. По центру ее двигался сплошной поток чебурашковых повозок, а тротуарам плотной толпой шагали прохожие.
Тот еще поток: чебурашки не носили одежды, но цвет шерсти у них варьировался сильнее, чем цвет волос у людей. При преобладании черных шкурок, в толпе мелькали чуть ли не все цвета радуги, от золотисто-медовых до персиково-розовых и травянисто-зеленых. Вот разве что оттенков синего не было. Плюс многие чебурашки в последние годы, в подражание землянам, начали носить шляпы и шляпки. Реки голов и затылков с торчащими по обе стороны круглыми ушами выглядели препотешно, но углядеть среди них черную спину Абордажа казалось невозможным.
— Чертовщина, — выразил Сашка общую мысль. — Куда же он побежал? Ведь переполох бы поднялся…
— Ага, — кивнула Сандра, — это все равно, что на Арбат или Крещатик гориллу бы выпустили!
Бэла вспомнила о гонениях на оборотней-обезьян в середине девятнадцатого века и промолчала.
Сашка тоже подумал о гориллах и задрал голову вверх.
Его расчет оказался верен: Абордаж висел на балюстраде изящного балкончика, который чуть ли не гнулся под его весом, и злобно шипел. Толстый мохнатый хвост хлестал по бокам.
— Борисыч, — позвал Сашка. — Боря, кс-кс-кс.
Абордаж выразил презрение к этому призыву мощным шипением.
— Боря, — начал Сашка укоризненно, — как тебе не стыдно?..
Абордаж как-то странно покосился на Сашку, будто не верил, что нормальный взрослый человек может всерьез использовал такой довод. Сашка осознал уязвимость своей позиции, но ничего не успел сказать.
Окошко балкончика распахнулась, и туда выглянула небольшого размера чебурашка с черно-серой шерстью. Увидев кота, она замерла, глаза ее стали еще больше (хотя малым размером глаз по отношению к голове чебурашки не страдали, даже взрослые) и начала медленно пятиться вглубь комнаты.
Сандра среагировала быстрее. Она выкрикнула формулу какого-то ловчего заклинания (уже потом Сашка вспомнил, что оно используется при сборе разлетающихся щепок) и швырнула им в Абордажа. В воздухе заклинанье развернулось в мелкую серебристую сеть, но кот с визгом рванул вверх по балконам: расстояние между этажами оказалось как раз ему допрыгнуть. Серебристая сетка влепила в ни в чем не повинную инопланетную старушку — или модницу с мелированием?..
— Стой! — заорал Сашка Абордажу. Тот, однако, уже не мог услышать голоса разума.
Зато среагировала Белка: очевидно, сработала какая-то генетическая программа.
Она перевоплотилась в лису мигом. Чернобурая тень рванула по балконам следом за котом. Сандра засвистела, чебурашки на улицах заорали, небольшие животные вроде собак, впряженные в повозки, оглушительно залаяли, а сами повозки забибикали. Раздались свистки — совершенно земные, такие можно услышать от городовых в любом из Русских Княжеств, — и к эфирникам через толпу с разных сторон начали проталкиваться чебурашки с голубыми повязками на рукавах.
— Всем стоять, — закричала кормчий, — всем стоять, а то я не отвечаю за наших монстров!
Кричала она на потрясающем эфирном суржике, но чебурашковых слов туда не входило, поэтому никто ее не понял. Несколько чебурашек с голубыми повязками выскочили вперед и направили на них какие-то странные предметы, похожие на миниатюрные пушки. Внутренним чутьем Сашка угадал в них оружие.
— Эй! — он поднял руки универсальным жестом. — Не стреляйте! Мы тут никому не угрожаем, мы просто…
Сашка не знал — да и откуда было ему знать? — что чебурашки по природе своей принадлежат к медведееобразным. А медведеобразные атакуют, подняв лапы. Сашка был в три или даже четыре раза выше среднего чебурашки, и его позу они восприняли совершенно адекватно. Со своей точки зрения.
Они выстрелили.
Выглядело это очень красиво: над каждым орудием поднялось облачко разноцветного дыма, раздался мелодичный звук — ни до, ни после Сашка не слыхал ничего настолько прекрасного. Это была та самая легендарная Чистая Нота, что так упоенно искал всю жизнь их с Санькой учитель музыки. Она застала Сашку совершенно врасплох.
Он не успел ни увернуться, ни даже поставить щит — разноцветные заряды завершили траекторию на его груди.
Сандру, которая стояла, расставив ноги на ширину плеч, полуприсев и сжав кулаки, они проигнорировали.
* * *
Сашка свалился сразу — мешком, кулем с мукой. Чебурашки шарахнулись в стороны, как волны Красного моря перед одним иудейским пророком. Правда, бренное тело штурмана так и не встретило мостовую лбом — Санька его подхватила. Лицо у Сашки стало белое-белое, веки сразу же посинели.
Такие лица Саньке видеть приходилось, и ни один раз. Некоторых потом даже хоронили при ее участии. Она прекрасно знала, что делать в таких случаях, и могла продолжать даже без участия разума — который все равно отключился при попытке представить дальнейшую жизнь без сашкиного участия.
— Ах вы так… — сказала Сандра, укладывая Сашку на мостовую у своих ног. Она даже машинально попыталась устроить его голову поудобнее, хотя Белобрысову явно уже было все равно. — Ах вы так… Ну, получите!
Ее губы сами собой растянулись в широченной, безумной улыбке. Она сомкнула руки «лодочкой» перед собой, как будто собиралась плеснуть кому-то в лицо воды. Произнесла несколько слов. Слова были такими старыми и такими странными, что их вряд ли бы многие поняли на Земле — а про Майреди и говорить нечего. Потом Сандра перевернула руки, так, чтобы левая ладонь накрывала правую, и развела их.
Над правой ладонью порхала, словно танцуя, ярко-синяя бабочка, рассыпая с крыльев сияющую пыльцу.
Мир для Сандры скрутился до одного мгновения, которое жило между ее ладонями. Биение крыльев — как биение пульса, который зачастил сумасшедшей барабанщицей, готовясь прерваться.
«Бабочка» — заклятье смертоносное и запретное, настолько, что его даже никто не помнит. Сандра раскопала его давно, еще в бытность студенткой, и никогда никому про это не рассказывала. Даже мужу не сказала, хотя тогда еще не овдовела. Его еще называют заклинанием «последнего козыря» — потому что одним из ведущих компонентов является жгучее отчаяние чародея. За ним не обязательно следует смерть создателя — хотя бабочку контролировать чрезвычайно сложно, она только и ждет, чтобы сорваться. Зато почти наверняка — более, чем вероятно — следует смерть всех, находящихся поблизости.
