— Почему бы тебе просто не написать, что они забрали меня вместо него? — спросил он Орфея в самом начале, но тот рассмеялся в ответ.
— Тебя? Ты всерьез думаешь, что Белые Женщины променяют Огненного Танцора на какого-то приблудного воришку? Нет уж, надо придумать для них наживку пожирнее…
Орфей пришпорил коня. Притороченная к седлу сума с серебром хлопнула по бокам лошади, а Осс так побагровел от напряжения, что его мощная шея, казалось, сейчас лопнет.
Проклятая Сырная Голова! «Да, надо попросить Мегги отправить его обратно, — думал Фарид, ударяя осла пятками в бока. — Давно пора! Но кто же напишет ей для этого слова? И кто, кроме Орфея, вернет Сажерука из царства мертвых?»
«Никто его не вернет, — шепнул Фариду внутренний голос. — Он умер, Фарид. Понимаешь, умер».
«Ну и что? — крикнул он этому шепоту. — Разве это что-нибудь значит в здешнем мире? Я вот тоже умер — и вернулся».
Если бы только он мог вспомнить дорогу…
Это было словно вчера — я верил,
Что у меня под кожей один только свет
И, если меня разрезать на куски, я истеку лучами.
Зато сегодня, если я споткнусь на дороге жизни
И разобью коленку, я истеку кровью.
Билли Коллинз. Когда исполняется десять
Утро разбудило Мегги бледным лучом, упавшим на лицо, и воздухом такой свежести, будто до нее никто его не вдыхал. За окном у нее щебетали феи, словно птицы, научившиеся говорить, а где-то кричал перепел — если это действительно был перепел. Силач непревзойденно подражал голосам птиц: казалось, они свили гнезда в его широкой груди. И все они отзывались на его призыв: жаворонки, пеночки, дятлы, соловьи и ручные вороны Гекко.
Ага, Мо тоже не спит. Со двора доносился его голос и голос матери. Может быть, это Фарид наконец пришел? Она поспешно вскочила с соломенного тюфяка (каково было спать на кровати, Мегги решительно не помнила) и подбежала к окну. Мегги уже не первый день ждала Фарида. Он обещал прийти. Но во дворе были только родители и Силач, который увидел ее у окна и улыбнулся ей.
Мо помогал Резе седлать коня. Когда семья Перепела пришла жить на хутор, лошади уже дожидались в конюшне. Они были до того хороши, что, несомненно, принадлежали прежде кому-то из знатных друзей Зяблика, но Мегги старалась не задумываться — как и о многом другом, что добывал для них Черный Принц, — каким образом породистые скакуны попали в руки разбойников. Она любила Черного Принца, Баптисту и Силача, но другие члены шайки вызывали у нее содрогание, например Хват или Гекко, хотя эти самые люди спасли ее родителей на Змеиной горе.
«Разбойники — они разбойники и есть, Мегги, — говорил ей Фарид. — Принц все делает для других, но многие из его людей просто жадны до денег, а гнуть спину на поле или в мастерской им неохота».
Ах, Фарид… Она до того скучала по нему, что ей становилось стыдно.
Мать казалась усталой и бледной. Последние дни Резу часто тошнило. Наверное, поэтому она собралась к Роксане. В хворях никто не разбирался лучше, чем вдова Сажерука, — разве что Хитромысл, но он сильно сдал после гибели Огненного Танцора; а известие, что богадельня, где он проработал столько лет, сожжена по приказу Змееглава, окончательно его добило. Что сталось с Беллой и другими лекарками, никто так и не узнал.
Мегги вышла во двор. Из-под ног у нее шмыгнула мышь — с рожками, как куница Сажерука; в лицо метнулась фея и попыталась выдернуть прядку, но Мегги привычным движением отбила атаку. С наступлением холодов феи все реже вылетали из гнезд, но не переставали охотиться за человеческими волосами. «Это для них самый теплый материал, — рассказывал Баптиста. — Теплее только медвежий мех. Но вырывать волоски у медведя уж очень опасно».
Утро было холодное, и Мегги зябко обхватила себя руками. Одежда, которую раздобыли им разбойники, грела не так хорошо, как свитера в другом мире, а по теплым носкам в шкафу у Элинор она по-настоящему скучала.
Мо обернулся и помахал ей. Вид у него был усталый, но довольный. Отец в последнее время мало спал. Нередко он работал до глубокой ночи в своей новой мастерской скудным инструментом, который раздобыл для него Фенолио. А еще он постоянно уходил в лес — один или вместе с Принцем. Мо думал, что Мегги об этом не знает, но она уже несколько раз видела, как разбойники приходили за ним в бессонные ночи, когда она стояла у окна и ждала Фарида. Они вызывали Мо криком перепела. И Мегги слышала этот крик почти каждую ночь.
