Снаружи яркий свет, лившийся из купола над Атлантидой, немедленно резанул по отвыкшим глазам, заставляя их слезиться, и ожёг ставшую теперь такой чувствительной кожу. Зейн реагировал подобным образом на свет лишь однажды, когда был на том проклятом острове. Ярость захлестнула вампира при воспоминании о том времени, и это придало ему сил. Вокруг стояло множество шатров и палаток, и повсюду были амазонки. Некоторые, склонившись над огнём, ковали оружие, другие развешивали на просушку шкуры животных.
— Иди за мной, — велела Нола, — как будто ты мой раб.
И она двинулась вперёд, высоко подняв голову. Позади, в шатре его тюремщицы, он уже слышал возбуждённые голоса. Амелия вернулась, и она действительно привела с собой целую армию. Зейн бросился вслед за Нолой. К счастью, никто не обращал на них никакого внимания — пока не протрубил рог. Амазонки в лагере как одна выпрямились, некоторые даже потянулись за оружием.
— Беги, — крикнула Нола, ускоряя движение. — Беги.
Притворяться больше не было нужды, и Зейн поравнялся с ней. Кромка леса маячила всего в нескольких ярдах впереди, обещая убежище под сенью своей густой листвы.
— Нола! — прокричал кто-то. — Стой!
— Вампир! — кричала его розоволосая хозяйка. — Ни шагу больше! Я накажу тебя.
Зейн споткнулся о булыжник, его качнуло вперёд, и сломанные лодыжки не выдержали. Он со всей силы грохнулся о землю, так что на некоторое время даже лишился способности дышать. Корчась от боли, вампир неуклюже поднялся и снова побежал.
Нола всё время подгоняла его, поощряла.
— Ты можешь это сделать. Я знаю, ты можешь. Вот так. Ещё немножко.
Однако, когда они достигли леса, она остановилась, словно ударилась о невидимую стену.
— Нет! Нет, нет, нет, — завизжала девушка.
Зейн тоже остановился и обернулся. Он попытался схватить амазонку, но, как и прежде, хватал руками лишь воздух.
— Пойдём. Давай.
— Я не могу. Как будто стена передо мной, и не дает пройти. — Она затравленно глянула через плечо на хмурых амазонок, надвигавшихся на них. — Уходи. Пожалуйста. Просто уходи.
Зейн не сдвинулся с места. Боль, терзавшая его тело, внезапно будто отошла на второй план, вытесненная невероятной тревогой за свою женщину. Он не мог её бросить тут. Но в таком ужасном состоянии от него тоже не было пользы. Он был абсолютно беспомощен и бесполезен.
«Будьте прокляты, боги, гореть вам всем в Аиде!»
— Они попытаются тебя наказать как-нибудь? — спросил он Нолу.
— Они не могут причинить мне вреда. Возможно, они теперь видят меня, но я всё ещё неприкасаема, помнишь? — Она улыбнулась, но глаза её были печальны. — Теперь иди, пока они не схватили тебя. На этот раз они не будут с тобой так обходительны.
— Нола…
— Зейн. Уходи. Умоляю тебя. Спасайся. Ни одна женщина не может держать тебя рабом.
Мускул дёрнулся под глазом вампира.
— Я вернусь за тобой. Как только излечусь, я вернусь, — пообещал он и шагнул назад спиной к лесу. И лишь когда Нола скрылась из виду, он развернулся и побежал.
Нола обернулась и встретилась лицом к лицу со своими сёстрами. Они выстроились полукругом вокруг неё и испепеляли её угрожающими взглядами.
— Ты освободила моего раба, — рявкнула Амелия, и кое-кто из воительниц засвистел и зашипел на Нолу.
Она всегда была кем-то вроде белой вороны в племени, так что не удивилась столь холодному отношению.
— Он не твой, но да, — гордо ответила она, — я освободила его.
Из рядов амазонок выступила хмурая Крейя и встала прямо перед Нолой.
— Я хочу, чтобы в следующие пять минут пять моих лучших вооружённых воинов отправились на охоту за вампиром, — тихо сказала она, и воительницы тут же беспрекословно повиновались, и лишь отзвуки удаляющихся шагов разносились по поляне.
— Что касается тебя, — продолжила королева, — ты знаешь, каково наказание за кражу раба у одной из сестёр?
— Да, — ответила Нола. Наказание было варварским. Провинившуюся били плетями так, что она умоляла богов о смерти. Нола подумала, что даже будь они способны прикоснуться к ней и проделать с ней подобное, она всё равно бы рискнула. Ради свободы Зейна можно было пожертвовать кожей на собственной спине. Это меньшее, что она могла бы для него сделать.
— Делайла вернулась и сказала нам, что ты всё ещё жива. Однако мы не прекращали беспокоиться о тебе. И что же я вижу теперь? Ты здесь, и ты выступаешь против нас. Почему ты так поступаешь? — спросила королева скорее с любопытством, чем с гневом.
— Вампир уже достаточно натерпелся от рук амазонок. Он такое же живое существо, как и мы, и у него есть чувства. Он смелый, неистовый, словно дикое лесное животное, и невероятно яростный.
И он вернётся за ней. Она ему верила.
Никогда прежде Нола не верила мужчине. Но Зейну верила. Наблюдая за ним на протяжении последних месяцев, она узнала, что он не из тех мужчин, которые бросают слова на ветер. Вампир ничего не говорил ради красного словца. О, да. Он вернётся.
Амазонка не знала, что они станут делать, когда окажутся вместе, но была уверена, что ей необходимо быть с ним рядом, видеть его лицо, слышать его голос. Она смирилась бы с любым проклятьем, лишь бы он был жив, здоров и с ней.
Крейя вздохнула.
— Твои слова не лишены смысла, но это не изменяет того, что ты сделала. Ты не просто освободила раба без разрешения, ты отпустила раба своей сестры. За это ты выйдешь на бой с Амелией. Она будет вооружена. Ты — нет. Затем, если выживешь, тебя высекут, как того велит обычай.
Королева протянула руку… и схватила Нолу за внезапно ставшее более чем материальным предплечье, увлекая девушку за собой в сторону арены для боя. Амелия последовала за ними по пятам. Нола шокировано охнула.
«Что?… Почему?… Как это возможно?…»
— На пощаду не надейся, — прорычала Амелия.
«Они могут ко мне прикоснуться. Значит, могут причинить мне вред», — с ужасом осознала Нола.
Будет ли она ещё в живых, когда вернётся Зейн?
Зейн добрался до цитадели вампиров и рухнул без чувств у ворот, исчерпав последние силы и окончательно истощённый полученными ранами. Из-за преследования он не мог задерживаться, чтобы поохотиться и добыть пропитание. Да и в том состоянии, в котором он находился, вампир вряд ли смог бы поймать хоть одно животное.
К счастью стражники узнали его, подняли и отнесли во дворец. Прикосновения чужих рук ему были неприятны, но он не стал сопротивляться. Он слишком спешил и знал, что так было нужно. К тому времени, когда они добрались до его личных покоев, вокруг уже поднялась невероятная суматоха, и его имя передавалось из уст в уста.
