Глава 2
Достоинства Свейна были очевидны с самого начала. Еще ребенком он был сильнее любого из мужчин и мог голыми руками свернуть шею молодому быку. Кроме того, он был горд и вспыльчив, и, когда его нрав брал над ним верх, с мальчиком трудно было сладить. Как-то раз он перебросил дерзкого слугу через стог сена. С тех пор, когда его, бывало, охватывал гнев, он уходил охотиться на троввов. Когда он был не старше тебя, он однажды вернулся домой с когтем тровва, застрявшим у него в бедре после сражения в полях. Тровв уволок его так глубоко, что у Свейна подмышки забились землей, однако же он успел ухватиться за древесный корень и держался всю ночь напролет, пока солнце не встало над Отрогом. Тогда сила тровва иссякла, и Свейн сумел вырваться на свободу. Он нашел коготь у себя в ноге, когда вернулся домой.
— Повезло мне, — сказал он тогда. — Это был молодой тровв, не вошедший еще в полную силу.
Нет, я не знаю, где теперь этот коготь. Ты задаешь слишком много вопросов.
В четырнадцать лет Халли оставался все таким же приземистым, широкоплечим и кривоногим. Через два года ему предстояло вступить в пору зрелости, однако же он был почти вдвое ниже своего брата Лейва, а головой до плеча Гудню мог достать, только привстав на цыпочки.
Зато он, на свое счастье, отличался крепким здоровьем. Не брала его ни черная трясучка, ни свиная лихорадка, ни пятнистая мокрянка, ни дюжина других местных болезней, которыми страдали только в верхней долине. Помимо завидного здоровья отличался Халли также живостью духа, которая проявлялась во всех его мыслях и действиях и которой было явно тесно в строгих рамках повседневной рутины.
Большинство Свейновых людей были молчаливы и терпеливы, закалены снаружи и изнутри суровым горным климатом. Их жизнь подчинялась неспешным и размеренным ритмам домашних и полевых работ: они ходили за скотом, растили урожаи и занимались ремеслами точно так же, как их родители. Арнкель и Астрид, невзирая на свой статус, не делали исключения ни для себя, ни для своих детей и трудились наравне с прочими, однако все знали, что Халли не особо стремится следовать их примеру.
— Кто-нибудь сегодня видел Халли? — проворчал Арнкель, когда люди, потные и засыпанные соломенной трухой, собрались во дворе в конце дня, чтобы пропустить по кружечке пива. — Со мной он в поле не работал!
— Со мной тоже, — откликнулся Лейв. — Он вроде должен был помогать женщинам грести сено.
В середину мощеного двора вышел вперевалку Болли-пекарь.
— Я вам скажу, где он был! Тут он был, в усадьбе, воровал у меня овсяные лепешки!
— Ты его застал за этим?
— Я его, считай, своими глазами видел! Тружусь я у печки и слышу за дверью жуткий вой. Выбегаю наружу и вижу, что кто-то подвесил кота за хвост к дверной задвижке — я немало повозился, пока отцепил веревку! Возвращаюсь в пекарню, и что же? В окне торчит крюк, приделанный к жерди, а на крюке — пять отличнейших лепешек! Я бегом к окну — поздно! Прохвоста и след простыл!
Арнкель нахмурился.
— А ты уверен, что это был Халли?
— А то кто же!
Люди устало загудели, выражая согласие.
— И весь год одно и то же! — добавил Грим-кузнец. — Баловство, воровство, забавы за чужой счет! Выходка за выходкой, точно бес в него вселился.
Унн-кожевница кивнула.
— У меня он украл козу и привязал ее между утесов! Помните? Сказал, будто хочет подманить волка!
— А ловушки, которые он понаставил в саду? — добавил Лейв. — Беса, мол, поймать хотел! А кого он поймал вместо беса? Меня! Ноги до сих пор болят!
— А кто чертополоха понатыкал в дыру нужника?
— А кто мои чулки повесил на флагшток?
— Наказывай его, не наказывай — все как об стенку горох! Ничего не боится!
Бродир, брат Арнкеля, слушал все это молча. Потом поставил кружку и вытер рукой свою лохматую бороду.
— Вы относитесь к этому чересчур уж серьезно, — сказал он. — Так ли уж много от него вреда? Мальчишка фантазер, ему скучно — только и всего. Ему хочется приключений, чтобы как-то разнообразить свою жизнь.
— Ну, разнообразить ему жизнь я могу, — пообещал Арнкель, выразительно похлопывая по ладони вожжами. — Найдите кто-нибудь Халли и приведите его ко мне.
Но, невзирая на регулярные порки, жалобы на Халли не прекращались все лето. С горя Арнкель поручил сына личным заботам Эйольва, старшего слуги Дома.
Однажды вечером, когда Катла натягивала на Халли ночную рубаху, его вызвали в чертог. Его отец только что покончил с разбирательствами на сегодня и отдыхал на Сиденье Закона, помахивая вожжами. Халли уставился на вожжи, потом на Эйольва, стоявшего рядом с возвышением. Эйольв злорадно ухмыльнулся.
— Халли, — веско сказал Арнкель, — Эйольв вызывает тебя на суд по поводу твоего сегодняшнего поведения.
Халли уныло огляделся по сторонам. В чертоге никого не было; золотые солнечные лучи проникали в западное окно, озаряя сокровища героя. Огня не разводили, и оттого становилось зябко. Сиденье рядом с отцом пустовало.
— Если это суд, отчего тогда матушки нет?
Арнкель помрачнел.
— С этим делом я сумею разобраться и без ее помощи. Чтобы оценить твои поступки, досконального знания Закона не потребуется. Что ж, Эйольв, я готов выслушать твои обвинения!
Старший слуга был почти так же стар, как Катла. Он сутулился, лицо его походило на обтянутый кожей череп; на Халли он смотрел без особой приязни.
— Великий Арнкель! По твоей просьбе я взялся приучать Халли к добросовестному труду. Он чистил нужники, помойные ямы, мыл дубильные чаны. В течение трех дней он всячески увиливал от работы, досаждая мне своей дерзостью. И вот наконец сегодня, когда я отвел его выгребать навоз из конюшни, он удрал от меня и спрятался в доме для слуг. Когда я последовал за ним, мне встретилось множество ловушек. Я споткнулся о натянутую проволоку, растянулся на камнях, намазанных маслом, перепугался до полусмерти, увидев за углом изготовленное им привидение, и наконец, когда я вернулся в свою каморку, меня с головы до ног окатило помоями из ведра, установленного на двери! Я вынужден был выбежать на улицу и несколько раз с головой окунуться в лошадиную колоду, причем все присутствующие надо мной потешались! Наконец я посмотрел наверх — и что же вижу? Халли сидит и ухмыляется мне с крыши Гримовой кузни! Он заявил, что следит за хребтом, не появились ли троввы!
Произнеся последнее слово, Эйольв тщательно осенил себя со всех сторон охранительными знаками. Халли, который слушал все это, напустив на себя безразличный вид, внезапно проявил интерес.