Они остановились на перекрестке. По пешеходному переходу с трудом тащила себя и покупки, торчащие из коричневого бумажного пакета, какая-то старушка. Мимо по тротуару пробежал облезлый пес и скрылся в тумане.
До Виктора донеслись звуки музыки, и он повернул голову. Чуть в стороне стояли четверо уличных музыкантов, подыгрывавших скрипу ветвей деревьев и вою ветра. Музыканты эти будто только что вылезли из какой-то канавы: залатанные штаны, видавшие виды пальто, обувь столь же чиста и опрятна, как и лужи, в которых она находится, — настоящие бродяги. Да и инструменты были им под стать — облезлые, пошарпанные, хлипкие. Перед музыкантами на тротуаре лежала шляпа, голодным подкладочным ртом молящая о нескольких пенни.
Один из бродяг пел хриплым пропитым голосом. Виктор встрепенулся, когда услышал собственное имя.
…Виктор и его демоны ищут тебя… В Лондонском смоге я встретил его, Пропивал свою жизнь и не знал он того, Что хоть пей, хоть не пей, а сгинешь, как все: Скорбя о любви. …Вот я и рядом присел. Он все скулит: «Что за черт? Как же быть? Эй, друг, посоветуй, как мне поступить!» «Вот, выпей, дружище», — налил я ему. И вместе в тот вечер пошли мы ко дну. Виктор болтал — он был навеселе. Уверял, что сбежала она на метле, Что компас его сломан и карт не достать, Что не может невесту нигде отыскать.
Сбоку вдруг раздался скрип, и Виктор, вздрогнув, поглядел на сестру.
Кристина закусила губу и скрючилась, наклонившись всем телом к лобовому стеклу, напоминая в этот миг какого-то жуткого горбуна. При этом она сжимала руль с такой силой, что он, казалось, вот-вот треснет. Сестра испепеляла взглядом старушку, переходившую улицу. А старушка все шла и шла. Дюйм за дюймом…
Бродяги меж тем запели нестройным хором. Судя по всему, это был припев:
…Виктор и его демоны заявились в город, Уж поздно сбегать — им дай только повод, За пинтой не спрячешься, душу скребя. Виктор и его демоны ищут тебя… Сказал он: «Прости мне, друг, это нытье, Мне б в Темзы объятья, чтоб не помнить ее, Но за каждым углом и в каждом окне Ее вижу лицо, ее слышится смех. И зачем обвенчался я с ведьмой?! Вот черт! Уже третий по счету этот город и порт…» Виктору сказал я, чтоб впредь меньше пил. А сам ему виски до края налил.
«Драндулет» фыркал и трясся.
Кристина зашипела. В ее понимании старушка была самым нерасторопным существом во вселенной и волочилась так медленно ей назло. В силу своей энергичности и непоседливости Кристина не могла выносить подобное спокойно. Она явно воспринимала каждое едва заметное движение старушки как личное оскорбление.
Музыканты тем временем продолжали свою заунывную историю:
И вот мы сидим: он говорит, а я пью. Изливает он душу мне, ему я — свою. Не слышу, что наши истории схожи, Что жалобы те же. Эх, две пьяные рожи! Трактирщик кричит вдруг: «Плати-ка за виски!» Я глянул: приятель мой ушел по-английски. Я хотел объясниться, ничего не тая, Но хмуро трактирщик глядит… на меня?.. И виски закончился, и хмель отпустил. Дурно мне — видимо, лишку хватил. И за столом никого, кроме разве меня, Как будто я — это Виктор, а он — это я.
И они снова затянули угрюмый припев про этого Виктора, который то ли существовал, то ли не существовал, и про шайку его демонов.
— Давай… давай… — шептала Кристина. — Еще дюйм… еще полдюйма… Да!
Старушка с покупками наконец сдвинулась на указанные полдюйма, и Кристина вдавила педаль в пол. «Драндулет» рыкнул, фыркнул, чихнул дымом из выхлопов и сорвался с места.
Фигуры бродячих музыкантов в круглом треснутом зеркале заднего вида все уменьшались. А музыка и слова песни постепенно становились тише, поедаемые воем осеннего ветра.
Виктора вдруг посетила тревожная мысль о совпадении…
«Виктор и его демоны заявились в город…»
Конечно же, он слышал раньше эту старую ирландскую песню, но то, что он ее услышал сейчас, когда вернулся домой… когда он вернулся в… город…
А каких демонов он, словно герой песни, мог привезти с собой? Тоску? Свою извечную спутницу — меланхолию? Мрачные воспоминания? Страхи перед возвращением в родной дом? Да, демонов набралось на маленький карманный ад.
«Виктор и его демоны заявились в город…»
О, если бы он только мог знать…
Виктор и до того чувствовал себя неуютно в старой семейной машине, сидя возле родной сестры, которой сейчас он был чужим ровно настолько, насколько был близок в детстве. Но теперь с ними в «Драндулете» присутствовал еще кое-кто. Или, вернее — некто. А уж если учесть его самолюбие, то и вовсе — Некто.
Весьма вальяжный и эксцентричный джентльмен
