Главный законоговоритель, Хельга из Дома Торда, кивнула.
— Благодарю. Теперь нам следует выслушать ответчиков. Хорд Хаконссон, что вы имеете сказать по этому делу?
— А вот это должно быть любопытно! — прошептала мать Халли. — Не думаю, что он сможет отпереться: доказательства чересчур красноречивы.
Хорд встал, кашлянул, поклонился Совету. И заговорил спокойным тоном, который явно должен был демонстрировать смирение. К изумлению Халли, изложенная им версия событий была более или менее правдивой.
— Однако действия моего покойного брата не следует рассматривать в отрыве от сопутствующих обстоятельств, — сказал он. — Не забывайте, что этот пьяный болван, который столь жестоко уязвлял нашу честь, был тот самый человек, что нанес оскорбление нашему Дому и ушел безнаказанным.
Разгневанная Астрид поднялась с места.
— Как это «безнаказанным»? То дело разбиралось в суде, и в результате наш Дом лишился хороших земель!
Хельга из Дома Торда махнула ей рукой, чтоб она села.
— Астрид права, Хорд. Ваши действия и слова предполагают, что ваш поступок может быть оправдан как часть продолжающейся кровной вражды, а не как обычное убийство. Кровная вражда под запретом, и тебе это отлично известно. Она запрещена со времен героев. Мы далеко ушли от подобных первобытных обычаев.
У Хорда на щеках вспухли желваки, но он почтительно поклонился.
— Как скажете.
Потом выслушали еще нескольких свидетелей, но вскоре обсуждение закончилось.
— Что ж, обстоятельства дела вполне ясны, — подытожила Хельга из Дома Торда. — Теперь нам предстоит вынести решение. Но для начала я хотела бы услышать, на какую компенсацию рассчитывают истцы в случае, если они выиграют дело.
Она вопросительно посмотрела на мать Халли.
Астрид встала, поклонилась Совету.
— Для нас это дело принципа, материальные соображения тут второстепенны. Мы потеряли любимого дядю, брата, друга… Мы рассчитываем получить двенадцать тысяч акров, и ни кочкой меньше.
По мере того как длилось совещание, Халли все сильнее сникал в своем кресле. Вот к чему свелось все это дело, вот ради чего затевался весь этот суд. Политика и земля! Несмотря на то что его устаревшие представления о мести оказались глупыми и опасными, вся эта грызня ради выгоды не нравилась ему еще сильнее. Речь шла не о его дяде, а о власти. При чем же тут честь? Где же тут привязанность к родне? Любовь где, в конце концов? Права была Ауд — в долине ему делать нечего…
Совет подробно расспрашивал Астрид и Хорда насчет предполагаемой компенсации, а Халли думал про Ауд, про ее мечты о побеге, про ее страх перед замужеством… Он представлял, как она страдает теперь, когда ей предстоит провести всю зиму — а может, и всю жизнь — с Рагнаром Хаконссоном… От этой мысли он побагровел и задохнулся. Он перевел взгляд — и увидел Рагнара Хаконссона. Рагнар тоже смотрел в его сторону, и лицо у него закаменело от ненависти. Халли не отвел глаз. Их взгляды скрестились посреди чертога и сошлись в безмолвной борьбе, незаметной для окружающих. Их родители деловито торговались, обсуждая достоинства каких-то полей, лугов и стад, члены Совета вставляли свои замечания, вносили предложения, ссылались на прецеденты. Это был юридический казус, который следовало разрешить законным путем. Скоро дело об убийстве Бродира будет закрыто, вражда между Домами улажена… Но Рагнар и Халли сидели неподвижно, глядя друг на друга, и воли их сталкивались, как два оленя-рогача, тесня противника и не желая отступать.
Хельга из Дома Торда слегка повысила голос, и кубки с пивом на другом конце чертога откликнулись звоном:
— Что ж, значит, это решено. Теперь мы обсудим наше решение.
— Подождите, пожалуйста!
Это был Рагнар Хаконссон. Он, не сводя глаз с Халли, внезапно поднялся с места и сделал шаг вперед.
— Насколько я понимаю, прежде чем многоуважаемый Совет примет свое решение, мы имеем право привлечь его внимание к обстоятельствам, касающимся этого дела, если таковые имеются. Не так ли?
Главный законоговоритель кивнула.
— Это так.
Хорд Хаконссон подался вперед в своем кресле.
— Рагнар, в чем дело?
— Погоди, отец, сейчас услышишь. Я хочу выдвинуть встречное обвинение в убийстве, которое как минимум компенсирует и сводит на нет весь урон, причиненный Свейнссонам. Я говорю о недавней смерти моего дяди Олава. То, что вы сейчас услышите, вас потрясет, но я не сомневаюсь в том, что говорю.
Он смотрел на Халли, глаза у него сверкали.
— Убийца Олава — здесь, в этом зале!
При этих словах несколько законоговорителей шумно втянули воздух, выпрямились и обратились в слух; кресла под ними скрипнули. Хорд Хаконссон был, похоже, так же изумлен, как и все прочие; он отчаянно размахивал руками, но Рагнар не обращал на него внимания.
Голос главного законоговорителя был суров.
— Это серьезное обвинение. Оно требует обоснований.
— Я могу обосновать его.
Рагнар поклонился Совету и вышел на середину чертога. Теперь он обращался напрямую к Халли, который побледнел и застыл на месте.
— Мой отец, — негромко сказал Рагнар, — бегает медленнее меня. Ему потребовалось время, чтобы пересечь чертог и добраться до окна. Так что он не видел ничего. Но я видел. И я все знаю!
— С юридической стороны твои слова несколько туманны, — вмешался Ульвар Арнессон. — И не мог бы ты говорить погромче? Все это весьма любопытно.
Рагнар слегка усмехнулся.
— Думаю, Халли Свейнссон меня прекрасно понял!
Халли, вспомнив суровые наставления своей матушки, остался сидеть и ничего не сказал. Рагнар развернулся, сделал круг по залу.
— Видите? Он и слова выдавить не может, оттого что знает свою вину! Как будто тень моего дяди встала из земли и опустила свою окровавленную руку на его лягушачье плечо! Сразу видно, что…
Халли резко встал, не обращая внимания на мать, которая предупреждающе вцепилась ему в руку. Он счел, что сейчас не самое подходящее время, чтобы помалкивать.
— Прошу прощения, — сказал он, — но я молчал всего лишь от неожиданности и изумления. Возможно, Хаконссоны и привычны разгадывать дурацкие загадки — кто знает, вдруг это их любимое занятие, так же как целоваться с коровами и купаться в болоте, — но я к этому не приучен. Будь любезен, объясни, что ты имеешь в виду, или проваливай!
Несколько законоговорителей нахмурились, но большинство кивнули.
— Довольно выпендриваться! — проворчала старая карга из Дома Геста. — Пусть говорит по делу!
Рагнар кивнул.
— Хорошо. В тот час, когда мой дядя сгорел заживо — не так давно, еще и месяца не прошло, — из Дома выбрался некий чужак. Его преследовали на протяжении многих миль, но ему все же удалось сбежать. Это известно всей долине.
