Он оглядел свою одежду и вдруг понял, почему Джурич Моран так многообещающе улыбался, когда Денис вытащил из шкафа шнурованный колет, пыльный плащ и согласился взять красные сапожки. Сам того не зная, Денис выбрал себе костюм, по которому его опознали как музыканта. В этом мире каждый человек может рассказать о себе, одевшись соответствующим образом.
— Ну да, я — менестрель, — сдался Денис.
— В таком случае — пой.
Денис взял неуверенный аккорд и продекламировал:
Звучал булат, картечь визжала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Люди собрались вокруг, слушая очень внимательно и серьезно. В этот миг память Дениса странно обострилась, и он вспомнил — хоть и через пень-колоду — почти все «Бородино». «Москва» и «француз» не смущали слушателей, их завораживали стихи Лермонтова.
«Интересно, на каком языке все это происходит? — подумал Денис, откладывая лютню. — Или в подобных мирах языки вообще не имеют значения?»
Слушатели наградили певца сдержанным стуком рукоятей о щиты, а предводитель подал ему чашу с вином.
— Как твое имя, менестрель?
— Денис.
— Привет тебе, Денис! Меня зовут Роселидис. Ты явился защищать замок?
— Да, — ответил Денис, вызвав одобрительный кивок собеседника.
— Хорошо, что мы встретились, — сказал тот.
— Да уж, — согласился Денис.
Он устроился возле костра, надеясь выспаться, но его почти сразу же разбудили.
— Что? — сквозь сон пробормотал он.
Рядом сидела девушка поразительной красоты. У нее было узкое лицо, удлиненные зеленые глаза, тонкие черные косицы, свисавшие вдоль висков.
— Ты менестрель, — сказала она. — Спи, а я буду гладить твое лицо.
— Кто ты?
— Неважно.
Он закрыл глаза, позволяя прохладным шелковым ладоням водить по его щекам, по вискам, по лбу. Это было чудесно.
«Я хочу жить так всегда», — подумал Денис, погружаясь в нежную грезу.
* * *
Утром оказалось, что замок стал еще ближе. Теперь можно было уже рассмотреть непонятные эмблемы на вымпелах. В проемах высоких стрельчатых окон стояли узкие женщины: чуть выпятив вперед живот и откинув назад голову, они красовались перед зрителями, добровольно превратив себя в часть роскошного убранства фасада.
С локтей этих женщин свисали длинные, до полу, манжеты. Одни держали в руках плоды, другие — цветы.
— Это статуи? — спросил Денис, указывая на них Роселидису. — Мне показалось, одна или две шевелятся… Иллюзия такая, да? Из-за колебания воздуха?
Предводитель отряда глянул на фигуры в окнах замка и улыбнулся.
— Некоторые из них — живые, другие — на самом деле раскрашенные статуи. Но цветы и фрукты — все настоящие. Они стоят там с дарами, чтобы приободрить нас. Они знают, что мы возвращаемся из похода.
— За это стоит сражаться, — сказал Денис, вызвав одобрительную улыбку на лице Роселидиса и еще нескольких воинов, слушавших их разговор. Здорово, подумал Денис, здесь можно произносить такие слова и не чувствовать себя идиотом.
Денис невольно перевел взгляд на единственную в отряде девушку. Вчера она заснула рядом с Денисом, и, пробудившись, он первым делом увидел ее, спящую: кулачок под щекой, чуть сдвинутые брови, жалобно, по-детски изогнутые губы.
Она одевалась по-мужски, но все равно оставалась привлекательной; ее косы свободно ниспадали из-под шлема, а светлые глаза блестели в золотых полукружьях.
Денис попробовал было выяснить у предводителя отряда, кто она такая и как ее зовут, потому что девушка сразу же по пробуждении ушла, не сказав Денису ни слова. Роселидис сообщил Денису, что она скрывает свое имя и что у нее имеется для этого некая скрытая от всех причина.
— Для женщины она слишком высока ростом, и у нее нет поклонников, — добавил Роселидие, наклоняясь к уху Дениса, чтобы никто больше не расслышал. — Может быть, поэтому она и присоединилась к отряду. Она — добрый и верный боец, поэтому мы не задаем ей вопросов.
Отряд продвигался по долине весь день. К вечеру замок приблизился настолько, что стало возможным рассмотреть сквозь оконные проемы яркие гобелены на стенах внутренних помещений.
— Еще несколько дней — и мы войдем в замок, — сказал Роселидис Денису.
Юноша вздохнул от счастья. Сейчас он понимал, что это — самое главное: войти в замок. Впрочем, он смутно догадывался об этом с самого начала, еще в комнате у Джурича Морана, когда увидел примитивно намалеванный задник.
