Многие в ту ночь предпринимали попытки выйти из комнат, но тщетно. Манфред Блур изо всех сил дергал дверную ручку, осипшим голосом выкрикивая проклятия, но с той стороны дверь крепко держали две мускулистые темнокожие руки, унизанные золотыми браслетами. Руки росли прямо из воздуха.
Старику Иезекиилю даже не удалось подкатиться на своей инвалидной коляске к двери: как только он, вспугнутый воем ветра, попробовал отправиться на разведку, спальня внезапно ощетинилась десятками, если не сотнями копий. Острия их нацелились на Иезекииля и, едва он пытался шевельнуться, начинали со свистом рассекать воздух.
Этажом ниже директор школы, доктор Блур, успел выйти из своей комнаты и, печатая шаг, маршировал по застланному ковром коридору. На полпути в холл директора остановил мощный порыв ветра, но доктор Блур был массивным мужчиной и некоторое время яростно сопротивлялся. Рыча, пригнувшись, он пытался идти дальше, но борьба эта продолжалась недолго: директор столкнулся со слишком сильным противником. Свет вдруг погас, и в наступившей тьме перед доктором Блуром соткались три высокие фигуры, больше всего напоминавшие привидения. Лиц их он разглядеть не мог, зато отчетливо видел темные мускулистые руки, сжимавшие копья. Воздух вокруг трех фигур гудел, точно от далеких раскатов барабанной дроби – ритмичной и грозной. Острия копий нацелились в грудь доктору Блуру, и он замер как вкопанный.
Чуть раньше, заслышав полночный бой часов, на вершине западной башни снял легкие пальцы с клавиатуры одинокий обитатель музыкальной комнаты – мистер Пилигрим, который вообще спал мало и нередко проводил за роялем большую часть ночи. Но сегодня, кроме боя часов, воздух гудел от далекого барабанного боя и воя ветра. Учитель музыки встрепенулся и взялся за виски. Наморщив лоб, раскачивался он на стуле, мучительно пытаясь вспомнить свою прежнюю жизнь и имя…
Эмма и Оливия, как и велел им Чарли, всю ночь были настороже – после отбоя обе не уснули и терпеливо дожидались полуночи. Ровно в полночь Оливия увидела, что по спальне, направляясь к выходу, заскользил какой-то бледный силуэт. Не размышляя, девочка кинулась наперерез, фигура обернулась и оказалась высокой старухой с седыми космами. Больше ничего в тусклом свете, сочившемся из коридора в приоткрытую дверь, разобрать не удалось, но и этого было довольно.
– Пошла прочь! – каркнула старуха.
– Нет. – Оливия вцепилась в костлявую кисть.
– Пусти! – хрипло взвизгнула карга.
– Мне прекрасно известно, кто ты, старая ведьма, – четко сказала Оливия. – Тебя зовут Иоланда Юбим, и я тебя ничуточки не боюсь, имей в виду!
– Да неужели? – Иоланда, она же Белла, разразилась таким ужасным хохотом, что почти все обитательницы спальни спрятались под одеяло с головой. Почти все – кроме двоих.
Оливия впилась в старуху мертвой хваткой, и та, бранясь, выволокла девочку в коридор, но отделаться от нее не могла: Оливия брыкалась, хваталась за стены и тормозила ногами. Внезапно в щиколотку ей вонзились острые клыки. Оливия вскрикнула от боли, опустила взгляд и тотчас пожалела об этом. Она-то думала, что это собака, но увидела такое омерзительное чудовище, что тут же зажмурилась. Девочка успела почувствовать, как Иоланда вырвала руку. Зверь отпустил Оливию, она, обессиленная, сползла на пол и, открыв глаза, увидела, что старуха и чудовище растаяли в конце коридора. Оливия стиснула зубы и заковыляла обратно в спальню, но на пороге едва не споткнулась о распростертое неподвижное тело. Эмма! Только почему-то с головы до ног обмотанная каким-то толстым шнуром.
– Эй, что случилось? – Оливия, прикусив губу, опустилась на корточки.
– Я хотела помочь, – с трудом ответила Эмма. – Думала, если превратиться в птицу…
Только теперь Оливия заметила, что на пальцах Эммы, торчащих из-под шнура, чернеют птичьи перья.
– Ох! Кто это тебя так? – Оливия отчаянно затеребила путы.
– Кажется, Доркас. Точно не знаю. Оливия заглянула в спальню. Все лежали, спрятав головы под одеяло.
– Ничего, сейчас я тебя освобожу, – пообещала Оливия и, нащупав узел, стала расковыривать его зубами и ногтями. Шнур поддался. Эмма вздохнула, и черные перья у нее на пальцах пропали.
А в это время Чарли, Габриэль и Билли добрались до пыльных апартаментов в западном крыле, где вот уже почти век обитал Иезекииль Блур. Билли тщетно старался не стучать зубами. Поддерживая маленького альбиноса под руки, Габриэль и Чарли поднялись по лестнице, на которой Чарли когда-то видел лазурного питона.
Змея по-прежнему была здесь – даже в сумраке было видно, как поблескивает ее голубая чешуя. Заслышав шаги, питон поднял массивную голову, и мальчики приросли к месту. Чарли показалось, будто ноги у него стали жидкими. Он не мог шелохнуться. Где-то рядом дробно стучал зубами Билли.
– Билли, заговори с ним, – настойчиво зашептал Чарли.
Молчание.
– Билли? – окликнул Габриэль.
– Н-н-не м-м-могу, – выдавил тот, – н-не знаю, с чего начать.
– С чего угодно, только не молчи, а то нам крышка! – взмолился Чарли.
Внезапно питон громко зашипел и стал медленно, зловеще раскручивать свои кольца.
Миг – и голова его качнулась к Чарли. Тот едва успел отскочить и чуть не сбил Билли с ног. К немалому удивлению Чарли, это привело Билли в себя: он вдруг в точности повторил змеиное шипение, на которое питон отозвался громким влажным шорохом. Билли, не сводя глаз с лазурной змеи и как будто не владея собой, отодвинул Чарли и направился к питону.
Чарли отступил в коридор и замер рядом с Габриэлем. Оба, затаив дыхание, смотрели, как маленькая фигурка альбиноса поднимается по ступенькам – все ближе и ближе к блестящим лазурным кольцам огромного змеиного тела. Шипение питона, похожее на шорох мокрых листьев, теперь звучало приглушенно, но настойчиво, то и дело переходя в какой-то свист. Билли, похоже, вполне освоился со змеиным наречием и отвечал теми же звуками. Добравшись до площадки, где возлежал питон, мальчик сел по-турецки, не сводя глаз с диковинной змеи, на загривке у которой росли птичьи перья. Чарли, конечно, не понимал змеиный язык, но ему почему-то показалось, что лазурный питон несколько смягчился и у них с Билли завязалась беседа. Похоже, змея пыталась что-то рассказать неожиданному посетителю.
Билли послушал-послушал, а потом медленно, запинаясь, начал переводить.
– Питон говорит, что он появился на свет… тысячу лет назад. Некогда он жил… при дворе короля… который берег его как зеницу ока… А потом король покинул свое королевство…. И его злодей сын стал мучить питона, пока тот не начал ненавидеть все живое. У змеи не осталось в душе ничего, кроме ненависти… одной сплошной ненависти… и жажды убивать. Таким нашла его королевская дочь… и решила исцелить своей добротой. Ей это почти удалось… но только питон никак не мог забыть своей смертельной мощи… не мог разучиться душить… И тогда принцесса дала ему другую способность взамен умения убивать… И с тех пор всякий, кто попадал в хватку питона, делался невидимым.