— Ну что, получше тебе? — Она с тревогой посмотрела на мать. — Это, наверное, от грибов, которые мы набрали на днях.
— Нет, грибы точно ни при чем. — Реза взглянула на Мо и улыбнулась. — У Роксаны наверняка что-нибудь найдется. Поедешь со мной? Может быть, мы застанем там Брианну. Она не каждый день у Орфея работает.
Почему мать думает, что ей хочется видеть Брианну? Только потому, что они примерно одного возраста? После смерти Козимо Уродина прогнала дочь Сажерука — запоздалое наказание за то, что служанка предпочитала проводить время с мужем своей госпожи, а не с ней самой. Сначала Брианна помогала матери в огороде, а потом поступила в услужение к Орфею. Как и Фарид. У Орфея было уже с полдюжины прислуги. Фарид насмешливо говорил, что Сырная Голова даже свои жидкие волосенки разучился причесывать сам. Орфей нанимал только красивых девушек, а Брианна была поразительно красива — так красива, что Мегги в ее присутствии казалась себе серой уточкой рядом с прекрасным белым лебедем. В довершение всех бед — Брианна была дочерью Сажерука.
— Ну и что? Я с ней даже не говорил ни разу… — отвечал Фарид на расспросы Мегги. — Она меня ненавидит, как и ее мать.
И все же… Он видит ее каждый день, эту Брианну и других служанок Орфея. Там работают самые красивые девушки Омбры. А сюда он уже почти две недели не приходил…
— Ну что, поедешь со мной? — Реза вопросительно смотрела на нее.
Мегги почувствовала, что заливается краской, как будто мать могла слышать ее мысли.
— Нет, — сказала она, — я лучше побуду здесь. Силач тебя проводит?
— Конечно.
Силач вменил себе в обязанность защищать Резу и ее дочь. Мегги не могла понять, просил его об этом Мо или он делал это по собственному почину, чтобы доказать Перепелу свою преданность.
Силач помог Резе подняться в седло. Она часто жаловалась, что ездить верхом в длинном платье страшно неудобно. По словам Резы, ей куда больше нравилось ходить в этом мире в мужском костюме, хотя это и привело ее в рабство к Мортоле.
— Я вернусь засветло, — сказала Реза мужу. — Спрошу у Роксаны, не подберет ли она тебе средства от бессонницы.
И вот они с Силачом уехали, а Мегги осталась с Мо, как в те времена, когда их было только двое.
— Она и вправду совсем больна!
— Не волнуйся, Роксана ей поможет. — Мо посмотрел в сторону пекарни, где устроил себе мастерскую.
Что это за черная одежда на нем?
— Мне тоже нужно отлучиться, но к вечеру я вернусь. Гекко и Баптиста — в конюшне, а еще Принц пришлет Деревягу, пока Силача нет. С этой троицей ты в большей безопасности, чем со мной.
Что-то странное было в его голосе. Ложь? Он изменился с тех пор, как едва не погиб от рук Мортолы. Стал более замкнутым, и вид у него бывал порой такой отсутствующий, словно часть его души осталась в пещере, где он лежал при смерти, или в застенке Дворца Ночи.
— Куда ты? Я поеду с тобой. — Мегги почувствовала, как он вздрогнул, когда она брала его под руку. — Что случилось?
— Ничего. Правда ничего. — Мо поправил черный рукав и отвел глаза.
— Ты снова уходил с Принцем. Я видела его вчера ночью на нашем дворе. Что происходит?
— Ничего, Мегги, уверяю тебя! — Он рассеянно погладил ее по щеке, повернулся и пошел в сторону пекарни.
— Ничего? — Мегги последовала за ним. Дверь была такой низкой, что Мо пришлось пригнуть голову. — А что это на тебе за черный наряд?
— Это платье переплетчика. Мне его сшил Баптиста.
Мо подошел к рабочему столу. Здесь были разложены кожа, несколько листов пергамента, нитки, нож и небольшая книжка с рисунками Резы, которую он переплетал в последние дни. Реза рисовала фей, огненных эльфов, стеклянных человечков, Черного Принца и Силача, Баптисту и Роксану. Был тут и портрет Фарида. Мегги заметила, что книга перевязана веревкой, как будто в дорогу. Образчик переплета, черная одежда…
О, она слишком хорошо его знала!
— Нет, Мо! — Мегги схватила книгу и спрятала за спину.
Резу он еще мог обмануть, но не ее.
— Что такое? — Мо очень старательно изображал недоумение.
Он сильно продвинулся в искусстве притворяться.
— Ты собрался в Омбру, к Бальбулусу. Ты сошел с ума! Это опасно, понимаешь?
Мо колебался, пытаясь на ходу придумать какую-нибудь убедительную ложь, но в следующее мгновение понял, что это бесполезно, и тяжело вздохнул.
