— Заключённая номер двадцать семь, Аврора Магнус, по вашему приказу явилась.
Ответом мне было молчание. Потом я услышала голос босса:
— Ну, вот, я исполнил вашу просьбу. Комнаты для свиданий у нас не предусмотрено, так что предоставляю для этой цели свой кабинет. Он в вашем распоряжении на один час. Я вас оставляю.
Босс вышел, прикрыв дверь, и я осталась один на один с посетителями — уж не знаю, что им от меня было нужно. Женщина встала, подошла ко мне и сказала, заглядывая мне в глаза:
— Аврора… Посмотри на меня! Это же я.
Мне показалось, что это какой-то сон, что я ловлю глюки из-за отупляющего воздействия изолятора и колодцев, а также от стаканчика крови, который мне зачем-то дали выпить. Я всмотрелась в лицо этой красивой, молодой, элегантно одетой женщины. Я не могла в это поверить.
— Юля?..
Мои ноги моментально стали слабыми, ватными. Она здесь! А я — перед ней — в таком виде! Может быть, по здешним меркам я выглядела отменно, но по сравнению с ней… От стыда мне захотелось убежать, залезть в свою камеру и не вылезать больше.
— Здравствуй, дорогая Аврора, — услышала я голос Оскара. — Прости, что не приходили раньше: нас просто не пускали к тебе. Мы долго добивались свидания с тобой и наконец-то добились.
Колени подкосились, я почувствовала, что падаю. Кабинет поплыл вокруг меня, пол тоже начал уплывать из-под ног.
— Аврора!
Я оказалась на диване. Их встревоженные лица склонились надо мной. Юлины руки гладили меня. Оскар спросил:
— Сколько тебя уже держат в изоляторе?
Я ответила, разлепив губы:
— Кажется, двадцать шесть или двадцать семь дней… Мне сидеть там месяц, так что осталось немного.
— Месяц! — воскликнул Оскар. — Но за что? В чём ты провинилась?
Я улыбнулась, не сводя глаз с Юлиного лица.
— Мы схватили заместителя начальника тюрьмы, облили его краской и вываляли в перьях. Чтобы больше не обижал нашего дока.
Оскар покачал головой.
— Ты в своём репертуаре… Я так и думал, что ты спокойно сидеть не будешь. Обязательно будешь бедокурить.
— Да нет, — сказала я. — Я вообще примерно веду себя, только в тот раз мы не вытерпели. Видел бы ты нашего дока, Оскар! Обижать её — просто грех. Она такая славная.
— Как тебя здесь кормят?
— Ничего… Хорошо. Не жалуюсь.
— Скажи правду, Аврора! Не бойся.
— Ну, конечно, о человеческой крови мы только мечтаем. Но иногда нам её дают.
Правда, понемножку, стаканами. В лечебных целях.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ничего… Для такого места — вполне недурно. Не волнуйтесь за меня. Юленька… Ты такая красивая. Я тебя даже не сразу узнала.
Через пять минут я сидела в мягком кресле, а она — у меня на коленях. Она гладила мою голову, на которой за месяц в изоляторе отросла короткая щетина. Они с Оскаром рассказывали мне о какой-то новой организации — обществе "Аврора", которое откололось от Ордена, но я, признаюсь, плохо понимала, о чём они говорили, а может, просто плохо слушала. Я смотрела на Юлю и думала о том, какая она стала красавица. Вся этакая деловая, в чёрном брючном костюмчике и голубой блузке, на шее — нитка жемчуга. Она была существом из другого мира — мира, в который я уже не чаяла когда-нибудь вернуться. Пьяная от стакана крови, я смотрела на неё и глупо улыбалась, а смысл её слов почти не доходил до меня. Наверно, они с Оскаром рассказывали мне какие-то очень важные новости, но я девяносто пять процентов пропустила мимо ушей. Я спросила только:
— Как там Карина? Юля, ты обещала…
— Всё в порядке, она регулярно получает деньги, — ответила Юля.
— Как… Как она? У неё всё хорошо?
— Всё хорошо, Аврора. Она окончила первый класс. Вот, посмотри.
Она показала мне фотографию маленькой школьницы в белом фартуке и с огромными, как пропеллеры, белыми бантами по бокам головки. Она сидела за партой, строго сложив ручки, губки — бантиком, вся такая серьёзная. Ещё бы! Она теперь школьница. Мой взгляд затуманился слезой. Куколка моя.
Час истёк, вернулся начальник тюрьмы, и я вскочила, руки по швам. Оскар поблагодарил босса, и они с Юлей ушли беспрепятственно на волю, а я осталась здесь, стоя навытяжку в ожидании, когда меня отпустят. Пришли надзиратели, взяли меня под стражу и отвели обратно в изолятор. Наверно, лёгкий хмель, плававший у меня в голове от стакана крови, и ком, вставший у меня в горле от взгляда Карины и её бантиков, стали причиной того, что я не попрекнула Оскара ни единым словом. Его стараниями я попала сюда, хотя, может быть, было бы лучше и справедливее, если бы моё существование в качестве хищника закончилось с падением ножа гильотины; впрочем, вполне может также быть, что я должна была пройти через эти пять лет на безымянном острове, а умереть было бы слишком просто. Как бы то ни было, я была рада, что жива и могу видеть Карину — хотя бы на фотографии.
5.18. Увеличенная печень
Что было потом? Мы вышли из изолятора с непозволительно обросшими щетиной головами, и нас отправили бриться. "Водные процедуры" мы пропустили, но Ингвар устроил их нам вне очереди. Мы узнали, что Максимус ушёл; это и неудивительно, потому что кто мог бы остаться после такого позора? Однако новый заместитель оказался не лучше, и жизнь наша существенно не облегчалась, несмотря на все старания дока. Доктор Гермиона из кожи вон лезла, чтобы хоть как-то улучшить наши условия, она занималась делами, на первый взгляд не входившими в её обязанности, и начальство морщилось от её неуёмной хлопотливости.
— Зачем вы рвёте пупок ради этих преступников? — говорил ей босс. — Мне кажется, вы чересчур печетесь о них.
Но док не отступала. Следующим её достижением было создание библиотеки: представьте себе, у нас её не было! Конечно, если в тюрьме содержат всего три с половиной десятка заключённых, стоит ли ради них так напрягаться? Док считала, что напрягаться стоит даже ради одного десятка. Она где-то добыла восемьсот потрёпанных книг — видимо, списанных из разных библиотечных фондов. Это было лишь начало, как она говорила.
Разумеется, начальство всё это не слишком одобряло, но и не ставило доку особых препон. А уж мы её любили с каждым днём сильнее.
Конечно, нам было интересно узнать о доке как можно больше. На осмотрах мы осторожно расспрашивали её:
— Док, а у вас, кроме работы здесь, хоть какая-то личная жизнь есть? Есть у вас, скажем, друг?
Док, как правило, отшучивалась. Она не любила говорить о себе, всегда скрытничала. Она всегда была здесь, с нами, на своём посту, и её личная жизнь, как оказалось, тоже проходила здесь.
Однажды на рядовом осмотре док вдруг слегка вскрикнула и замерла, прижав руку к животу, который, как мне казалось, в последнее время слегка располнел.