«Неужели даже такая грубая декорация может оказаться намеком на мечту?» — подумал Денис и тут же понял, что даже мысли его в новом мире изменились.
Эту ночь он опять провел с девушкой-воином: они сидели вместе возле угасающего костра и бесконечно разговаривали обо всем на свете. Денис рассказывал о своих одноклассниках, она смеялась.
— Я никогда не слышала прежде таких потешных историй! — призналась она и обняла его. — Ты истинный менестрель, если умеешь дарить забвение и переносить мысли своих слушателей в другие миры. С тобой я забываю обо всем.
— О чем — обо всем?
— О том, о чем забыла.
— Расскажи мне о том, что ты забыла, — попросил Денис и осторожно прикоснулся губами к ее косичке.
— Я забыла моего брата.
— Кем был твой брат?
— Вообще-то он был моим сводным братом.
— Кто же свел вас вместе?
— Его отец и моя мать. — Ее брови задрожали. — Они вообразили, будто любят друг друга.
— А это не так? — спросил Денис, чья мать много лет состояла в разводе и несла свое звание печально и горделиво.
— Я не могу судить об этом. Я была зачата в пылкой любви, но рождена в глухом равнодушии, — объяснила девушка. — Мои родители чересчур сильно любили друг друга. Много лет кряду все прочие люди и существа оставались для них безликими тенями. Они попросту не отличали одного человека от другого: для них существовали только они сами и их страсть. А до меня ими вовсе не было дела; ведь я была лишь случайным отходом этой страсти! Они даже позабыли дать мне имя.
— Но потом-то ты могла сама взять себе любое имя! Самое красивое, какое только пожелаешь! Почему же ты не сделала этого?
— В грязи всегда валяется целая гора никому не нужных имен. Не стану же я подбирать их, — гордо ответила девушка. — Нет, я жду, когда придет мужчина, который захочет дать мне имя.
— Хотел бы я тебе поверить, но не могу, — выговорил наконец Денис. — По-моему, ты морочишь меня небылицами. Не обижайся, но девушки такое любят. Такой способ кокетничать. Я ведь не полный дурак, не думай. Такого, как ты рассказываешь, просто не бывает.
Девушка опустила веки, не желая больше глядеть ему в глаза.
— Я ничем не задела и не оскорбила тебя — почему же ты считаешь меня лгуньей?
Денис тотчас раскаялся в собственной черствости. «Совершенно не обязательно выбалтывать все, что только ни придет на ум… Мало ли, что я знаю о девушках? Вдруг для нее это обидно?»
— Наверное, в мире еще осталась такая правда, которой попросту не может быть, — он кивнул несколько раз, чтобы придать своим словам больше веса. — Нет ничего менее правдоподобного, чем правда, пробравшаяся в нашу жизнь окольными путями.
— Ты понимаешь! — обрадовалась девушка и схватила его за руки.
— Ты упомянула о своем сводном брате, — напомнил Денис. — Расскажи о нем, если не хочешь говорить о себе.
— Нас свела судьба, сейчас я это понимаю.
— Нас с тобой?
— Или меня и моего брата.
— Или меня с твоим братом, — вдруг сказал Денис. Он сам не понимал, почему эти слова сорвались с его губ.
Девушка оттолкнула его руки и отодвинулась от Дениса. На ее лице появилось странное выражение — удивленное или, может быть, даже немного испуганное.
— Ты видел его? Я сразу поняла, что ты видел его! Его образ остался в твоих глазах!
— Назови его имя, тогда я тебе отвечу, видел я его или нет. Или у него тоже нет имени?
— Разве ты не видел его?
— Как его зовут?
— Джурич Моран.
— По-моему, в этом мире все помешаны на Джуриче Моране, — сказал Денис после недолгого молчания. — Да, я видел его.
Помедлив, девушка обняла Дениса и горячо прошептала ему в самое ухо:
— Бедный, бедный…
Денис так толком и не понял, кто — «бедный»: он сам или Джурич Моран. Но девушка обнимала его очень сладко, и он начал целовать ее лоб и глаза, а потом — губы и грудь. Не завершив поцелуя, они так и заснули в объятиях друг друга.
Казалось, за ночь, пока все спали, замок еще ближе придвинулся к воинам. Утреннее солнце высветило плоский барельеф на его впалом животе, как раз над воротами. Только в эти минуты можно было рассмотреть дракона, в ярости грызущего собственный хвост и бьющего крыльями, так что левое крыло обнимает левую створку ворот, а правое — правую; что до когтей, то они нацелены как раз на их средоточие. Дракон обрел форму и объем, прожил краткий час между восходом солнца и его триумфом и снова исчез, растворился в тени камней.
