3
Торл ступал так тяжело, что Джарсин решила оказать старику уважение, оглянулась на него и подняла бровь. Старик когда-то был человеком, сейчас в его лице осталось уже мало признаков этой расы, он походил на морщинистого и древнего гнома, вот только не с ладонь величиной, как они обычно бывают, а ростом почти до пояса самой Наблюдательницы. И борода у него была не совсем гномья, скорее карличья, окладистая, неопрятная, плохо расчесанная и с застрявшими в ней крошками, если приглядеться. Впрочем, с неожиданной брезгливостью подумала Джарсин, если приглядеться по-настоящему, в ней и вши обнаружатся – не просто старым стал Торл, но и грязным. Это был бич людишек – неопрятность и малочувствительность всех органов в конце жизни.
Можно было бы его омолодить, сделать более подвижным, вернуть гибкость суставам, притом что голову старика, опытную, многодумную и когда-то светлую, талантливую, можно было бы тоже подновить – прочистить сосуды, снабжающие мозг кровью, восстановить кое-какие нервные узлы и ткани… Пожалуй, тогда бы более сорока лет ему никто из непосвященных не дал. Вот только теперь, когда многое, очень многое должно было в мире измениться, Джарсин решила этого не делать. Она найдет себе нового советника, лучше приспособленного к грядущему новому миру, что непременно возникнет согласно ее замыслу. Нет, на самом-то деле, если уж она берется за этот труд, не может же не получиться, чего она желает?!
А Торл что-то почувствовал, научился за свои два-три столетия жизни читать ее настроения и самые отчетливые мысли. Он даже решился заговорить, пока они спускались в темные, освещенные лишь редкими факелами коридоры, которые вели в такие подвалы, где и крыс уже не было, Джарсин их не любила и несколько раз пыталась извести, вот и не водились здесь крысы… О том, что тут и обычный смертный мог задохнуться, если его продержать чуть подольше, она не думала – знала с уверенностью.
Все же коридоры освещались тут не зря, Хранца хоть и вредная, как скорпиониха, но дело свое знала получше многих, пожалуй, ее-то уж можно будет пока не менять, как Торла. Все же догадалась, не сама побежала открывать сокровищницу, а послала кого-то, и незаметно это сумела проделать, вот факелы и горят… И все же хвалить ее не следует, пусть думает, что выполняет лишь то, что должна, иначе… И до повышенного самомнения додумываться станет, а зачем это? Вдруг ее тоже менять придется? Со смертными или даже с полумагами, как Торл и Ванда, в которых гордость просыпается, всегда какая-нибудь лишняя канитель возникает…
Коридоры становились все уже, теперь не до соблюдения этикета стало, и Наблюдательница пропустила вперед Ванду. Та не подвела, по-прежнему повела их уверенно и, пожалуй, правильно. То, что правильно, – это Джарсин и сама чувствовала. В одном месте притормозили, когда-то тут стояло защитное приспособление, то ли камень на цепи сверху падал, чтобы раздавить непозволенного гостя, то ли просто мечи рубили всех в куски. Только теперь ловушка не работала, слишком давно ее сделали, изржавел механизм. В другом месте стояла довольно любопытная старой работы сигнальная машинка, но сейчас Ванда ее очень толково отключила. Нет, все же молодцом она была, хоть и не всегда, но на этот раз не сплоховала.
Немалые, высотой в десять локтей, ворота закрывали сокровищницу, как и прежде, надежно и плотно, между ними и лезвие ножа невозможно было просунуть. Ванда звякнула тяжелыми бронзовыми ключами, которые прежде несла, заботливо сжав в кулаке, чтобы не звенели, знала, что это может не понравиться Госпоже. Три ключа, на которые она имела право, она вставила и повернула сама, бронза, почти не стареющая даже в этом сыром воздухе, уверенными щелчками с едва слышимым звоном открыла три замка. Последний серебряный ключ Ванда передала Джарсин. Та его сначала осмотрела, при желании, она могла бы считать по нему, когда ходила сюда, и даже за чем именно ходила. Но не стала этого делать, сейчас было не до того.
Хранилище открыла Ванда, которой помогали Торл и Кнет, вот он-то был силен и ловок, справился в одиночку с левой створкой, хотя в прежние времена, когда тут еще держали каменную бабу, которую Джарсин украла с какого-то древнего кургана и оживила, чтобы поставить у этих дверей, даже она, медлительное существо с преувеличенными животом и грудями, но с короткими и мощными руками и ногами, больше похожими на звериные лапищи, – даже тот голем кряхтел и крошился, когда исполнял эту работу. Куда подевалась та каменная баба, Джарсин, конечно, не знала, скорее всего, когда она уже стала трескаться, ее сбросили в пропасть, как и все остальное ненужное и изжившее свое.
Сокровищница оказалась не такой большой, как ожидалось, или Джарсин забыла ее настоящие размеры. Было время, когда она, еще увлеченная своей силой, получив подлинное могущество не только в Нижнем мире, но и тут, собирала, сколько могла, все артефакты, все магические частички прошлого, оставшиеся со времен Берты Бело-Черной. А добывать их иногда приходилось весьма сложными путями, потому что наложить на них лапу пытались и другие архимаги. Впрочем, теперь-то она могла с удовольствием признать, что у нее собрание раритетов было больше, чем у всех остальных архимагов, вместе взятых.
Джарсин обострила свое зрение до способности видеть в темноте, и тогда от двух факелов, тускловато горевших перед дверями в сокровищницу, свет сделался достаточно ярким, чтобы она увидела…
Доспехи Корсуна Императора, тяжкие теперь, хотя и небольшие, в них мог бы забраться и Кнет, и они оказались бы ему, пожалуй, маловаты. Великий создатель первой Империи был всего-то шести футов росточком без одного дюйма, едва ли не карлик… И вся сила его заключалась в том, что доспехи эти на нем, и только на нем, теряли две трети своего веса, что позволяло ему двигаться быстрее любого противника, да еще, пожалуй, они очень хорошо, без ощутимого толчка, гасили каждый удар. Когда-то одна из подручных Наблюдательницы изучала это их свойство, но так ни до чего и не додумалась, недаром Джарсин от нее как-то избавилась… Нет, не убила, но сослала навечно вниз, к смертным, где жизнь всегда была конечной и истаивала за считаные десятилетия.
Непобедимое Знамя, под ним воевала какая-то армия карликов, которые вздумали отстаивать свое неподчинение одному из архимагов. Они добились немалого, у них до сих пор имеются какие-то земли, где они правят почти как суверенное племя, вот только кому они нужны, если для того, чтобы они доставляли золото и драгоценные самоцветы, хватает всего-то договоренностей и купцов, которые возят туда разные иные товары. В общем, Знамя все равно может пригодиться.
