Итогом всего этого безобразия стало заключение:
— Объявляю вас мужем и женой. — Голос короля прозвучал в моей голове набатом.
Герольд объявил имена следующий пары, и я хотела было вернуться на то место, откуда и пришла, собственно, — поближе к ненаглядному «папеньке», который ныне напоминал перспективного клиента реанимации: такой же бледный, готовый того и гляди потерять сознание. Как же, разбежалась, мой новоиспеченный благоверный ловко ухватил за локоток и притянул к себе.
— Вы теперь княгиня Дирриетгинг, извольте соответствовать. — Его голос напомнил шипение потревоженной гадюки. — Ваше место подле супруга.
Я покорно опустила голову, следуя за новоиспеченным муженьком и прикидывая: начать сцену потери чувств сейчас или дождаться конца церемонии и попробовать улизнуть. Взвесив свои актерские навыки и пожалев, что я не Джулия Робертс и даже не выпускница МХАТа, пришла к выводу, что стоит сначала все же попробовать незаметно исчезнуть из поля зрения дракона.
Свадебный конвейер меж тем набрал обороты. И что примечательно, многие драконы повторяли маневр Ария: отлавливали молодых жен, когда те после церемонии стремились обратно к родителям, и уводили с собой. «А у Глиберуса этот Арий, помимо подсадной дочери, увел еще и любимого таракана», — невесело подумала я. Фир же пока сидел в волосах тише мыши, даже лапками не перебирал.
Все хорошее когда-нибудь заканчивается, плохое, впрочем, тоже. Подошла к концу и оптовая брачная церемония.
Церемониймейстер объявил о том, что его королевское величество приглашает всех гостей пройти в янтарный зал, дабы отпраздновать только что свершившееся.
Шведский стол в антураже дворца меня впечатлил, а вот дракон, стоящий рядом, лишь презрительно поджал губы. Ну да, жизненный опыт князя и студентки химфака немного отличен. Я уже начала прикидывать, как бы половчее извернуться и высвободить свою руку из мужниной, когда Ария окликнул кто-то. Дракон повернулся, отвечая на приветствие, и я, воспользовавшись ленивой суетой разряженной толпы и ослабевшим вниманием супруга, проворно высвободила свою руку. А дальше — дело техники. Может, великосветские барышни и не привыкли ужом пробираться через толпу, но студент, закаленный толчеей метро в час пик и переполненными маршрутками, способен не просто протиснуться между кринолинами, он умудряется и между каплями дождя лавировать. Я скрылась от Ария в считаные секунды и устремилась в галерею, примыкавшую к залу. Свет, по мере отдаления от места основного действа, тускнел, магические светляки попадались все реже, что не могло не радовать.
— Просыпайся, всезнайка! Кто мне обещал помогать? — тихим матерным тоном вопросила я вольготно угнездившегося на моей голове квартиранта.
Таракашка оживился. Полагаю, он и морду свою высунул из копны волос, дабы лучше увидеть изменения обстановки.
— Вон там ниша, спрячься в нее и не высовывайся. В ней навряд ли будут искать, только доспех отодвинь, а то не протиснешься. И на место поставить не забудь, как окажешься в нише.
Совет был дельным, а ниша — пыльной. Похоже, организатор торжества (или как здесь называют главнюка церемонии: распорядитель, вершитель), как ушлая хозяйка, к которой должны нагрянуть гости, а дома бедлам, решил навести порядок только в залах приема, оставив кучу сора в темных углах. Ну ничего, я девушка не гордая.
Пошли томительные минуты ожидания, одна, вторая, третья. Я сбилась со счета, когда мое отрадное уединение нарушили голоса. Говоривших было несколько, и диалог велся на повышенных тонах.
— Я повторяю еще раз, что отказываюсь в этом участвовать, вы — драконы, так и разбирайтесь сами… — вещал взволнованный мужской баритон.
Таракашка на голове оживился, начал перебирать лапками, пробираясь поближе ко лбу.
— А Вашего желания, собственно, никто и не спрашивает. Вы уже в этом участвуете… — уверенный ответ.
— Это уже переходит всякие границы, я расскажу королю! — обладатель баритона на последних словах перешел на крик. Звук отразился от стен и полетел по коридору, как неверно сыгранная гамма.
— Вы приняли окончательное решение? — в диалог вступил третий. Он задал вроде бы простой вопрос, но у меня внутри отчего-то словно холод поселился. Захотелось вжаться в нишу еще сильнее.
— Дддда, — баритон уже не был столь уверен.
— Жаль, — вновь этот пугающий голос, отдающий железом и страхом.
А дальше звук, словно зубочистку в яблоко воткнули, и что-то грузное упало на пол.
— Пойдем, здесь нам делать больше нечего. Этот предатель сам себе подписал смертный приговор…
Звук удаляющихся шагов и вновь тишина.
В мозгу закрутились шестеренки: «Надо срочно бежать, если найдут тело, станут обшаривать и все вокруг, и меня непременно обнаружат. А если об этом узнают еще и убийцы, мне крышка, причем сразу же надгробная». Активно начала отодвигать боевое облачение местного тевтонца, пытаясь покинуть нишу. С полминуты пыхтела (забраться в убежище оказалось значительно легче, чем выбраться из оного), но все ж таки покинула мою тайную обитель, правда, таракашка, зацепившись за забрало рыцаря, сверзся с моей шевелюры, упав на пол.
Я уже была готова рвануть в другую сторону, когда раздался слабый даже не голос, стон:
— Пожалуйста, подойди.
Говоривший держался из последних сил, чувствовалось, что ему до свидания с костлявой осталось полмига, но он упрямо цеплялся за жизнь.
Не знаю, что двигало мной в тот момент. Может, женская жалость, может, внутренняя убежденность в том, что последняя воля умирающего свята, может, заговорили гены бабки-фронтовички, которая всю Отечественную из-под пуль вытаскивала раненых. Не знаю, да и, если честно, не хочу знать.
Я подошла к лежащему на спине мужчине. Небольшая рана на груди, но из нее темно-рубиновая кровь буквально хлестала. «Перебита грудная вена, — отметила машинально, — если бы артерия, уже бы скончался от потери крови, а так убийцы обеспечили ему пару минут агонии». Умирающего проткнули то ли кинжалом, то ли стилетом, а может, и обычным ножом — не суть важно, главное, что сейчас мужчина истекал кровью, и спасти его я уже не могла.
— Ближе, — вырвалось из посиневших губ.
Я подошла и присела рядом. В полутьме его лицо уже казалось бледной маской. На белом батисте рубашки алело пятно. Для меня полной неожиданностью стала цепкая хватка, которой умирающий схватился за мою руку.
— Возьми и отомсти за меня, — с этими словами мое запястье прожгла нестерпимая боль. Именно что прожгла, словно ее сжимали раскаленные добела тиски.
В спину прилетел запоздалый крик Фира: «Стой!», но было уже поздно, я начала оседать, теряя сознание от боли.
