Придя в конце концов к выводу, что дедушка Ленин был ох как прав насчёт раскулачивания всей этой капиталистической сволочи, Глеб внезапно остановился и растерянно огляделся. Только сейчас он обнаружил, что увлёкшись революционными идеями, где-то свернул не туда… вообще невесть куда свернул! И, похоже, напрочь заблудился в лабиринте ходов.
– Это я неудачно зашёл, – сообщил сам себе Глеб, нервно почёсывая в бородке и сравнивая маршрутную карту с окружающей его действительностью: действительность никак не совпадала с нарисованным… Вернее, совпадать-то она, конечно, совпадала, да, но на каком участке карты и в каком её направлении – понять было невозможно.
– Надо искать какой-нибудь приметный ориентир, – грамотно рассудил парень, – где тут у нас ориентиры? Нету? Ну, тогда пойду дальше, авось чего и найду. – Вытащив на всякий случай из-за пояса спринт-шокер, Глеб отправился куда глаза глядят. То есть вперёд.
Коридор вскоре разветвился и Глеб, заявив, что его дело правое и он всё равно победит, свернул направо – а какая, в сущности, разница, куда идти! Главное, не стоять на месте.
Сколько блуждал Глеб по коридорам, сказать было трудно: часы он принципиально не носил, уверенно считая, что вольным людям эта буржуинская цацка и нафиг не нужна – творческий человек живёт по своим временным законам! Подчиняясь только велениям души и зову желудка.
Кстати, о зове желудка: Глебу опять захотелось есть. Но более всего ему хотелось пить… А лучше всего – выпить! Пивка там, или водочки от стресса… Очень уж нервная работа у охранников, очень. То горшки с золотом, к которому не подступишься, то привидения всякие, то дурацкие лабиринты без указательных знаков, издевательство, честное слово! Но пока не найдётся нужный ориентир, о еде и питье лучше забыть – решил Глеб. Но отчего-то не забывалось…
Ориентир нашёлся внезапно, причём знатный ориентир, можно сказать – радостный. Свернув в очередной коридор, оказавшийся коротким тупиком, Глеб упёрся в железную дверь-решётку. Дверь была заперта на висячий амбарный замок; за решёткой, на высоком стеллаже, располагались самые разнообразные по форме и размерам бутылки. Зелёное стекло заманчиво поблескивало в свете настенных факелов, душевно напоминая собой обстановку винно-водочного магазина: Глеб едва слюной не поперхнулся, представив, какие замечательные напитки находятся перед ним, только руку протяни! Хотя, возможно, это были обычные микстуры от кашля или поноса.
Над дверью висела белая эмалированная табличка с плохо различимой в коридорном сумраке надписью; отступив на шаг, Глеб поднял спринт-шокер повыше и нажал на кнопку. Ярко-голубое свечение дубинки не хуже фонаря высветило чёрные, выполненные готическим шрифтом слова: «Carcer ad spiritum».
– Это по каковски-то написано? – озадачился Глеб, таращась на невразумительную надпись. – Английский, что ли? Ээ… какой-то «каркер», ад и спиритум… бредятина, ей-ей! Нет, чтобы по-русски… всё бы им, медикам-вредителям, над трудовым народом издеваться!… Эге, я понял: спиритум – это ж и впрямь спиртное! То, что надо, – обрадовался парень. – Поди, марочное, коллекционное, не зря же под замком! А то и вообще чистый спирт… Ну и Лепрекон Абрамович, ну и удружил! Молодец, – Глеб выключил спринт-шокер, сунул его за ремень. Потом, вдруг что-то сообразив, с новым интересом глянул на дверь-решётку, на карту, где имелась пиктограмма в виде той решётки, и хлопнул себя по лбу:
– Вот же он, ориентир! Ай да я, ай да каркер спиритум! Сейчас бутылочку прихвачу и на рабочее место, хватит дурака валять, пора и делом заняться. – Глеб прижался к решётке, протянул руку: увы, до заветного стеллажа не хватало всего ничего, сантиметров десять.
– Тю, блин, – в сердцах выругался Глеб, – облом какой! Что же делать-то? Дубинкой, что ль, в какую бутылку потыкать? Нет, упадёт и разобьётся, никакого с того проку… – он закручинился, но ненадолго: когда чего-то очень хочется, даже обезьяна может проявить недюжинную смекалку! Не говоря уже о творческом человеке, у которого душа требует выпить.
– Врёшь, не возьмешь! – прорычал Глеб, выдёргивая ремень из брючных петелек, – и не такие преграды брали! – он бросил спринт-шокер на пол, торопливо продел ремень в его же скобу-застёжку и, вновь прижавшись к решётке, не целясь – куда попадёт, туда и попадёт – накинул самодельное лассо на горлышко одной из бутылок. После чего крайне осторожно стал затягивать петлю. А уж затем рывком сдёрнул бутылку с полки, в полёте поймал её свободной рукой и, счастливый до невозможности, вытащил посудину через ячейку решётки.
– Так-то, – невесть перед кем похвалился Глеб, – знай наших, – устроив ремень на место, парень подхватил дубинку и скоренько отправился в обратный путь, крепко прижимая трофей к груди. Теперь, когда Глеб знал где он находится, никаких проблем с возвращением в зал аптеки не предвиделось. А что до всяких призраков и чертовщины, так какой же русский человек её убоится, коли у него с собой полный флакон выпивки и непреодолимое желание с той выпивкой разобраться! Тут, пожалуй, чертовщине самой надо бояться, прятаться и не шуметь… Во избежание всяческих неприятностей, так сказать.
Аптечное помещение встретило Глеба мёртвой тишиной: ничего здесь за время отсутствия мужественного охранника не изменилось. Всё тот же защитный полог, всё те же головы на стенах, прилавок с кассовым аппаратом и монитором – хозяин аптеки, к счастью, пока не вернулся, а то, небось, было бы крику, увидь он Глеба с добычей!
Повесив маршрутную карту на место, Глеб поставил бутылку на прилавок, вернул спринт-шокер в зажимы и, облегчённо переведя дух – фиг он больше на обход пойдёт, фиг! – пошёл искать стакан и какую-нибудь закуску. Сейчас он накатит по первой, расслабится, а после не торопясь, потихоньку, изучит содержимое чужого портмоне: из-за всей этой свалившейся на него внезапной охранной непонятности Глеб напрочь забыл о найденном… ну, почти найденном, кошельке.
Стакан нашёлся у рукомойника, за одним из шкафов, а закуской послужил надгрызенный чёрствый пряник, обнаруженный под прилавком. Больше ничего съестного в помещении не было, разве что какими микстурами и таблетками попользоваться…
С сомнением оглядев пряник, Глеб на всякий случай ополоснул его под краном и положил на прилавок, сушиться. А после, глотая слюну в предвкушении, взял бутылку и, поднатужившись, хоть и с трудом, но выдернул из неё далеко выступающую длинную пробку.
Пробка выскочила с оглушительным хлопком, не хуже чем из бутыли с тёплым, старательно взболтанным шампанским; из горлышка вырвалось дымное облачко и тут же растаяло. А сама бутылка вместе с пробкой рассыпались зелёным пеплом, который, впрочем, тоже немедленно исчез.
