– Значит, ставишь на рубайл, Геральт?
– Конечно.
– Как же, – усомнился молчавший до того стражник. – Драконище – существо магическое, и его иначе как колдовством не возьмешь. Уж если кто с ним и управится, так та волшебница, что проезжала тута вчерась.
– Кто? – наклонил голову Геральт.
– Волшебница, – повторил стражник. – Я же сказал.
– Имя назвала?
– Угу. Только я позабыл. Грамота у нее была. Молодая, красивая, на свой манер, но глазищи… Сами знаете. Человека аж в дрожь кидает, когда такая на него зыркнет.
– Ты что-нибудь знаешь, Лютик? Кто это может быть?
– Нет, – поморщился бард. – Молодая, красивая, да еще и глаза. Тоже мне – приметы. Все они такие. Ни одна из тех, кого я знаю, а знаю я, поверь, многих, не выглядит старше двадцати пяти – тридцати, а ведь некоторые из них, слышал я, еще помнят те времена, когда бор шумел там, где теперь стоит Новиград. В конце концов, зачем существуют эликсиры из мандрагоры? Да и в глаза они себе тоже этот поскрип накапывают, чтобы блестели. Баба, она и есть баба.
– Не рыжая? – спросил ведьмак.
– Нет, господин, – ответил десятник. – Черная.
– А конь какой масти? Гнедой с белой звездочкой?
– Нет. Вороной. Как она. И вообще, говорю вам, она дракона прикончит. Дракон – работа для колдуна. Человеческая сила супротив него слаба.
– Интересно, что б на это сказал Козоед, – рассмеялся Лютик. – Сыщись у него под рукой что-нибудь покрепче чемерицы и волчьей ягоды, сегодня драконья шкура уже сушилась бы на голопольском частоколе, баллада была бы сложена, а я не парился бы здесь на солнце…
– Как получилось, что Недамир не взял тебя с собой? – спросил Геральт, искоса поглядывая на поэта. – Ты же был в Голополье, когда они отправлялись. Или король не любит артистов? Как вышло, что ты тут жаришься, вместо того чтобы тренькать при королевском стремени?
– Виной тому некая юная вдова, – грустно сказал Лютик. – Черт бы ее побрал. Загулял я, а на другой день Недамир и прочие были уже за рекой. Прихватили даже Козоеда и лазутчиков из голопольской милиции, только обо мне забыли. Я толкую десятнику, а он свое…
– Есть Грамота – пускаю, – равнодушно проговорил алебардист, отливая на стену дома сборщика пошлины. – Нет Грамоты – не пускаю. Приказ такой…
– О, – прервал его Три Галки. – Девочки возвращаются с пивом.
– И не одни, – добавил, вставая, Лютик. – Гляньте, какой конь. Сущий дракон!
Со стороны березовой рощицы галопом мчались зерриканки, а между ними всадник на крупном боевом беспокойном жеребце.
Ведьмак тоже поднялся.
На наезднике был фиолетовый бархатный кафтан с серебряными галунами и короткий плащ, отороченный собольим мехом. Выпрямившись в седле, он гордо глядел на них. Геральту были знакомы такие взгляды. И не сказать, чтобы нравились.
– Приветствую вас. Я – Доррегарай, – представился наездник, медленно и с достоинством слезая с коня. – Мэтр Доррегарай. Чернокнижник.
– Мэтр Геральт. Ведьмак.
– Мэтр Лютик. Поэт.
– Борх по прозвищу Три Галки. А с моими девочками – они вон там вынимают пробку из бочонка – ты уже познакомился, мэтр Доррегарай.
– Действительно, – не улыбнувшись, проговорил чародей. – Мы обменялись поклонами, я и прелестные воительницы из Зеррикании.
– Ну и славно. – Лютик роздал кожаные кубки, которые принесла Вэя. – Выпейте с нами, мэтр чародей. Господин Борх, десятнику тоже налить?
– Конечно. Иди к нам, вояка.
– Я думаю, – проговорил чернокнижник, благовоспитанно отхлебнув небольшой глоток, – что к заставе на мосту вас привела та же цель, что и меня?
– Если вы имеете в виду дракона, мэтр, – сказал Лютик, – то так и есть. Я собираюсь сложить балладу на месте. Увы, вот этот десятник, человек, видно, неотесанный, не желает пропускать. Требует Грамоты. И все тут.
– Прощения просим. – Алебардист выпил свое пиво, причмокнул. – У меня приказ никого без Грамоты не пропускать. А похоже, уже все Голополье скучилось тута с телегами и готово отправиться в горы за драконом. У меня приказ…
– Твой приказ, солдат, – насупился Доррегарай, – касается только орущей голытьбы, распутных девок, которые распространяют болезни, воров, подонков общества и гуляк. Но не меня.
– Без Грамоты никого не пропущу, – нахмурился десятник. – Клянусь…
– Не клянись, – прервал Три Галки. – Лучше выпей-ка еще. Тэя, налей этому мужественному воину. И давайте присядем, милостивые государи. Пить стоя, торопливо и без соответствующей торжественности не пристало благородным людям.
Расселись на тюках вокруг бочонка. Алебардист, свежевозведенный в благородные, покраснел от удовольствия.
– Пей, боевой сотник, – поторапливал Три Галки.
– Я вроде бы десятник, не сотник. – Алебардист еще больше покраснел.
– Но будешь сотник, пренепременно, – осклабился Борх. – Парень ты хват, башковитый, мигом дорастешь.
Доррегарай, отказавшись от добавки, повернулся к Геральту.
– В городишке все еще толкуют о василиске, уважаемый ведьмак, а ты, вижу, уже на дракона замахнулся, – тихо сказал он. – Интересно, тебе позарез нужны наличные или ты из чистого удовольствия забиваешь существа, которым угрожает вымирание?
– Странное любопытство, – ответил Геральт, – в устах того, кто сломя голову мчится, чтобы успеть выбить у зарезанного дракона зубы, столь ценные при изготовлении колдовских снадобий и эликсиров. А правда ли, уважаемый мэтр, что лучшие зубы те, которые выбивают у живого дракона?
– Ты уверен, что я еду ради этого?
– Уверен. Но тебя уже опередили, Доррегарай. Тут успела проследовать твоя коллега с Грамотой, каковой ты, к примеру, не имеешь. Черноволосая, ежели тебя это интересует.
– На вороном коне?
– Кажется.
– Йеннифэр, – недовольно буркнул Доррегарай. Ведьмак незаметно для всех вздрогнул.
Наступившую тишину прервала отрыжка будущего сотника.
– Никого… этта… без Грамоты…
– Двести линтаров хватит? – Геральт спокойно вытащил мешочек, полученный за василиска от тучного солтыса.
– Геральт, – загадочно улыбнулся Три Галки. – Так все-таки…
– Прости, Борх. Сожалею, но я не поеду с вами в Хенгфорс. Может, другим разом. Может, еще встретимся.
– Ничего не влечет меня в Хенгфорс, – медленно произнес Три Галки. – Ну вовсе ничего, Геральт.
– Спрячьте свой мешок, милсдарь, – грозно произнес будущий сотник. – Это взятка и ничего боле. И за триста не пропущу.
– А за пятьсот? – Борх вынул свой мешочек. – Спрячь мешок, Геральт. Я заплачу пошлину. Меня это начало забавлять. Пятьсот, господин солдат. По сто со штуки, считая моих девочек за одну прелестную штуку. А?
